В грозу - Борис Семёнович Неводов

еще поболтать, но она, зябко поведя плечами, сухо сказала:

— Прощай, спать хочу. — Руки не подала, хлопнула калиткой, скрылась.

Максим постоял с минуту в раздумьи, усмехнулся чему-то и пошел к себе в избу.

С того дня Сашенька стала замечать: куда бы ни отправлялась, обязательно навстречу попадется Максим. Шла ли поутру за водой к колодцу — он стоит у своих ворот. Поздоровается, скажет два-три слова, ему больше и не надо. Возвращается ли из колхозной кладовой или с молоком, вымененным на чулки, встретится на дороге. Остановится, перекинется шуткой, рассмешит — и, довольный, весело посвистывая, идет дальше. Раза три завернул к ним домой. Сидел подолгу, оживленно расспрашивал про прежнюю жизнь, поддакивал Анне Степановне: — Конечно, тяжело, что и говорить, дом бросить; поддерживал и сетования Ксаши, которая жаловалась, что от Виктора давно писем не было: — Почта! Это просто диву даешься, до чего же безобразничает; рассказывал смешные истории про квартиранта Петра Петровича, как менял он у заезжего шофера свою фетровую шляпу на меховую шапку.

Наговорившись вдоволь, вспоминал о деле: мать наказывала спросить — нет ли закваски, блины завтра затевает.

Анна Степановна молча слушала веселые рассказы соседа, но частые посещения его не одобряла. Закрыв однажды за ним дверь, проговорила с досадой:

— Рассядется, как жених, ни совести, ни понятия, людям спать пора, а он балабонит, балабонит.

— А сама разговаривала, сама смеялась, — отозвалась Сашенька. — А что, с ним весело.

Анна Степановна подозрительно посмотрела на нее.

— Понравился!.. Не собираешься ли замуж за него?

Сашенька вспыхнула.

— Выдумала! И в мыслях не держу.

Анна Степановна внимательно разглядывала дочь, будто увидела ее после долгой разлуки. Рослая, здоровая, крепкая девушка.

«А ведь ей и в самом деле пора замуж».

Пришедшая на ум мысль вначале показалась дикой и нелепой. Сашенька, девчонка — и замуж!.. Давно ли она заплетала цветную ленточку в косичку, каталась на салазках с ледяной горки и хлопала от радости в ладоши, когда по выходным мать стряпала сладкий пирог с черной смородиной и ей, как младшей, уделяла первой самый большой кусок. И вот на — замуж!

«Подошла пора и Сашеньке обзаводиться семьей. Обождать бы, после войны…»

Анна Степановна несколько раз заводила разговор на эту тему, но Сашенька, смеясь, обнимала мать, целовала ее в щеки, в глаза:

— Что ты, мамочка, разве я оставлю тебя. И не думаю, и не собираюсь.

А сама отводила взгляд, краснела. И Маслова поняла: ее младшее дитя, ее девочка, Сашенька полюбила.

* * *

Как-то на ферму заглянул Червяков. Ходил вдоль стойл, щурился, довольно хмыкал.

— Помогают? — спросил у Шарова, показав глазами на стоявших неподалеку ткачих.

— Работают, — ответил Шаров.

— Так, так… Приучилась? — обратился председатель к Масловой.

— Хитрого ничего нет. Когда на фабрике перевели с одного станка на два, думала — батюшки, не управлюсь, а потом на пяти работала.

— Сыновья пишут?

— Пишут, за Москвой дерутся. От младшего, от Виктора что-то давно нет.

— Напишет. У меня сын три месяца не писал, потом объявился — в окружении был. Значит, дело идет? Так, так… Признаться, боялся вам коров доверять, чорт знает, что за люди, — ну-ка испортят; корова, знаешь, теперь какая ценность… — Червяков улыбнулся, лицо его помолодело, стало добрым. — С Евдокией спорите?

— Случается.

— Бабенка вздорная, а захочет — гору свернет. В прошлом году больше всех надоила.

— Евдокия?

— Вот то-то и оно. Захочет, говорю, месяц с неба достанет… Твоего десятка? — кивнул он на Зореньку. — Ишь, какая стала, хоть на выставку. За коровами строго наблюдайте, скоро отел начнется, самая ваша страда.

Уже уходя, как бы мимоходом, сказал Шарову:

— Подбери заранее, Яков Власыч, какие коровы к работе способны. В бороны весной придется запрягать. Учить по снегу легче.

— По снегу удобнее, — согласился Шаров.

— Силосную яму что не вскрываете? Сейчас перед отелом и давать.

— На этой неделе вскрою.

— Действуй, Яков Власыч, действуй.

Когда Червяков ушел, Шарова обступили доярки.

— Коров впрягать велит? — спросила Катерина.

— И коровам покоя нет, — возмутилась Ольга.

Евдокия — сразу спорить:

— Пусть коровы молока дают, — заявила она, — а пахать да бороновать — забота не наша, об этом пусть полеводческая бригада думает.

— Не твоя изба горит, — сумрачно заметил Шаров.

— А ты, заведующий, тоже в одну дуду дудишь. Нет, чтоб объяснить, так, мол, и так, коровы, мол…

— А то он сам не знает.

— Не дам я коров своего десятка, вот и все, — решительно заявила Евдокия, — какой интерес.

— Дашь, — спокойно ответил Шаров.

— Да ежели я не захочу, да какое вы имеете право! Бабоньки, да что же это такое, — зачастила было Евдокия, но встретила угрюмый, недобрый взгляд Шарова и осеклась. Бросила с ожесточением поскребок на пол, отошла к своим коровам и там уже дала волю своим чувствам. Долго еще слышался ее повизгивающий пронзительный голос.

В конце дня Маслова, томимая раздумьем, выбрала минутку, когда поблизости никого не было, спросила Шарова:

— Коровы от этой, от бороновки молока не убавят?

Шаров ответил не сразу. Полез, как водится в таких случаях, в карман за табаком, за бумагой, начал свертывать самокрутку.

— Ну как не убавят.

— Понимаю, — кивнула головой Маслова, — значит, это важнее, это очень нужно.

Шаров посмотрел на нее.

— А ты как думаешь, хлеб-то надо сеять, а где тягло?

Вечером дома, когда все собрались, Маслова рассказала о посещении Червяковым фермы, сдержанно добавила:

— Не знаю, сумею ли я это самое боронование проводить. В жизни не видела, понятия не имею. Это трудно, тетка Аграфена?

— Найдутся и без тебя люди, заборонуют.

— Кажется, и я себе работу нашла, — вступила в разговор Ксаша.

— Какую? — живо спросила Маслова.

— Опять в школу. Встретилась на улице с председателем сельсовета — славная женщина! Разговорились. «Что же, говорит, раньше не сказали». Обещала в районо поговорить. Сейчас все места заняты, а с нового года, с третьей четверти…

— И пора, Ксаша, пора. Я и сама думала: человек ты с образованием, а без дела. В наше время все должны быть в строю. Вот еще Сашеньку надо припутить, — Маслова ласково взглянула на сидящую напротив дочь.

— За меня, мама, не беспокойся, я быстро дело найду.

— Только не рядом с соседским парнем.

Сашенька вспыхнула от смущения.

— Мама, как не стыдно!

Сидевшая за столом Аграфена усмехнулась:

— Все девушки на одну колодку: «замуж не пойду, не пойду», а у самих только и думка о том.

Сашенька задорно вскинула голову:

— Замуж нам выходить нельзя, мы чужие тут.

— Глупости говоришь, Сашенька, — оборвала ее мать. — Россия — одна страна, у себя ли дома, тут ли — все близкое, родное. Разве о колхозе мы не должны думать так же, как думали о фабрике? Нынче