Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - Джон Джозеф Мёрингер

что-то говорил, хотя рядом с ним никого не было. Полноценная беседа с карманной мышью – только на этот раз казалось, что мышь ему отвечает. Я спросил генерала Гранта, что такое с его кузеном.

– Опять увидел Джози, – сказал он, протирая стойку тряпкой.

– О нет! – ответил я. – Она здесь? Сегодня?

Он с недовольным видом кивнул.

Джоуи Ди и Джози, одна из официанток, недавно развелись, и поскольку развод прошел отнюдь не миролюбиво, их приходилось ставить в разные смены, чтобы бывшие супруги не пересекались. Однако в некоторые вечера, из-за болезней или отпусков других сотрудников, им приходилось работать вместе. В такие вечера Джоуи Ди больше походил на гробовщика, чем на бармена. Наблюдая, как Джози порхает между столами, он сквозь зубы рассказывал посетителям, как она с ним обошлась. В один, особенно незадавшийся Джози вечер парни окрестили его конец стойки Бермудским треугольником: люди подходили туда за напитками и пропадали без вести, затянутые в воронку сетований Джоуи Ди на свою судьбину.

Дядя Чарли винил себя, ведь это они с Пат свели Джоуи Ди и Джози вместе. Худшая ставка в моей жизни, говаривал дядя Чарли, когда Джоуи Ди начинал стенать и причитать по поводу Джози. Другие бармены закатывали глаза у Джоуи Ди за спиной и шутили насчет «Джози и нытика». Даже Стив, который очень любил Джоуи Ди, порой терял терпение. По крайней мере один раз он вызвал его к себе в подвал и велел повзрослеть.

– Ты не можешь так себя вести в моем баре, – сказал Стив. – Ты нагоняешь на людей тоску. Пора стать мужчиной, Джоуи Ди. Будь мужчиной.

Когда я узнал, что Стив вызвал Джоуи Ди на ковер, меня всего передернуло. Я предпочел бы взойти на эшафот, лишь бы не спускаться в подвал к Стиву и не выслушивать лекцию о мужественности.

Я не мог сказать ни Стиву, ни кому другому из парней, что в действительности понимаю и поддерживаю Джоуи Ди. Если бы меня вынудили работать с Сидни, я держался бы не лучше. К тому же я просто не мог плохо думать про Джоуи Ди, что бы он ни натворил. Я был бесконечно признателен ему за то, как по-доброму он обращался со мной и Макгроу, когда мы были детьми, как учил меня качаться на волнах и высматривал голову Макгроу над водой. А еще я знал, что Джоуи Ди приглядывает за дядей Чарли – следит, чтобы его голова не ушла под воду. Джоуи Ди взял на себя роль его охранника, телохранителя и надежного тыла. Волновался, что тот много играет. Защищал дядю Чарли в каждой пьяной драке. А после того, как дядя Чарли уходил со смены в баре, вытирал за ним со стойки пятна и потеки.

– Чертов Чэс, – приговаривал Джоуи Ди при этом, – когда он уже поймет, что хороший бар – это чистый бар.

Дальше Джоуи Ди брал жесткую щетку и затирал отметины на дереве в тех местах, где дядя Чарли ударил бутылкой в порыве гнева или восторга. И что это, если не любовь?

Подсознательно я также восхищался – и немного завидовал – тем, как Джоуи Ди выплескивает свой гнев. Если ему разбивали сердце, он в ответ разбивал несколько голов. Он беззастенчиво срывал злобу на Джози на пьянчугах, бедокуривших в баре, и делал это очень элегантно. Такие драки были для него сродни искусству. В барных потасовках он являлся, как Хемингуэй в корриде, одновременно участником, знатоком и апологетом. Однажды я спросил Джоуи Ди, в скольких драках он побывал за прошедшие годы, и тот стал считать – медленно, с удовольствием, – как Казанова, перебирающий в уме всех своих женщин.

– Их было по меньшей мере триста, – сказал он наконец. – И проиграл я лишь одну.

Тут Джоуи Ди сделал паузу и задумался.

– Хотя нет, – добавил он, – там вышла ничья.

Своим звездным часом он считал момент, когда один буян, которого выкинули из бара, выдернул из ограды деревянный кол и стал размахивать им, угрожая всем вокруг. Джоуи Ди перехватил кол в воздухе, вырвал у него из рук и переломил через колено, после чего вырубил парня на месте.

– Я не хвастаюсь, не подумай, но это был самый крутой момент в моей жизни.

Самыйкрутоймоментвмоейжизни.

Секрет успеха в драке заключался, по словам Джоуи Ди, в том, чтобы расслабиться. Хочешь надрать другому задницу – расслабь собственную. Мягкий кулак, говорил он, жесткий удар. Это был настоящий дзен, крайне нехарактерный для такого деревенского увальня, как Джоуи Ди. Но он говорил правду – самое спокойное выражение на его марионеточном лице я видел, когда он спасал меня от нападения. Тогда какой-то крикун учинил скандал с дядей Чарли. Обзывал его прозвищами, которые в баре строго запрещалось произносить – Лысый, Яйцеголовый, Залупа, Кумпол, мистер Пропер, – все перебрал в своей святотатственной тираде. Я кинулся защищать моего дядю, но крикун схватил меня за грудки и занес кулак. Каких-то полсекунды отделяло меня от разбитого носа и полета в окно, когда Джоуи Ди перескочил через стойку, словно чемпион США по бегу с препятствиями. Никогда не забуду его лица – с тем же выражением, что на пляже Гилго, во время нашего «бодисерфинга», – когда Джоуи Ди свалил крикуна на пол ударом, достойным Макинроя[36].

Я покинул генерала Гранта и отправился пить к Джоуи Ди. Посидел с ним, пока он наблюдал за Джози и жаловался своей мыши. Вскоре в бар через заднюю дверь ввалилась команда «Пабликанов» по софтболу. Они побили «Килмидов» благодаря выдающейся игре Спортсмена. За низко опущенным козырьком я заметил торжествующую улыбку на его перепачканном грязью лице. Он выглядел так, будто вернулся