Белый конверт - тэофил

что бы жизнь была сносно. Что бы снести, дотащить ее до могилы, что бы она избавилась от меня, а не я от нее. Не хочу жить, не хочу умирать. Ничего не хочу. Ничего не могу. Надо пережить шторм и только за тем выйти на берег и собирать щепки разбитых кораблей. Это и есть жизнь превращенная в искусство. Счастье и горе надо осмыслить. Но что бы дотронуться до этого жара надо подождать когда оно остынет-угаснет. А мы вечно от края в край. зачем прилагать усилие, пытаться спастись, когда так упоительно тонуть.– в голове вертелась только одно. Хочу быть. Хочу быть этим мгновением, нечаянным касанием носа ее щеки. Хочу жить. Вцепиться чувствами в мимолетное, прошедшее, рождение и смерть которого, была одним, непрерывным актом существования.

–не слушай, не верь мне, все это глупость. Найди меня. Пусть даже в следующей жизни. Обещай, обещай что найдешь хотя бы в следующей жизни и вырвешь меня из объятий суеты, какую бы невыносимую боль при этом не пришлось бы причинить мне. Знаю милый, все это ложь, но как же сладка она. Как можно не упиваться напиваться ей.– поцелуй вместо ответа. Капельки слез на губах. Правда не горькая. скорее соленная.

Я болен счастьем.

***

прокурор отложил тетрадь. отрешенно смотрел в никуда упершись взглядом в стену. Это дело было шансом которого он добивался многие годы труда, интриг, прожженных нервов, унижений, отчаянной смелости, уступок- обстоятельствам и своей совести и сейчас из за скомканной тетради, этот шанс, из политического дела способного его самого сделать политической фигурой, превращалась в заурядное дело с любовью, изменами, ревностью. Он был уверен что всем было бы лучше если тетрадь исчезнет. Человек который должен был стать его палачом, погубить всю его жизнь, своим преступлением становился его же благодетелем и это благодеяние, давала ему возможность отплатить благом. Память о человеке, сомнительными рассуждениями которого решалась его жизнь, висевшая пару дней назад на волоске, сейчас полностью зависела от его воли и это давно утраченное чувство власти, ставшее давно привычной для него, снова кипела в нем, опьяняла его, видя чужую окровавленную руку, взнесенной над своей судьбою.

Преступник из полусумасшедшего неудачника превращался в террориста, она из неверной жены в уважаемую вдову, жертва из неудавшегося мужа, в выдающегося бизнесмена и политическую фигуру, жертву террора негодяев, а он виртуозна развернул бы перед зрителем, всю эту картину, на людской и законный суд, наилучшим для всех участников образом и получил бы за столько лет вымученное уважение и почет, которые заслуживает как никто другой.

Словно очнувшись, возвратившись из своих размышлений, настойчиво стал искать что должно была быть в комнате, но никак не хотела попадаться ему на глаза.

– где шредер?– крикнул раздраженный своей столь несущественной неудачей, на молодого человека в розовом галстуке.

–шредер? Я вынес его в кладовку, решил что …

–ладно, ладно – успокаивая скорее волнение в себе, чем молодого человека, насторожившегося несвойственным для начальника поведением.

–хотите сейчас же принесу?

–нет сиди, я сам прогуляюсь за одно.– Схватил тетрадь, Буд та собирался ее задушить. Из нее вывалилась маленькая брошюра. Поднял вывалившуюся брошюру, перелистал. «А это может пригодиться», прошептал себе под нос и выскочил из комнаты.

Брошюра.

Автономное действие

Общество, для которого индивид лишь орудие своего мнимого обогащения, является аномальной, а иерархия его уродливым лицом. Разрушив большинство на личности, мы обрушим эту тюрьму индивида, где заключенные так же являются надзирателями и вернем ему дарованную природой возможность обрести свою красоту.

Мы не имеем никакого основания воображать в нас, ту же силу, какая стояла за анархистским движением в 19-20 веках. Причина заключается не в нашей слабости, а в исторической действительности. В 19 веке было ясно, что монархия отсчитывает последние удары своего сердца, опирающегося  на врожденном консерватизме общества, которое в свою очередь хаотично бросилась на выдумывание своего будущего устройства.  Тем и объясняется появление и популярность марксистских и социал-демократических идей. Одержавший победу капитализм в отличие от перечисленных, искусственных социалистических движении, является равноправным наследником феодализма, столь же ядовитым плодом гнилого дерева, как и предшественник. В эпоху здравствующего  капитализма и сытого общества, иллюзии о внезапном пробуждении западного рабочего, откуда и шли на протяжении сотни нет импульсы социальных преобразовании не имеют под собой никакого основания. в обществе в котором классовые границы закрашены умелой рукой государства и где большинство как истинный законатворец, предоставляет из себя главного угнетателя и первопричину своего уродства. Классовую борьбу воображают движущей силой прогресса цивилизации. Является ли оно таковым? Безусловно, но при этом оно не является исключительным, единственным. Подобный антагонизм прослеживается от масштабов цивилизации и государств до двух даже самых близких личностей. Обвиняя Во всех бедах общества загадочную клику капиталистов, угнетающих народ абстрагируются от действительной проблемы. стервятникам тоже доводится, наестся мясом слона, но не они причина его гибели. Так же капиталисты лишь, наживаются на глупости народа, поощряя его, доводя до гротескного абсурда. Люди охотнее разделяются на национальности, религии, даже на болельщиков различных футбольных команд, чем по признаку принадлежности к социальным классам. Теория классовой борьбы заточена под индустриальное общество и даже в таком ограниченном историческом периоде, произвольно упускает из расчетов большую часть населения. Хотя Маркс сам же упрекает экономистов что формулы и законы справедливые к сегодняшним экономическим реалиям обобщают на все эпохи одинокого неизменно, как на прошлые, так и на будущие подразумевая в них неизменность.

Причисляя человека к классам мы в самом деле характеризуем род его деятельности, но это вовсе не значит что мы его полностью изучили и поставили на полку, в алфавитном порядке. Так же как если причислить человека к кареглазым. Это вполне может соответствовать истине и в то же время представлять весьма незначительную сторону его личности, или по крайней мере одну из многих. Сводить всего человека и более того все человечества к этой одной его стороне, воображая будто классовые противоречия для всех и во все времена играли одинаковую первостепенную роль, не значит ли забывать что общество стоит на противоречиях и главная связь между двумя субъектами это антагонизм. Поскольку в восприятии не возможно существования двух субъектов, то все чем владеет другой принадлежит мне и оно либо отнимается у меня либо расточается мной. Любовь, привязанность, сострадание, уважение, расточается, а чужое право отнимается у меня. Классовая борьба может служить средством, а не целью и ее надо непрерывно разжигать и подпитывать. Но с низводить человека до одного его качества, не есть ли чрезмерное упрощение