Белый конверт - тэофил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Развязка все ближе, а цель все туманнее, отстраненнее. С приближением его воплощения, его красота стала все тусклее, все невнятнее. Не уж та страх замылил мой взгляд?
Нет, нет страха. Дело в ней.
Исповедь
Ночь. Стук сквозь заунывный, протяжный визг ветра. Босые ноги. Холодный пол. Скрип дверей. Ветер, развеявший сонную лень. Темный, длинный, озябший силуэт. «М». Суета. Горячая кружка в ладонях. Сладкое тепло, разливающееся в теле. Порывистый голос.
–В минуты отчаянья нелепым нагромождением предстала предо мной мое Я. Его тело было покрыта чешуей из множество лиц и образов, скрепленных моей памятью. Множеством одного. Как знать, может оно и было настоящим я, а этот перед тобой лишь его лихорадка, болезненный припадок. В первые было слово и слово это было да будет свет. Все же должно закончится тоже словом. Каким же будет это слово способное устыдить существование заставить его провалиться в небытие. Ты думал о своих последних словах? Боюсь что мои будут наигранны слишком театральны. вспомни что сказал Христос перед смертью на кресте. «боже почем ты меня оставил» да истина приходит непременно на кресте. Это самое трагичное из всего что я мог прочувствовать. Что он мог сказать более человечного? Сделав Христа богом, они украли его у нас, лишили его жертву жертвенности, что ему стоила умереть? ну скажи мне, что стоило один раз умереть ему, богу, сколько раз мы умерли только за этот день и ничего не жалуемся. Помнишь в идиоте как там Достоевский про рисунок Гольбейна «Христос в гробу», что многие теряли веру, взглянув на этот рисунок, моя вера ушла вместе с его верой и пришла бесконечная любовь к нему. Наша жизнь слишком коротка, чтобы успеть поверить в бога. Да и вообще что есть вера если не слабость, предел моих сил и конечно же ребячество, попытка приручить эту необузданную дикую жизнь. Что ж в мои та годы уже поздно этим баловаться.
В последнее время стало все сложнее отличать сон от реальности. На днях снится сон, наверное.– Ночь. Я на улице М. иду, сжавшись от холода в комок. За мной кто та крадется. Боюсь оглянуться, но знаю, что он идет за мной, я его цель. Пытаюсь ускориться, незаметно чтоб не выглядеть смешным, но шаги слышны все ближе, ближе. Нож. У него нож. Не вижу, но знаю, у него в руке чертов нож. Кто та нашептывает на ухо слащавым голосом, каким совращают школьниц «О странное человеческое существо ты шум на темных улицах». – Плевать что не слышал как журчат цикады, даже не представляю каковы пионы и к сливам не испытываю утонченной нежности. Но как думаешь, из моей жизни получилась бы Хоку? Бессмысленное, бестолковое но красивое. Да ну еще и думать. Ах к черту. Всегда чувствовал какую та излишнюю ответственность за свою жизнь. Нет точнее чувство вины, будто я ее украл и мне ужасно хочется оправдаться, сказать что завтра непременно верну и почти нетронутым. Все таки все мы непрозревщие котята брошенные в воду. Нас оторвали от груди вселенной и вот мы уже под мучительными волнами существования. видишь ? Даже гнилые орехи хотят что бы о них сломали зубы. Я абсолютно свободен и по сему, абсолютно одинок, но и один это слишком много. Мучительно много. Каким же образом я мог бы сделать больше для своей свободы, чем жить. Ибо свобода эта воля, а жизнь и есть воля отдельная, вырванная из хоровода неизбежности и нет большего греха перед свободой, чем смерть. Я дождевая капля и моя свобода эта воля к падению, неуклонная страсть к избавлению от этой свободы, страсть к воссоединению с единым, от которого я был оторван и мое падение, что и есть жизнь, ознаменует мое возвышение, воссоединение с моей истинной сущностью.
Как жестока сегодня ночь. – «М» погрузил голову в ладони. Так просидел минут пять, не издавая ни звука и только изредка выглядывая безумными глазами сквозь растопыренные пальцы, словно зверь из клетки.– Что ж хороший конец для плохой истории. В самом деле хороший.
Разоблачение
Наконец та долгожданная новость. Конечно с нашей стороны было бы безумием полагаться на твердость и решимость всех взявшихся за выполнения нашего общего дела. Одно облегчение, в случае попадания сего дневника в чужие руки, они смогут лишь перечитать то что им и так известно.
Вошел в дом. Сосед суетливо наматывал круги по комнате. Он о чем та пытался мне рассказать, но его переполняли эмоции, получалась несвязная ерунда, будто в него напихали слов и сейчас они не умещаясь, вываливались из его рта. К его чести смею отметить что, такое с ним бывало редко, на моей памяти лишь однажды, когда его прогнала «подруга юности».
– перед нашим носом, тех кто учил и поручил и такое. Нет, нет мы такому не учили. Это от малодушия лени и невежества могло вбиться в голову столь позорная мысль и одурманила бы она десять нигилистов было бы терпимо, но тысяча молодых людей замаравших себя намерениями, губительными не только для них, но и возможно для всего общества и все это прикрываясь великой идеей. Да есть в этом наша вина, мы пустили их по реке наших мыслей и забыли про них. Сочли реку достаточным для ищущего пути в океан. Но они юные и не окрепшие разбились о наши скалы, не выдержали наших бурных потоков, спасаясь на ужасных берегах и вот воистину печальные плоды всей этой трагедии. Запятнать прекрасную идею кровью этих ничтожеств, столь жалких что я побрезговал бы даже наступить на них. Они думают что убийством десятка чиновников, смогут возбудить волнения, поднять народную волну, способную разрушить стены воздвигнутые государством между двумя личностями. И какие слова «люди узнают, кого они должны ненавидеть. Мы будем убивать а они скажут- так им и надо». Глупцы, люди не способны ненавидеть власть, они могут лишь бояться и поклоняться ей. Сейчас вспоминая слова Гессе хочется рассмеяться ему в лицо, разве называя свою эпоху фелетоннойи, упрекая своих современников в американизированности и в довольстве столь малым, мог ли он представить в какую клоаку скатимся мы и это еще не дно, оно впереди. Что они задумавшие этот отстрел знают об обществе? каких перемен хотят они? Насилием создается лишь насильствующее. Как убийством нескольких проходимцев они собираются одарить человека уважением к самому себе? Нельзя одним махом отрубить голову государству хотя и безусловно монстру. Отпустите на волю льва выращенного в неволе и