Сторож брату своему - Ксения Медведевич

И тут же уперся взлядом в землю, высматривая предательские камни и ямы – не наступить бы.

Тарег резко остановился. Развернулся и заступил старику дорогу. Тому пришлось задрать изумленное лицо, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Что вы здесь делаете, почтеннейший? – так же тихо поинтересовался нерегиль.

– О, – беспечно отмахнулся худенькой лапкой Юсуф ибн Тагрибарди ибн Али аз-Захири, величайший и самый почитаемый в халифате знаток ашшари, грамматист, языковед и философ. – Это долгая и скучная история, о юноша! Поверь мне, старику, она не стоит твоего внимания…

– Вас захватили три года тому назад во время нападения на караван паломников, следовавший из Мариба в Ятриб, – четко выговорил Тарег.

Старик замигал подслеповатыми глазами:

– Д-да… но… откуда ты знаешь об этом, о…

– И все эти три года вы находились в рабстве у бедуинов? – стараясь не скрежетать зубами, выговорил Тарег.

– Ну да, – искренне удивился великий грамматист. – Они захватили меня в тот бедственный день, но Всевышний был милостив ко мне, и меня не убили, а продали этому племени, у которого, я вам должен сказать, чрезвычайно интересный говор, я бы даже посвятил рассмотрению его особенностей отдельный…

– Вас ищут, – выдохнул Тарег. – Все эти три года вас ищут по всей пустыне. Почему вы не обратились к властям, о шейх? Вас выкупит любой катиб в любом крупном оазисе!

Ему ответили искренне обескураженным взглядом:

– Но-о… эээ… обратиться?..

Тарег раскрыл было рот, собираясь ответить на все – заданные и незаданные – вопросы гениального языковеда, как со стороны шатров донесся зычный рык:

– Где ты шляешься, лядащая старая падаль?! Я сделаю твой тощий зад полосатым! Ну-ка подь сюда, старый ленивый суслик, я тебя научу, как нужно работать! Где, где, я спрашиваю, хворост, за которым тебя отправили, о дармоед, не стоящий куска лепешки, которую я перевожу на тебя ежедневно?!

Аз-Захири сжался в пуганый комок. Сведя худенькие плечики, как птичка крылышки, он вскинул на Тарега умоляющий взгляд:

– Прошу тебя, о благородный юноша, возьми и спрячь мои бумаги! – и быстро пихнул их Тарегу в грудь. – Если они их увидят, то пустят на растопку! А ведь мне стоило таких трудов скопить на пачку листов-мансури!

– Ах вот ты где, старый говнюк! Ну подожди, сейчас я тебя проучу! Я продам тебя живодерам в ближайшем оазисе!

Высокая черная тень в развевающемся бурнусе, с увесистой дубинкой в правой руке, нависла над их головами. Человек щурился – зарево костров поднималось у него за спиной, и ему приходилось таращиться в непроглядную темень. В которой шевелился обмерший от ужаса, попискивающий грамматист.

– Я вас умоляю… – немеющими губами прошептал аз-Захири, разжимая пальцы на своем сокровище. – Когда они утихомирятся, я за ними обязательно приду…

Тарег улыбнулся. Прижал пачку листов к впалой груди под рваной рубахой и по одной – сначала одну, потом другую – положил на них дрожащие, в пигментных старческих пятнышках руки.

– Вы не волнуйтесь, – он снова улыбнулся. – Ваши бумаги не пострадают. Крепко держите? Не уроните, пожалуйста, ветер усиливается.

Старик завороженно кивнул. И быстро – как кролик – обернулся в сторону сопяще-надвигающейся тени хозяина:

– Я тебя вижу, говнюк! Не вздумай бежать, привяжу к столбу!

Ободряюще кивнув дрожащему языковеду, Тарег обошел аз-Захири и шагнул навстречу размахивающему палкой амбалу. Тот все рычал:

– Ну, сволочь! Ну, дармоед!..

В отличие от тех, с кем Тарег сражался на западе, этого человека не учили: ни в коем случае не пытаться атаковать альва один на один – даже если альв безоружен. Альва следует пытаться убить только с численным преимуществом один к пяти. Не менее. И то если на дерущихся хороший доспех. Потому что в противном случае альву хватит нескольких мгновений, чтобы увернуться от удара, прыгнуть тебе через голову, ну а дальше – дальше по обстоятельствам. Либо своим железом посечет, либо пырнет твоим же оружием – это если альв был безоружный.

С удовлетворением оглядев толстую дубинку в руке громилы, нерегиль посмотрел тому в лицо – на харе бедуина начинало проступать что-то вроде удивления. Не дожидаясь, пока чувства громилы станут отчетливее, Тарег улыбнулся – и с размаху дал строгому хозяину грамматиста в челюсть. В следующее мгновение в его руках оказалась удобная, отполированная на конце палка.

Еще через мгновение над стойбищем кальб поднялись дикие вопли:

– Гулы! Кутрубы! Джинны напали на Аббаса! Спасайтесь, о правоверные!..

Драка подходила к ожидаемому концу. Одна веревочная петля сдавила плечи, другая затянулась под подбородком. В конце концов, их было гораздо больше, чем пятеро. Люди, волокшие Тарега на веревке, были верхами, и отжать толстый колючий шнур не получалось. Хрипя и брыкаясь, Тарег волокся за лошадьми сквозь орущую и размахивающую палками толпу.

– А ну стоять, это наш сумеречник!

О, никак Салман ибн Самир вспомнил о своем имуществе.

Всадники осаживали лошадей, одна ударила копытом прямо перед носом. Чихая и отплевываясь, Тарег пытался сплюнуть кровь с разбитой – опять разбитой – губы и бестолково ворочался на земле. Приподняться не получалось – из-за стягивающей руки над локтями веревки. Ну и из-за петли на горле.

Над головой орали на все голоса. И вдруг знакомое кхеканье:

– Ой-ой-ой, о Всевышний, какое горе, какая незадача!.. Ты жив, о юноша?.. Сюда, господин Амаргин, сюда!

Новый мощный топот набегающей лошади. Тоненький звон сбруи. Над головой рявкнул сумеречный голос со странным акцентом:

– А ну прочь и в стороны, уроды! Про-очь!!

Топот, удары копыт. И тот же сумеречный голос:

– Прочь, я сказал! Кому хочется попробовать стали?!..

Вокруг затихало. Разочарованно бормоча и покряхтывая, бедуины расходились.

– Эй, ты! Это наш сумеречник!

Тот, кого назвали Амаргином, зашипел:

– Я тебе сейчас глаз на жопу натяну, сволочь! Если он ваш, то почему его бьет все это сраное племя?! Прочь, я сказал!

Гладко у него вышло – заучил небось, чтобы разом в морду выплевывать…

Ответом стало недовольное урчание. И удаляющийся дробот копыт.

Голос Амаргина отдал приказ на каком-то странном языке. Ни одного слова не понять, ну надо же… Голос стал настойчивей. Спаситель что, к нему, что ли, обращается?

– Я не понимаю… – сознавая, как глупо выглядит их беседа, пробормотал Тарег на ашшари.

Ну да, ну да, два сумеречника, чтобы друг друга понять, вынуждены разговаривать на человеческом языке. Видно, подобная мысль пришла в голову не одному Тарегу. Над головой раздался громкий хохот. Амаргин перешел на ашшари:

– Лайс, ты видел когда-нибудь такое? Лаонец не понимает по-лаонски!

– Я не лаонец, – прохрипел Тарег.

– Хаааа, мы это хорошо знали! К тебе лаонцу никто бы не подошел! Лайс, ты где-то видел лаонцев цвета вороны?

В ответ неразборчиво бурчали. Потом кинули:

– Ладно, я спать пошел, сами дальше разбирайтесь…

В ответ – женский сумеречный голос:

– Спокойной ночи, Лайс!..

А следом – хи-хи-хи, русалочий, холодный смех.

Зрение наконец-то прояснилось – на лицо кто-то вылил приличную струю воды. Душащую петлю ослабили и стащили с шеи, колючая веревка дернула по свежим ссадинам на скулах. Хлопая слипшимися от ледяной воды ресницами, Тарег щурился и пытался разглядеть мельтешащие в ночной темени силуэты. Когда снимали вторую веревку, тоже задели щеку.

Зашипев от боли, он наконец-то проморгался и осторожно утерся рукавом.

– Ты откуда? Из Ауранна? – спросили по-аураннски.

Светящееся золотом лицо, из сияния – взгляд, с интересом.

Сияние. Любопытный взгляд. Прямо как в то утро. Две золотых фигуры: «Запечатывайте». Холодный пол проклятой масджид, насмешливый интерес – выживет ли? Пытливые любознатцы. Один из тех, кто помог его уничтожить, был из Лаона. Тогда это было просто место на чужой карте. Когда-нибудь он, Тарег, найдет этого ученого мага. И второго, из Ауранна, тоже найдет.

Его ответа ждали. Ну что ж:

– Я здесь так давно, что непонятно, из Ауранна я или нет, – сказал Тарег – по-аураннски.

Не придерешься.

– Я так и подумал, – довольно хмыкнули сверху. – Хотя, по правде говоря, ты больше на туатега смахиваешь. Вот только ее при тебе нет. Нет, правда, ты не из Туатанн?

– Я даже не очень знаю, где это, – пробормотал он в ответ. – А что за она?

– Ну как же, она. Сама-она, – с готовностью ответили сверху. – Меч.

– Ничего не понял, – честно ответил Тарег.

И сплюнул.

– Ты дремучий какой, – захихикали сверху.

И дернули за руку, помогая подняться.

– О достойнейший сын племени Сумерек! Я рад, что ты остался жив!

Грамматист. Аз-Захири смущенно топтался, так и прижимая к груди бумажки. Поди ж ты, не рассыпал и не потерял.

Амаргин оказался высоким. И щегольски – ну, по местным меркам – одетым. Бишт – дорогая вещь. И кобыла у него была потрясающая – гнедая, высоченная, в вызолоченной сбруе и шайтан знает каким числом побрякушек на поводьях. Там даже висели золотые полумесяцы – с хрустальными, поди ж ты, подвесочками. Поэтому кобыла звенела, как убранная к выходу королевы дама: в Гар Эрнионе придворные красавицы тоже носили прорезные серьги с колокольчиками.