Птицелов - Юлия Остапенко

— Ты тоже.

Они снова умолкли. Потом Марвин хрипло спросил:

— Сколько он заплатил тебе?

— Не твоё дело! — бросила Рысь.

— Сколько? — Марвин крепче стиснул её волосы и услышал, как она скрипнула зубами от боли. — Я и так уже должен ему и хочу знать, на сколько вырос долг.

— Пошёл ты к Ледорубу!

— Ты же не веришь в Ледоруба, — зло улыбнулся Марвин.

— Пусти меня!

Он отпустил её волосы и, перехватив руки, которыми она колотила его в грудь, скрутил их и зажал между своим и её животом.

— Не зли меня. Ты в этом уже и так преуспела.

— Чем? Тем, что спасла тебе жизнь?!

— Я сказал, не зли меня, котёнок…

Она плюнула ему в лицо.

Какое-то время они в молчаливом остервенении катались по снегу, пока Рысь не оказалась под ним, скрученная так, что и шевельнуться не могла, только тихонько поскуливала от боли и злости. Марвин понял, что она плачет, и почему-то это потрясло его (что я такого сказал, тупо подумал он), но не заставило ослабить хватку.

— Сколько? — настойчиво повторил он, вжимая её лицом в снег. — Скажи, сколько, иначе не отпущу.

— Нисколько! — выдавила Рысь, давясь снегом и слезами. — Ничего! Он ничего мне не заплатил!

— Почему? Ты ему должна?

— Ничего я ему не должна! — закричала она, вывернувшись и отняв лицо от земли. Крик прозвучал неожиданно громко, и в нём было столько протеста, ненависти и муки, что Марвин чуть не отпустил её, подумав, что, если бы ему довелось прокричать эти слова, они звучали бы точно так же.

— Так зачем ты подчиняешься ему? Кто он тебе? Хозяин? Любовник?

— Отец! — выкрикнула Рысь. — Он мой отец!

Марвин отпустил её и сел в снег.

Рысь тоже села, кашляя и отплёвываясь. Она всё ещё плакала, скорее сердито, чем горестно, слёзы текли по щекам, размазывая грязь. Рысь пальцами прочистила рот, снова сплюнула, потом посмотрела на Марвина и сказала:

— Как же я тебя ненавижу.

Она поползла на четвереньках к тому месту, где был костёр, и стала шарить вокруг него, будто что-то искала. Мёртвое тело наёмника мешало ей, и она зло отпихнула его в сторону.

— Отец? — повторил Марвин. — Как это может быть?

Рысь замерла, потом бросила на него взгляд через плечо. Она всё ещё стояла на четвереньках, её глаза бешено сверкали из-под взлохмаченных волос, и сейчас она, пожалуй, действительно походила на хищного зверя… вернее, зверька. Маленького и злобного. Хорёк, куница — но никак не рысь. Ей лютости не хватало для рыси. Настоящая рысь убила бы его при первой возможности. Ещё там, у озера.

— Уж как есть, — устало ответила она.

Рядом взволнованно заржала Ольвен. Марвин совсем забыл о ней. Шатко поднявшись, он, как мог, успокоил кобылу. Потом, ни на что толком не надеясь, полез в седельную суму и — о чудо! — фляжка была именно там.

«А письмо? — вдруг вспомнил он. — Куда я дел письмо Лукаса к Рыси? Выронил в снег, а может, и в костёр…

Ну и хрен с ним».

— На, выпей, — сказал Марвин, протягивая Рыси флягу.

Та неуклюже поднялась, держа в руках свой короткий меч, сунула его в ножны, взяла флягу и выпила всё до капли. Марвин смотрел, как она пила, и, принимая пустую флягу, всё так же не отрывал от неё взгляда.

Дочь Лукаса.

Теперь он сам не понимал, почему не подумал об этом раньше. Его дочь. У неё были его черты лица — нос, скулы, подбородок. И волосы тоже чёрные. Но мало ли в Хандл-Тере черноволосых? К тому же она была курчавой, а у Лукаса волосы прямые. И ещё глаза. Да, главное, почему Марвин не догадался раньше — эти глаза. Они у неё были совсем не такие, как у отца. Тёмные, с глубоким мягким взглядом — не глаза рыси, нет. Глаза рыси были у Лукаса. И она, должно быть, прекрасно это понимала.

Наверное, подумал Марвин, она очень любит своего отца.

— Я всё выпила, — сказала Рысь. Она успокоилась, её голос звучал ровно и немножко виновато. Повинуясь нежданному порыву, Марвин провёл ладонью по её щеке, вытирая, а точнее, размазывая по ней слёзы.

— Ничего, — успел сказать он, прежде чем она ударила его по руке.

— Попридержи свои… — зло начала она, но Марвин перебил её:

— Я и не подозревал, что у него есть дочь.

Это звучало глупо — Марвину никогда не было дела до семьи Лукаса, вполне вероятно, что он, как и большинство рыцарей, имел жену и детей. Но Рысь поняла его слова иначе, и её ответ запутал всё ещё больше.

— Он тоже. Это был для него, знаешь ли, сюрприз… и не самый приятный, — она невесело рассмеялась.

— Так ты… — Марвин не смог выдавить слово «бастард», но Рысь сама произнесла его, и в куда более грубой форме.

— Ублюдок. Ага. Не думаю, что единственный. Но только я одна нашла его и… заставила помнить о себе.

— Помнить?..

— Ну, ты же знаешь, он всегда забывает то, что помнить не хочет, — фыркнула она, но совсем невесело, а Марвин подумал: «Знаю? Нет, конечно. Откуда же мне знать?» — Он даже матери моей долго не мог вспомнить. Я из сил выбилась, пока смогла ему доказать, что я действительно его дочь. И, по правде, — она усмехнулась, но в улыбке сквозила боль, — я всё никак не перестану ему это доказывать.

Дочь Лукаса, снова подумал Марвин. Сперва его женщина — вернее, одна из множества его женщин, — теперь ещё вот это. Судьба определённо слала ему один подарок за другим, а он по-прежнему не знал, что с этими подарками делать. Убить девчонку?.. Но неужели Лукас не понимал, что ему захочется это сделать, когда подсылал её к нему? Или…

Или неужели — понимал?

— И часто он просит тебя о таких… услугах?

— Бывает. Не то чтобы часто, нет… Иногда. И я всегда делаю, как он просит. Мне это нетрудно, я же воин.

— Да какой ты к Ледорубу воин, — сказал Марвин, вовсе не намереваясь её обидеть.

Рысь зло зыркнула на него исподлобья и стала хмуро оправлять одежду, сбившуюся во время драки. Марвин посмотрел на неподвижное тело в снегу.

— Ты знаешь, кто это был? — проследив его взгляд, спросила Рысь.

Он покачал головой.

— Вот как здорово, — протянула она. — Тебя то и дело хотят укокошить, а ты ни сном ни духом.

— То и дело? — обернулся к ней Марвин.

— Это второй раз уже. Я ж говорю, Лукас был прав…

— Хватит о нём, — сказал Марвин и мысленно добавил: пока что. — Ты сказала, что меня хотели убить дважды. Когда был первый раз?

— Вскоре после того, как я выехала за тобой из Уоттерино. Ещё перед тем, как мы познакомились.

— До гайнели?

— Ага.

«Значит, ты спасала меня трижды», — подумал Марвин. Лукас определил свою незаконную и, судя по всему, не слишком любимую дочь мне в телохранители, и она неплохо справлялась с задачей. Вот знать бы только, что было в голове у этого ублюдка, когда он делал это… когда он рисковал ею, чтоб защитить меня. И знал ведь, что защита мне понадобится. Марвину было стыдно признавать, но без этой девчонки он и впрямь уже был бы трижды мёртв.