Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер

— Хорошо. Дохик, та служанка, что вы видели утром, сказала, что ага пригласит меня побеседовать после ужина. Я хотела сегодня же всё выяснить насчёт выкупа, но теперь подожду вашего сообщения и постараюсь просто развлечь агу новостями. Он вроде бы неплохой человек. Только прошу вас, будьте осторожны и соблюдайте все приличия, которые здесь требуются.

— Само собою, мадам, не волнуйтесь.

Они вместе прогулялись по саду. Кате хотелось ощутить поддержку, а ещё она понимала, что Рутгеру скучно сидеть в четырёх стенах и он рад провести свободное время с нею.

Она поделилась теми сплетнями, что узнала, чуточку рассказала о встреченных ими знакомых ей растениях в саду. Потом слуга позвал Рутгера поесть, а следом за ним прибежала Дохик.

Молодая служанка споро принесла еду в выделенные покои и с гордостью показала на мягкий подиум, служивший кроватью, на котором лежали несколько комплектов одежды.

— Господин прислал и распорядился отдать вам, — с важным видом пояснила она.

— У нас не принято принимать подарки от чужих мужчин, — растерялась Катерина, хотя не была уверена в том, что говорит. Во время похорон Матильды в старом замке Алейна предоставила ей немало одежды для временного пользования.

— Это не подарки, это необходимость. Когда вы уедете, то ваши наряды отдадут служанкам, а может, даже наложницам.

Дохик приподняла верхнее платье и погладила рукою расшитую ткань.

— Видите, из какого полотна сшито? Уверена, что алчные наложницы будут рады забрать себе ваши наряды и либо переделают для себя, либо сами одарят своих верных слуг.

— То есть эта одежда дана на время, чтобы моё платье не раздражало его взор? — уточнила Катерина.

— Сеньора, мы понимаем, что в дороге вы не могли себе позволить одеться как-то иначе, и у вас не было соответствующей вашему статусу охраны. Ага Яваш позаботился о том, чтобы вам не приходилось чувствовать себя из-за пустяков стеснённой или что-то объяснять по поводу того, что вы не можете выразить одеждой свой статус. А то, что сейчас на вас надето, я заберу постирать, обновлю цвет и отдам вам перед вашим отъездом.

— Хорошо. Это всё для меня немного странно, но, наверное, разумно.

Дохик помогла красиво уложить волосы, закрепила шапочку с лёгкой тканью, прикрывающей волосы, и головные украшения к ней. Потом они вместе выбрали подходящий наряд. Платье немного отличалось от европейского варианта, но всё же оно было сшито, исходя из моды знатных христиан. Камиза, котта и накидка-плащ.

— Вы притягиваете взгляд, — задумчиво оглядывая Катерину с ног до головы, констатировала служанка. — Есть в вас что-то такое, что располагает к себе, и я говорю не только о внешности.

— И вас?

— И меня, — улыбнулась Дохик. — Думаю, вы справедливая хозяйка и ваши люди любят вас.

— Это только они могут сказать, я не вправе… — замялась Катя, не зная, что сказать, как реагировать на домыслы в общем-то незнакомого человека. Хотя ей одного взгляда хватило, чтобы ринуться к аге, считая его духовно близким ей человеком.

— Вот о чём я и говорю, — утвердительно произнесла она. — Ну что ж, идёмте, я слышу музыку, значит, ага уже поел и пообщался с детьми.

Глава 11

Ага Яваш

Мягкие тканые туфельки, выданные Кате, не предназначались для улицы, а верхнее платье, как и тонкий плащ-накидка, не были утеплены, поэтому она немного удивилась, когда служанка вывела её в сад. По расстеленной плетёной дорожке её проводили к беседке, вокруг которой стояли на длинных ножках плоские блюда с горячими углями.

Солнышко уже садилось, температура падала, и на улице едва ли было градусов семнадцать-восемнадцать, но в беседке оказалось значительно теплее: по самому её центру стояла ещё одна плоская чаша с углями, и от неё шёл ощутимый жар, из-за которого щёки Кати сразу же раскраснелись.

Ага Яваш поднялся навстречу гостье, предложил ей сесть на подушку и сам устроился напротив. Между ними мерцал горячий воздух, поднимающийся вверх, с боков стояли вазы с фруктами, кувшин с напитком, а чуть в стороне сидела девушка и, прикрыв глаза, играла на инструменте, похожем на лютню, только с более длинным грифом. Музыка лилась ровно, создавая мягкий фон и приглушая стрекотание навязчивых сверчков.

Катя не знала, как лучше сесть на подушку и поэтому предпочла опуститься на колени, а попой придавила пятки. Не очень удобно, но сесть «по — турецки» в её понимании она постеснялась.

— Я знаю, что в Европе сидят на специальных скамеечках, но у меня нет их в доме, — счёл нужным оправдаться ага.

— Я бы не осмелилась сидеть при вас на чём-либо, если бы вы вам это было неудобно.

Яваш кивнул, принимая вежливые слова и немного стесняясь, предложил угощаться фруктами. Катя не стала брать дыню, чтобы не испачкаться соком, с сожалением отвергла яблоко, которым сейчас похрустела бы, и выбрала финик. Он, правда, чрезмерно сладок, зато его можно аккуратно пару раз укусить, лишь бы там внутри не оказалась гусеничка.

— Господин де Бланшфор был уверен, что за него привезут выкуп, но я не подозревал, что он надеялся на вас. Это очень рискованно, — Яваш не смог скрыть досаду. — Я попросил начальника дворцовой охраны послать воинов на дорогу, чтобы они выловили того разбойника, что ограбил вас, но пока нет договора с королевой Мелисендой, торговые пути в этом направлении остаются опасными для любых путешественников.

— Благодарю.

Ага вяло махнул рукою, досадливо прихлопнув по бедру:

— Все понимают, что надо наводить порядок, но действовать необходимо одновременно со всех сторон, а так мы только гоняем лихих людей, позволяя им уверовать в свою безнаказанность.

Катя слушала внимательно и слегка кивала.

— Вы служите атабеку Нур ад-Дину? Это честь — помогать великому человеку, — осторожно вступила она в разговор.

— Да, я его ага, и я не подозревал, что христиане считают моего господина великим, — было видно, что похвала военачальнику и атабеку ему приятна.

— Помимо веры о каждом человеке можно сказать что — то плохое или хорошее. Пока горе из-за размолвок между нашими народами не застит мне разум, не ослепляет ненавистью глаза, я понимаю и вижу, что он талантлив как полководец, разумен как правитель и действует, исходя из блага своего народа.

— Вы верно говорите! Сердце моего господина не знает корысти, а душа его любит справедливость. Он разумно использует доверенную ему власть и служит примером для нас во всём.

Они оба замолчали. Явашу было неловко говорить о своей службе, которая заключалась всего лишь в обеспечении порядка в походном шатре военачальника. Во дворце было