Избавление - Василий Соколов

Очевидцы этой драмы свидетельствуют, что насмерть перепуганный регент забрался в туалет. Здесь его отыскали новые хозяева в зеленых рубашках. Высокому правителю ничего не оставалось, как здесь же, сидя на унитазе, подписать заготовленный документ, удостоверяющий, что он слагает с себя полномочия регента в пользу главаря венгерских фашистов Салаши.

Самого Хорти и его семью почтительно, но под жесткой охраной эсэсовцев отправили специальным поездом в Баварию, чтобы затем переправить в Португалию. Он ехал, стараясь ни о чем не думать, ни о каких кошмарах, потешаясь в мыслях разве что петухом, который долбил и никак не мог осилить жестянку, и жалел, что не взял его с собою.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

На войне сплошь и рядом приходится одерживать верх тяжкой силой, брать противника на истощение, на измор, самому умыться кровью, прежде чем добьешься победы. В непреложности этой истины убеждает Будапештская битва, длившаяся утомительно долго для обеих сторон - в зимнюю стужу и весеннюю слякоть - изморная и кровопролитная.

Будапешт громадно раскинулся по Дунаю, река делит его надвое - на Буду и Пешт. Обе части соединяются друг с другом мостами. Дунай здесь игрив, выметывает длинную косу, и, словно не довольствуясь созданными мостами с ажурной вязью пролетов, мадьяры разбили вдоль этой косы парк и назвали островом Маргит. И когда Малиновский и Толбухин, оба теперь уже маршалы, встретились на командном пункте, вынесенном на берег Дуная, и начали рассматривать найденные в пустующем особняке фотоснимки с довоенными видами мостов и самого Будапешта, Родион Яковлевич Малиновский, по натуре чувствительный, восхитился:

- Эх, гульнуть бы сейчас здесь!.. Кажется, ресторан вон там наплавной. Федор, смотри, да на этом острове Маргит под сенью деревьев плавательный бассейн, площадка для танцев... Ну и веселье зададим!..

- Зададим, - саркастически протянул неразговорчивый Федор Иванович Толбухин. - Не пустят нас без выстрела, превратят город в крепость, загородятся навалом из камней, разрушат.

- Разрушат? - удивился Малиновский, все еще пребывая в хорошем настроении. - Разрушить эти мосты? Этот дворец, хоть и называется королевским? Здание парламента? Смотри, какая архитектура, и как чудесно задумано: парламент возвышается на одном берегу, а почти напротив королевский дворец. Как можно все это разрушить?

- Варвары ни с чем не посчитаются, - буркнул Толбухин, пожевал губами и, насупясь, поглядел за окно.

Стекла слезились. По ним хлопали мокрые липкие снежинки.

- Найдутся платные писаки, чтобы на нас с тобой свалить вину, заговорил Малиновский. - А в сущности, ради чего мы здесь? Безвозмездно, без притязаний на всякие имения и земли вызволяем их же, мадьяр. Посмотри вот этот снимок... Не правда ли - какое чудное творение! Сидят сейчас в нем немецкие генералы и как его... Салаши-лакей... Взбадривают себя вином и скрипят зубами: "Не сдадим, будем до последнего солдата сражаться... Не пустим большевиков!"

- Не пустят по добру - ворвемся силой, - высказал Толбухин как вполне разумеющееся.

- Придется взламывать, - проговорил Малиновский. - Ты же читал агентурные донесения... И Гитлер, и его бронелобый, ставший опять начальником генштаба, Гудериан, и этот услужливый командующий Фриснер дали директиву войскам превратить Будапешт в крепость обороны, то бишь в кладбище... Ведь Гитлер грозится развалить город, если не будет вестись борьба за каждый дом...

- На такие директивы большого ума не требуется. Кстати, им и не жалко города. Чужое ведь, - заметил Малиновский, все еще перебирая фотоснимки и рассматривая виллы, дворцы, восхищаясь дивной красотой города. - Смотри, мост Маргит не только двухколейный, он имеет и специальные переходы, даже площадки для пеших... Вон женщина ребенка на коляске везет... А чуть ближе пацан с веревочки что-то обмакивает...

- Все мосты мира железной конструкции, надеюсь, имеют колеи для пеших переходов, - ответил Толбухин. - Гулять по ним одно удовольствие, а брать - не приведи господь.

- Бог нам не поможет, придется самим брать. Только я бы не советовал тебе к взрывчатке прибегать. Поосторожнее с ней... Все-таки эти мосты поднять на воздух проще пареной репы, а построить - ой-ой каких трудов потребует! - сказал Малиновский. - А то кончится война, захотим на старости лет побывать на местах боев, скажем, в этой же Венгрии, и нас не позовут в гости, как, мягко говоря, проказников, - рассмеялся он.

- Это будет зависеть, какое правительство сядет и какой строй учредят, - ответил Федор Иванович. - Прихвостень Салаши не удержится, свалится... Но другой может обрядиться в личину миролюбца, а за пазухой камень держать. Комедианты, они ведь умеют ловко пользоваться масками. Так что не надейся приезжать.

- Надеюсь, и очень крепко, - с твердостью в голосе проговорил Малиновский.

- Откуда такая уверенность?

- Верю, - ответил Малиновский. - Ты пока только на Балканах, в Югославии воевал и лишь одной ногой ступил в Венгрию, а я уже вдоль и поперек исколесил освобожденную венгерскую землю. И знаешь, чем она пахнет?

- Как и все земли...

- Э-э, нет, - возразил Родион Яковлевич. - Делят, делят... Сами выходят на поля с этими, как зовутся... саженями, только у них рулетки. Создают земельные комитеты, к нам, военным, стучатся. На днях приходит один, согнувшийся и костлявый, как сучок, весь в рванье, стучит себя в грудь и не просит, а требует: "Освободите нас целиком... Гоните этого Эстерхази, все имения его отберем и поделим... Зерно, зерно и солнце!.." он то рукою тычет в землю, то показывает на солнце, мол, сеять уже пора готовиться. А знаешь, сколько у этого владыки Эстергази земли? Сто тридцать тысяч гектаров. И это в стране трех миллионов нищих, как называют Венгрию.

- Успел и я побывать кое-где, нагляделся... Имеют лошадок, коров, виноградники, даже погреба с бочками вина собственного изготовления, сказал Толбухин.

- Федя, это тебя адъютанты попутали. Возят на постой и на огляд к состоятельным мадьярам, - рассмеялся Родион Яковлевич и посочувствовал: Ясно, берегут здоровье своего командующего. А ты сам сунься к крестьянам, без привоза...

Толбухин на колкое замечание не ответил, лишь подумал: "Здоровье всему голова. А его-то и нет". А Малиновский, желая сообщить что-то важное, продолжал свое:

- С ними, венграми, приходится и нам, военным, нередко играть в дипломатию. Как-то попросился ко мне один министр, - говорил, все более оживляясь, Малиновский, - этот министр из нового венгерского правительства, которое недавно создано в Дебрецене. Ну, потолковали мы о делах. Между прочим, подает мне министр проект декрета "О ликвидации системы крупного землевладения и наделении землей земледельческого народа", так и сказано: земледельческого... Запомнил? Просит, значит, чтобы я дополнения внес, коррективы свои. Нет, говорю, мое дело командовать, а это ваше внутреннее дело. Тогда зовет он часок посидеть с ними, рабочими депутатами. Ну, это можно, говорю... Встретились в отеле, на столе - брынза, перцы фаршированные, свежие, салаты зеленые, вина выдержанные... И откуда только все это взялось! Этот министр наполняет мне и себе полные стаканы и держит тост: "Вот, - говорит, - эгерское вино красного цвета является символом будущего нашей Венгрии..."