Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Да, здорово было, – послышались мальчишечьи голоса.

– Мы же не враги советскому народу и власти, мы же просто хотим справедливости! – поднял голос до патриотических ноток милиционер. – Так?

– Так! – дружно поддержали его подростки.

– Почему коммунисты, начальство и торгаши должны в голодном городе с жиру беситься, а старики, женщины и дети голодать? – кидал все более распаляющие ребят лозунги милиционер.

– Да я не против людей подкормить, – нахмурился Кощей, реагируя на настроение шайки, – просто есть еще неопытные пацаны.

– Вот сегодня как раз крещение и получат. – Обведя всех взглядом, дядя Коля задержался на Валерке и Вячеславе. – С новенькими я пойду, подстрахую.

На том и постановили. Дядя Коля ненадолго ушел, а когда через полчаса вернулся, был уже в штатской одежде. Он выдал ребятам холщовые мешки для хлеба, малолетняя шайка разбилась на три группы по три-четыре человека. В группу дяди Коли, кроме Славки и Валерки, попал еще проштрафившийся Муха. Общий сбор после операции объявили в подвале закрытого кинотеатра, куда вел замаскированный лаз и ключи от которого были только у дяди Коли. Как пояснил Муха, промежуточный сбор нужен для того, чтобы проверить, все ли удачно. В противном случае, если хоть одного из членов подростковой банды задержали, хата была бы уже паленая. Кроме того, именно в подвале кинотеатра был общак – там хранились украденные продукты.

– Прорвемся, пацаны, – успокаивал идущих впервые на дело ребят дядя Коля, – тактика работает на сто процентов. Набег совершаем примерно в одно время. Пока милиция едет по одному вызову, происходит набег в другом месте. Они туда, а оказывается, что в третьем то же самое. В общем, они нигде не поспевают, и наряды милиции мы просто водим за нос.

– А если милиция рядом случайно окажется? – поинтересовался Вячеслав.

– Значит, беги быстрее, а попался – молчи, своих не выдавай.

– Если выдашь, то недели в Крестах не протянешь, – добавил, встряв в разговор Муха, всем своим избитым видом являя собой красноречивое подтверждение сказанному. – Замочат в тюрьме стукача в два счета.

– Как несовершеннолетние вы получите «червонец» за грабеж, – продолжал подготовку лейтенант милиции, – а своих сдадите, блатные вам в любом месте заточку под ребра, как хряку, вгонят.

– Если попадешься, нужно говорить: «Шел мимо, смотрю, пацаны незнакомые хлеб с лотков таскают, ну и я, по голодухе, не удержался, прихватил, чтобы поесть», – поделился опытом Муха, видимо, уже наизусть заучивший этот инструктаж.

– Лучше не попадаться, – вырвалось у Вячеслава, который представил встречу с отцом в случае своего задержания.

За разговором они подошли к булочной, у которой гигантским змеем вилась нескончаемая очередь в ожидании подвоза хлеба. Те, кто находился у самого входа, отличались от стоявших в конце суетливым возбуждением. Чем дальше от начала очереди, тем больше сомнений и озабоченности читалось на лицах.

– Я буду от вас шагах в пятидесяти, – добавил дядя Коля. – Ты, Муха, подбежишь первым и опрокинешь лотки с хлебом. Вы набирайте хлеб в мешки. Если тетки попытаются вас задержать, валите их с ног, иначе можете попасться.

Вячеслав внимательно слушал инструкции, все более приходя в ужас от понимания, что ему придется участвовать в грабеже.

– Вон они, – увидел Муха первым показавшихся на расстоянии квартала двух женщин в шерстяных платках и телогрейках, толкающих большие сани, на которые в несколько рядов были нагружены лотки с черным хлебом.

Несмотря на то что до женщин было еще далеко, все увидели, что они полностью измотаны нелегкой работой и передвигают санки с большим трудом. Охранника с карабином с ними не было. Зато рядом, словно тени, шли две женщины и пожилой мужчина – наверное, гонцы из очереди, теперь и сопровождавшие драгоценный груз. Помочь женщинам везти хлеб они не могли – было запрещено инструкцией.

Ребята неуверенно переглянулись – присутствие этих троих осложняло задачу. Но дядя Коля вел себя так, словно все идет по плану. Приблизившись к хлебным саням, Муха разбежался и, упершись сбоку в лоточный штабель, опрокинул его на землю. Мартовская солнечная погода растопила снег, и несколько буханок хлеба упали в первые весенние лужицы. Раздался хор испуганных голосов. Все замерли, словно не веря в произошедшее.

– Ты что творишь, засранец? – больше от удивления, чем от ярости, выкрикнула одна из перевозчиц.

– Милиция! – заголосили сопровождавшие хлеб граждане, а пожилой мужчина как-то нерешительно направился в сторону Мухи.

– А ну-ка стой, босяк малолетний! – попытался он дотянуться до Мухи.

Неуловимым движением Муха махнул перед его лицом лезвием перочинного ножика, оставив на лице неглубокий порез. Мужчина провел по лицу рукой и, обнаружив кровь, медленно осел на землю, словно пытаясь сберечь силы для выживания.

– Ой, человека убивают! – простуженно просипела перевозчица.

– Чего стоите, фраера? – прикрикнул на ребят Муха, и Валерка со Славкой, словно очнувшись от гипноза, выхватили из-за пазухи мешки, стали собирать в него рассыпанный хлеб.

– Грабят! – закричали женщины.

Перевозчицы, опомнившись, бросились на ребят, пытаясь то ли отобрать хлеб, то ли задержать несовершеннолетних преступников.

– Пошла вон, зараза, порежу! – закричал Валерка, угрожающе запуская руку в карман.

Вторая перевозчица вцепилась в буханку, которую Вячеслав собрался засунуть в мешок. Так они и тянули ее каждый на себя.

– Не надо, сынок, тебя же расстреляют, – хриплым голосом уговаривала она Славку, – перетерпи, не трогай хлебушек.

Буханка разломилась, и женщина со своей половиной потеряла равновесие и рухнула на снег.

– Да на, подавись! – Славка, плохо понимая происходящее, но разозлившись на тетку, которая разорвала хлеб, кинул в нее оставшейся половинкой.

Как-то незаметно к месту событий стали собираться блокадники.

– Граждане, помогите, задержите шпану! – призывали перевозчицы.

– У них ножи, одного уж порезали, – указал кто-то на пострадавшего.

Вячеслав продолжал набивать мешок, но, почувствовав опасность, незаметно огляделся. Народу собралось уже человек пятнадцать. В основном старики, женщины и малолетние дети.

– А, где наша не пропадала… – услышал Петраков-младший голос дяди Коли. А тот прошел сквозь кольцо людей и, подняв с земли буханку, отщипнул от нее, засунул кусок в рот и стал аппетитно жевать.

Толпа моментально впилась взглядами в его жующий рот. По ней прошло волнение.

– Я же не краду! Вот талон оставлю… – Милиционер достал из кошелька заранее вырезанные талоны на хлеб, затем, послюнявив, прилепил их на внешнюю сторону лотка. – За две недели неотоваренные и возьму.

Когда он сунул в свой вещмешок две буханки, его поступок послужил сигналом к действию, и толпа, словно обезумев, стала вырывать из хлебных карточек неиспользованные талоны, наклеивать их на лоток и набирать себе хлеб. Причем явно брали хлеба намного больше, чем оставляли талонов. Перевозчица, все пытавшаяся соединить две половинки буханки в одно целое, не выдержав такого зрелища, стала поочередно вгрызаться в каждую из них, обильно поливая солеными слезами, которые неудержимо катились по ее щекам. Мужчина, попытавшийся остановить Муху, подхваченный общим настроением и чувством смертельного голода, так же не выдержав, вонзил свои зубы в буханку замерзшего хлеба и попытался откусить от нее большой кусок. Замерзшая буханка не поддавалась, и, захлебываясь от слюны, мужчина рванул хлебом словно гвоздодером, оставляя в заиндевевшей буханке свои последние зубы. Начатое подростками дело завершала толпа. Вскоре люди перестали пытаться придать своим поступкам видимость законности, брали хлеб без талонов.

В квартале от сутолоки раздался милицейский свисток, и часть толпы, как стая птиц, бросилась врассыпную. Правда, другую, похоже, ничто на свете, даже авианалет и бомбежка, не заставило бы сейчас уйти с этого места. Она пребывала как бы в другом пространственном измерении, где чувства опасности просто не существовало.

– Уходим! – скомандовал дядя Коля, и его группа прошмыгнула в проходные дворы.

Наконец наступил день, когда взвод Ивана Зарецкого стал готовиться в караул. Взводный, молодой, необстрелянный младший лейтенант, впервые шедший на выполнение боевого задания, был сильно возбужден. После получения от комбата приказа он собрал подчиненный ему личный состав и выступил с пламенной комсомольской речью. Цыган в это время успел перешепнуться с Мазутом, подтвердив, что переход к немцам они осуществят сегодня. Затем командир взвода созвал командиров отделений, среди которых был недавно назначенный на эту должность Мышкин.

– Пять постов по два человека в три смены, – определил младший лейтенант Скворцов порядок несения караульной службы своим сержантам.