Тю! - Михаил Шабашов

– И шо? – заинтересовалась мама, не выдержав остановки сюжета.

– Под поезд попав! – хлопнула ладошкой об стол т. Мария. – Ось тебе и кофэ твое!!!

Тетя Галя

Это двоюродная сестра матушки. Живет в Донецке, в своем доме. Изредка мы с мамой ездили к ней в гости. Чаще сестры переписывались.

Жизнь тети Гали была большой плитой, на которой все время кипел чан суеты. Она говорила: «У меня есть муж, дочь и зять. Каждый сам по себе. А я – жена, мать и теща в одном лице. Им всем от меня одной что-то надо. Ни черта не успеваю…».

Отдушиной ее беспросветной маяты служили цветы, куры, кошка и собака, которые были всегда. Когда появился внук, он пополнил этот светлый список.

Одно дело – нудно жаловаться, что все плохо, и совсем другое – легко констатировать происходящее. Мол, вот так живем, по-другому не можем. Именно так относилась к своей судьбе и т. Галя.

Письма писала она без абзацев. Поток мыслей невероятной амплитуды шел сплошным текстом. Жалею, что не сохранял ее эпистоляриев. Остались только фрагменты, по какому-то наитию переписанные мной:

«Виктора видела. Пьяненький. Конвертов у меня много и наштампованных. А теперь надо еще марки клеить. Ты приезжай. Теперь ничего везти не надо, с пустыми руками в электричку – и все. Куры у нас старые, несутся плохо. А отсюда мы тебя посадим…»

«О ценах вообще говорить не хочется. От этих цен ум убывает…»

«Приезжали Мира и Вася. Мира потолстела, у Васи болят ноги. Собака у нас. Большая сука. Пока я смотрю телевизор (ты ж знаешь, как я его смотрю – сплю под ним), она лезет в мою постель. Тюленская, врач по нашей улице, взялась докармливать старуху. Та ей дом отписала. Да быстренько и докормила – сегодня умерла, завтра похоронили… Ты ж знаешь, какие у нас высокие потолки. Полезла я белить их на кухне. На стол поставила табуретку, на нее – маленький стульчик. И то еле доставала. И чего-то дернуло меня потянуться к какому-то пятну… Мухи, сволочи. У вас много мух? У нас много. И сверзлась я с той пирамиды. Ой, Женя, я летела так долго… Лечу и думаю – скорее бы упасть…»

«Отмечали нашу золотую свадьбу. Как там твой Гриша? Зять купил водки. Я деду сказала – возьмешь хлеба, селедку и арбуз. Он в ответ – на х… это надо? У нас этого слова никто, никогда не произносил!!! А я и не знала, что ОН существует!!! Кричали „горько“. Но дед целоваться не пожелал. Так я взяла его за уши и чмокнула, шоб он всрався. Зять тоже водку уважает. А с дедом ссорится. Чуть ли не до драки. А я как пожарник между ними…»

Один существенный факт: она была почти глухая. В детстве ее лечили от какой-то жуткой болезни и давали пить хинин, кажется… Выжила. Но лекарство дало страшное осложнение – глухоту. На всю жизнь. Поэтому никогда не работала. Только торговала цветами. С растениями у нее был самый настоящий роман. Любовь была взаимной – розы, гладиолусы и другая красота у т. Гали вырывались из стандартов роскошества и всегда быстро раскупались. Продавала их она в центре города, куда добиралась на трамвае.

Одно время у т. Гали была сиамская кошка, которая утром провожала свою кормилицу на остановку (метров 500 пути), а вечером, поражая своей загадочной чувствительностью, топала встречать именно в то время, когда хозяйка возвращалась…

Домашнее хозяйство т. Галя ведет, как письма пишет – все дела окучивает одновременно. Перемыв половину посуды, пойдет кормить живность, потом начинает копаться на грядках. Затем примется готовить еду, отчего грязной посуды только добавляется. Словом, «колотилась» с утра до ночи. Посуду домывала, зачастую, заполночь. Но при этом хронический бардак каким-то чудом выглядел …гармонией. За один борщ т. Гале можно было простить все, что угодно.

…Из-за ее глухоты все домашние вынуждены переходить на повышенные тона. Когда я впервые приехал с мамой туда в гости, то подумал, что они все время ругаются… И только матушка говорила с ней обычным голосом, и сестра все прекрасно слышала!

– Ма-ам, как это вам удается? – поражался я.

Та глухие ж читают по губам. Надо только четко

выговаривать, та и все! – легко пояснила она.

Мои попытки последовать этому ни к чему не привели. Да что там я – дядя Гриша, муж т. Гали, за долгую совместную жизнь научился артикулировать, как ведущий логопед. Однако громкость все равно включал…

Я же думаю, что причина в душевной близости сестер, на которую отзывались мембраны слышимости т. Гали, недоступные никаким другим собеседникам…

Говорит мама

Меня, студента, она частенько предупреждала:

– Ты ж там сильно по ресторанам-то не ходи. А то потом будешь голодать, дистрофиком станешь – все болезни начнут приставать…

Поужинали. Батя берет конфету к чаю, пытается ее раскусить, но не получается. Матушка: «Та брось в чай, там растает, або другую возьми, шо ты мучаешься?!»

Что-то дожевывая, я невнятно произношу:

– Шлоны, кода шточат жубы, уирают.

Отец, соображая, что я сказал, спрашивает сразу маму, будто я – безответное радио:

– Что он сказал?

Махнув рукой, она переводит:

– Та вин каже, шо слоны, когда сточат зубы, играют…

Я поперхнулся от зарождающегося хохота:

– Да не играют, а умирают!

Смеемся вместе с мамой. Она сквозь смех:

– Та я ж и думаю – в чего ж они могут играть? Без

зубов-то?!..

Получили телепрограмму на будущую неделю. Мама взялась отмечать интересные передачи. Все мыльные оперы подчеркнула, что-то еще. Потом прочитала что-то такое, что воскликнула:

– О-го!

– Что там такое? – удивился я.

– Ото да, стара яка!

– Кто?!

– Та ось тут написали: «Жан Марэ. Мне 80 с половиной лет». Ото стара яка!

– Так это французская кинозвезда.

– Та я знаю, шо звезда, – с видом киноведа отмахнулась матушка. – Так стара яка!!!

– И это мужчина…

– М-да? Ой, ну старый якый…

Увидела в телепрограмме какой-то фильм Кончаловского.

– А хто це? – спрашивает.

Я объяснил, что это брат Никиты и сын Сергея Михалковых, что тоже кинорежиссер, только снимает фильмы в Америке. Что очень похож на Никиту, а по голосу они все как-то одинаковы… Она махнула рукой:

– А-а… Та знаю я прекрасно того Михалкова…

В эпоху суверенизации Украины, когда стали отключать свет, по радио услышали рекламу каких-то новых люстр, кажется: «Багато пройдэно шляхив людством для того, щоб було свитло!» (Много пройдено дорог человечеством для того, чтоб был свет!)

– Ага. Зато теперь хоть в темноте сиди! – тут же отреагировала матушка…

Когда Украина обзавелась своим «незалежным» телевидением, матушка поясняла новую структуру программы «Время»:

– Сначала говорят, шо у нас ото творится, потом – шо у вас, но без физкультуры. Бо она тоже только наша…

– Як ты часто пьешь кофэ свое! – сокрушалась матушка.

– Ма-а-а-ма, – огорчался я, – надо говорить не «кофэ», а «кофе». И не оно, а он. Кофе мужского рода!

– Да? Ну ладно. Так все равно ж ты пьешь его много!

Дня два я поправлял мамино «кофэ». Утром третьего дня после завтрака:

– Ну а теперь будем пить хто шо хочет. Миша, наверное, свое кофэ, да?

– Ма-а-а-а-ма!

– КофЕ-кофЕ-кофЕ-кофЕ! – улыбаясь, скороговоркой исправилась матушка.

В каждый мой приезд матушка стояла у плиты, как сталевар – варила, жарила, парила всякие вкусности. Потом обставляла стол тарелками, кастрюльками, сковородками.

Зачастую по вечерам я ходил в гости к Татьяне. У нее тоже – борщ, котлеты, рыба и т. п.

Как-то, накрывая на стол, мама произнесла:

– Оце ты сейчас покушаешь борщечку, потом – гречневу кашку – ой вкусная ж! – с отбивными, потом погуляешь – я сырники пожарю. Со сметанкой чи с чем ты захочешь. А после тебе надо будет БЫСТРО проголодаться – к Татьяне ж пойдешь…

– Галя письмо прислала. Обижается, шо дочка на

нее голос повышает… Та сейчас такая жизнь настала, шо сам на себя будешь голос повышать…

В программе «Время» показывали Павла Грачева, бывшего тогда еще министром обороны. Он «лепил горбатого» по поводу применения какой-то бомбы (чуть ли не атомной) в Чечне.

– От дурко! – всплеснула руками мама, – он хоть соображает, шо говорит?! Та бомба як хгахнет – будет знать!!!

Мама все время думала, что она толстая. Хотя на самом деле ее можно было с большой натяжкой назвать «полненькой». Если видела действительно толстую тетку, то говорила: «Оце да. Ну, я ж-то не такая, правда?» Ходила мама «уточкой», в перевалочку, потому что ноги болели. Отправляясь за покупками, брала «кравчучку» – сумку на колесиках. Рано утром уходила на рынок. Возвращалась, когда я уже просыпался… Однажды приходит и говорит:

– БЕГУ я на базар. Дывлюсь – две старухи тоже БЕГУТ…

В одно лето в гости приехали я, брат с женой и дочкой. Матушка купила две буханки хлеба. И прокомментировала:

Народу у нас теперь багато. Поэтому я буду ВСЁ по две буханки брать!