Здесь, под северной звездою... (книга 1) - Линна Вяйнё

Труднее было найти землю для постройки. У Теурю и у барона даже и не думали спрашивать. Наконец хозяин Кюля-Пентти согласился сдать участок в аренду на тридцать лет, но продать его решительно отказался. У него на дальнем конце владений есть пустующий пригорок, поросший сосняком. Но землю он не продает.

— Это уж у меня так положено, я говорю. Пользоваться можете... Только чтобы никаких безобразий, я говорю.

Халме оскорбленно заявил, что именно товарищество и может прекратить глупые выходки молодежи. Хозяин был настроен добродушно и не имел ничего против товарищества. Но он немного побаивался других хозяев.

Когда участок был получен, оставалось лишь организовать талкоот. Таким образом, работа не стоила ничего. Строевой лес купили на корню, следовательно, и он обошелся дешево.

Зимой Аксели со своим Поку возил из лесу бревна для постройки рабочего дома. Отец сердился, ворчал.

Старался говорить язвительно, насмешливо, но не мог скрыть своей злости и досады:

— Замечательное народное просвещение! Сплошные талкоот. То школу строят, то пожарную команду, то рабочий дом... Если бы жилье для людей вот так же строили всем миром, так давно не стало бы бездомных! Не пришлось бы несчастным мерзнуть на морозе. Но разве Аату люди интересуют? Лишь бы его товарищество процветало. А как вы с долгом-то расплатитесь? В один прекрасный день придут, да и уведут твоего коня. Единственное, что у тебя есть.

— Поку не уведут... А если не сможем расплатиться, у Халме отберут дом.

— Хе-хе...

Каждый раз с утра Аксели заезжал за Кививуори, вместе с которыми работал: Отто и Янне вдвоем валили деревья, Оскар обрубал сучья и помогал Аксели нагружать сани. Аксели обычно не заходил в избу, а дожидался своих артельщиков во дворе. И вообще он стал реже бывать у Кививуори. Элина на глазах превращалась в какое-то неземное, ослепительное существо. Просто страшно смотреть на нее, не то, что говорить с нею.

Девушка была с ним ласкова, так же как со своими братьями. А иной раз она вместе с ними подшучивала над его серьезностью и неразговорчивостью.

Однажды Анна позвала его в дом.

— Зайди, они еще не готовы.

Действительно, не готовы: в девять часов утра братья Кививуори затеяли учить сестру танцам! Оску показывал, а отец изображал оркестр. Он сидел на кровати в шапке и рукавицах — ведь они уже начали было собираться, как вдруг Оскар надумал:

— Эй, барышня, пройдемся разок-другой!

Элина сперва упиралась, но потом согласилась. Отложив работу и быстро одернув передник, она на ходу поправила волосы — и начали. Она вся сияла от затаенного восторга, хотя немножко стеснялась отца. Оску обнял сестру за талию, как кавалер, и подмигнул:

— Ну, старик, давай!

Отто запел, притопывая ногой: «Вовеки не забуду я Виапори милый, хотя подруги нежной судьба меня лишила... Тара-рай-яй-яй яй-яй-яаа...»

Янне, сидя за столом, глядел на них, добродушно посмеивалась. Особенно смешил его отец, поющий в шапке и рукавицах.

Но на этот раз у Янне вовсе не было желания дразнить кого-нибудь. Он только что написал для Канкаанпээ прошение о том, чтобы ему снизили муниципальные налоги. Люди в последнее время стали часто обращаться к Янне с подобными просьбами.

— Раз уж ты все законы прочел...

Свод законов, конечно, в таких делах ничем не мог помочь, но Янне познакомился с образцами прошений по другим книгам. Написал раз, потом еще, там опять попросили, пошла о нем слава — и вот он стал вроде писаря. Уже и Халме прибегал к его помощи, если требовалось составить официальное письмо от имени товарищества.

Когда вошел Аксели, Отто лишь кивнул ему головой и продолжал напевать, Элина смутилась и хотела прекратить танец, но Оску все кружил ее.

Аксели сел у дверей и, опершись локтями о колени, помахивал рукавицами, стараясь снисходительно улыбаться, словно его забавляло это зрелище. Он собрался возить из лесу бревна на строительство рабочего дома. Следовательно, у него было важное дело. С ним должны были поехать и Кививуори, да вот занялись танцами. Чтo ж, им можно плясать. Они и работают, посмеиваясь. Оску вообще ребячится. А Элине только исполнилось семнадцать лет, так что ей самое время танцевать. Девчонка-сорока!

За снисходительной улыбкой пряталась смутная, томительная ревность. «Она учится танцевать. Когда построят рабочий дом, там будут устраивать танцы по вечерам. Конечно, и она начнет ходить туда». А сам-то Аксели отродясь не сделал ни одного танцевального па.

Когда-то, маленьким мальчишкой, он сиживал здесь на этой самой скамейке у двери. Тогда он, смущаясь, прятал за спиной свою потертую шапчонку. И теперь он снова стыдился своей шапки, но уже не потому, что она рваная, и, наоборот, оттого, что она новая — его выходная, праздничная, щегольская шапка! Даже мать удивилась, как это он надел в лес такую шапку. «Просто попалась под руку. Да ничего ей не сделается».

И на ногах у него были самые лучшие стеганцы[25], самые нарядные, с голенищами из шерстяного чулка. Теперь это маленькое щегольство мучило и жгло его стыдом.

Вошла крестная с ведром и, взглянув на танцующих, недовольно нахмурилась. Но потом она и сама засмотрелась. Аксели заметил, что строгие морщины на лбу крестной постепенно разгладились. Видимо, ей было приятно глядеть на танцующих детей, и она не могла скрыть этого.

Парню все труднее становилось улыбаться. Он злился — злился даже на крестную: вот она и ее набожность!

По глазам крестной было видно, что она даже гордится дочерью. «Наверно, много об ней воображает».

От этой мысли раздражение против крестной еще усилилось. И даже Отто, решил он, ведет себя недостойно взрослого мужчины. Нужели не нашлось лучшего занятия, чем подпевать бездельникам?

Губы Аксели еще улыбались, но глаза его следили за танцующими холодно и зло. Видел он только Элину. Хоть у нее тоже стеганцы на ногах, но зато какие изящные, красивые. Она гибка, кружится ловко, хоть и не умеет еще по-настоящему. Но главное— ее лицо: щеки рдеют от веселого возбуждения, и глаза сияют.

Отто закончил мелодию, и Оскар, завертев Элину на месте, оттолкнул ее от себя и сказал:

— Уф! Какой несчастный согласится кружить тебя? Тяжелый же труд ему достанется! Ты не научишься вовек.

— Что же ты так сразу требуешь? Погоди, она еще лучше тебя будет танцевать, — чуть ли не всерьез обидясь, стала защищать дочку Анна.

— Будет, верно. Но и поработать с нею нужно. Говорю тебе—в пот вогнала. Она упирается, как козел. Все