Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

19 декабря

Нынче в Киеве, бродя по выставке, я случайно натолкнулась на экспонаты сельскохозяйственной школы Кресто-Воздвиженского трудового братства в Черниговской губ., Глуховского уезда, учрежденной Н.Н. Неплюевым. На столе лежали карты, отчеты и книги с историей школы. Я так и вздрогнула, развернув одну из них. Мне показалось, что я нашла свою мечту осуществившейся в действительности. Н.Н. Неплюев, аристократ-помещик, покинул, будучи еще молодым человеком, свой дипломатический пост в Мюнхене в 80-х годах, озаренный внезапно убеждением, что вся его жизнь резко расходится с Евангельским учением. И он постарался устроить и ее, и эту школу по заповеди: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». По этой заповеди он начал воспитывать своих учеников, не насилуя их воли: в устроенные им «братские кружки» вступали добровольно, и бывали случаи, что ученики кончали курс, не участвуя ни в старшем, ни в младшем кружке.

Выставка закрывалась; наступавшие сумерки не дали мне возможности прочесть всю книгу, и я ушла домой; более узнать о ней мне не пришлось. Только осенью, в «Новом времени», я прочла коротенькую выдержку, кажется, из журнала «Неделя» об этой школе и легкомысленную заметку газеты: «Да, есть же счастливые люди на свете», или что-то в этом роде; более серьезного отношения газеты, которая каждое Рождество и Пасху трогательно говорит о любви к ближнему в передовицах, выдержка, очевидно, не заслуживала. С тех пор у меня не выходит из головы мысль об этой школе. Надо узнать о ней побольше, но как? откуда узнать адрес? откуда узнать название имения?

20 декабря

Вчера у меня был С-ч, сын профессора, очень милый юноша; но мне как-то неприятно сознавать, что я произвожу на него ложное впечатление: он считает меня за человека энергичного, тогда как я вся еще нахожусь под впечатлением упрека, брошенного мне вскользь почти незнакомым студентом. Когда он узнал, что между гимназией и курсами я 4 года не могла добиться позволения у мамы поступить на курсы, он сказал мне небрежно: «Значит, у вас было мало энергии»… Как ножом по сердцу резнули меня эти слова. Ведь он был прав! Дома, летом, я перечитала мой дневник за то время и на каждом шагу наталкивалась на собственную слабость, несчастие. С тех пор, как я пережила борьбу с препятствием поступления на курсы, – я точно преобразилась… Но сознание своей прошлой дряблости и заставляет меня стыдиться, когда иногда моя живая речь или жест заставляет других судить обо мне лучше, нежели я на самом деле есть. Потому что я считаю энергию настолько хорошим качеством, что не осмелюсь приписать ее себе.

21 декабря

Знакомлюсь с больными. У большинства страдания интереснее их самих или же совершенно заслоняют личность, потому что она так обыкновенна, что ничего не стоит заменить ее.

Один из лежащих в отдельной палате – директор правления конторы Государственного банка в Одессе – молодой человек 29 лет, бывший лицеист, казался мне сначала более интересным по своему содержанию. Но мое разочарование началось с того, как я заметила, что он находится под башмаком своей ревнивой жены, которая, пока я не выезжала – навещала меня ежедневно, а потом ни разу не пригласила к себе, тщательно затворяя двери палаты, когда видела меня в столовой. Это бы еще ничего; беда в том, что он оказался с шаблонными взглядами на жизнь и женщину, на отношения мужчин и женщин, – и это я простила бы, но, сверх всего этого, такое же шаблонное отношение к религии – я не могу перенести хладнокровно. Видеть образок, висящий на кровати, и скабрезные французские журналы на столе – тягостно для меня. Вот пример абсурда официальной религиозности, которою заражено наше общество. И из всех его слов так и сквозит полное непонимание нездоровости таких взглядов и вредности такой «золотой середины», которой он держится и которая покорно убаюкивает нас на мягкой перине «обыденной жизни»… Если хочешь спокойного сна на ней – лежи посередине; передвинешься в сторону – уж неловко, а еще – тогда уж упадешь и проснешься.

Я мало знаю людей, но если мне придется жить среди таких, то я уйду от них, уйду куда бы то ни было, уйду из России, – я не в состоянии мириться с такой ужасающей пошлостью… Если бы я обладала талантом Грановского, страстностью же Белинского – я бы пошла на кафедру и стала бы «учителем жизни»… Но я – человек обыкновенный, да еще мои способности подкошены нервами – мне остается одно: бороться по мере силы одной, а затем в случае – уйти, но не сдаться!!

Новый человек я, и моя обновленная жизнь требует иных людей…

В голове моей слагается смелый план – воскресить давно умершую христианскую общину первых веков, провести среди современного испорченного эгоизмом общества эту великую, вечно живую идею; осуществляя ее на деле – основать для начала монастырь, но своеобразный, девизом которого служили бы слова: «Иже хощешь по Мне ити, да отвержется себе, да крест свой, и по Мне грядет»… – и провести это самоотвержение во всей цельности, применяя при этом все, что могла выработать цивилизация на пользу человека, отвергая как ненужное всю ее мишуру. А потом воспитать в этом монастыре поколение, безразлично – мужское и женское, и тогда, быть может, – в этом поколении, благодаря воспитанию и осуществится жизненный идеал Христа…

В 7½ часов скончалась Григорьева. От больных, конечно, скрыли.

24 декабря, 10 ч. в.

Вот где пришлось проводить мне нынче Рождественскую ночь!

У детишек – Шуры, Жени в женской шестикроватной, у Шуры и Феди в мужской – елки; личики деток в белых халатах светятся радостью, а пестрые, разукрашенные елки придали белым палатам еще более семейный и праздничный вид.

Была сегодня за всенощной; и вся, следуя тому настроению по отношению к церкви, которое меня не покидает уже 2-й год, – я смотрела на лица молящихся. Это было удобно, так как кресла с больными ставятся у клироса, а посторонние посетители стояли в глубине церкви полукругом. Церковь была ярко, по-праздничному, освещена; видно было, как торжественность богослужения действовала на молящихся: все стояли вытянувшись; на всех лицах застыло строгое, внимательное выражение… Прекрасно пели мое любимое нотное «Слава в вышних Богу»… Сколько раз я ни слушала этот превосходный напев – он все более нравился мне: он точно медленно уносит куда-то вверх… звуки нежные, тихие… Какой композитор написал эту музыку? Поистине трудно написать и более возвышенную, поэтичную, и в то же время простую.

Я совсем замечталась.

– Господи, к Тебе прибегох! – эти слова раздаются, точно музыкальный