Следствие не закончено - Юрий Лаптев

— Как же это ты, Егор Васильевич, не уберегся?

Потом, как сквозь дремоту, неясно проступал полевой госпиталь, по-матерински ласковые руки сестер, по-отцовски строгое лицо хирурга с усталыми глазами, режущая боль в плече.

Чья-то горячая кровь — ивановской ли ткачихи, или студента из Ленинграда, а может быть, колхозницы из-под Киева — вернула Егору жизненную силу. Но в строй он возвратиться не смог. Связки срастались медленно, рука слушалась плохо, хотя врач и успокаивал:

— Побольше бы таких ранений, — испугом отделались, молодой человек.

Однако на рапорт «молодого человека» с просьбой вернуть его обратно в часть последовал категорический отказ. Егора хотели послать в санаторий, но он попросил отправить его на лечение домой.

Колхозники Новожиловки встретили вернувшегося с фронта земляка очень радушно; наперебой зазывали в гости, расспрашивали о войне, по нескольку раз заставляли повторять скупой рассказ о том, как Егор с Сергеем Чивилихиным взяли в плен финского солдата. «А обличье у него какое? А говорит чудно, поди-ка?» — вытягивали бабы подробности у неразговорчивого парня. Мужчин, конечно, интересовали вопросы посерьезнее: о вооружении противника, об укреплении на линии Маннергейма, о действиях авиации.

Колхоз выделил в распоряжение Егора подводу для поездок в районную поликлинику, обеспечил продуктами и приставил к нему на первое время женщину для услуг, хотя особой надобности в этом не было. Все женщины и девушки села наперебой спешили поухаживать за раненным в бою красноармейцем.

Однако самого Головина очень смущало, что почти все считали его — рядового и, в сущности, не проявившего особой воинской доблести бойца — героем. Больше того — он расценивал свое ранение как промах.

Поправлялся Егор быстро и спустя две недели уже вышел на охоту. Пробродил по тайге весь день, но вернулся, правда, с пустыми руками.

Первая встреча с Настей после возвращения Егора в Новожиловку произошла в доме Чивилихина. Хотя Егор и знал, что Ефим Григорьевич относится к нему недоброжелательно, да и сам никакого желания видеться с отцом Сергея и Насти не испытывал, но все же зашел к Чивилихину рассказать о сыне. А сделал это потому, что уж очень захотелось Егору повидать Настю.

И нужно сказать, что время для посещения выбрал удачно: Настя была дома одна. Она только что управилась с коровой и была одета в выцветшее платье и большие, растоптанные валенки. Поэтому неожиданный приход Егора смутил девушку вдвойне.

За два года, что они не видались, Настя выросла и оформилась: исчезла угловатость, плавными стали движения и походка, по-иному, с девичьим любопытством взглянули на Егора глаза.

— Да ты совсем невеста стала, Настасья Ефимовна, — сказал Егор, оглядывая легкую, чуть суховатую фигуру Насти.

— А батя в правление ушел, вот беда! — поспешила сменить тему разговора девушка. — Вы присядьте, Егор Васильевич, я сейчас.

Настя вышла в нетопленую горницу, а Егор, не раздеваясь, присел на стул, смял в руках ушанку и просидел так до тех пор, пока девушка не появилась вновь уже в новом платье и туфельках на высоком каблуке. Русые волосы были гладко зачесаны назад и собраны в недлинную тугую косу. Только на висках пушились непослушные прядки.

— Раздевайтесь, Егор Васильевич, а я сейчас самоварчик спроворю, — сказала Настя, стараясь не встречаться взглядом с Егором, потом улыбнулась: — Рассказали бы, как вы с Сережей финна ухватили и вообще про войну. Слышь, трудно там нашим приходится?

— Да, не легко, — рассеянно ответил Егор. Он неотрывно следил за девушкой, отмечая в ней все новые и новые достоинства.

— Поболе двух лет вас, Егор Васильевич, дома не было, — как бы отвечая мыслям Егора, сказала Настя. — Небось и Сережа наш теперь другим стал?

— А я разве изменился? — спросил Егор.

— Ужасно! — искренне вырвалось у Насти.

— Хуже стал?

Настя повернулась к Егору и в первый раз пристально оглядела его. Глаза девушки лукаво сощурились.

— На свежий глаз, может, и хуже, а кому после разлуки еще больше приглянетесь.

Егор сразу понял, что Настя намекает на Антониду Козыреву, и это показалось обидным: ведь после возвращения он избегал встречаться с Антонидой даже на людях. Зачем же старое ворошить? Хотел было ответить Насте резко, но сдержался. Расправил на кулаке шапку, безразлично взглянул в окно.

— По мне — хоть бы и никому не приглянулся. Холостому-то разве худо?

— Нет, конечно, — в тон Егору ответила Настя. — Многие ребята так теперь говорят. А для чего-то женятся. Курзяков-то Петюнька не при вас от Вахрушей девушку высватал?.. Красивая очень, только мать Петра говорила — ничего по хозяйству не помогает, а все книжки да книжки. Может, так и надо, все теперь учатся. Парфен и тот в школу ходит. Ему, говорят, девяносто стукнуло, а вместе с ребятами сидит и слушает арифметику. И смех и грех!

— Женюсь и я, коли так, — пристально рассматривая что-то в окне, сказал Егор. — Авось не хуже Петюньки Курзякова. Может, и за меня пойдет не та, так другая.

Настя густо покраснела не то от смущения, не то от обиды, и хотя Егор по-прежнему не смотрел на нее, отошла к самовару и, сердито громыхнув трубой, стала подкладывать угли.

Дальнейшему разговору помешал приход отца.

Ефим Григорьевич вернулся чем-то недовольный. Увидав гостя, изобразил на лице приветливость, поздоровался с Егором за руку, однако на словах не удержался, чтоб не подкусить:

— Забрел все-таки. А я слышу — там был, туда заглянул. Ну, думаю, в наш дом товарищу Головину не по дороге или интересу нет.

Егору не понравилась притворно ласковая речь Чивилихина. «И чего петляет», — подумал он сердито.

— Так ведь и вам, Ефим Григорьевич, большой радости нет меня в своем доме видеть. Однако Сергей Ефимович наказывал зайти проведать и поклон передать вам и Настасье Ефимовне. Писать-то ему сейчас некогда, как сами понимаете.

— Понимаем. Все понимаем, — внушительно произнес Ефим Григорьевич и повернулся к Насте: — А ты чего ради вырядилась в буден день?

Девушка ничего не ответила, вопрос отца смутил ее чуть не до слез.

Егор уже жалел, что зашел. Но сразу уйти было неудобно. Коротко рассказал о Сергее, о службе. Сообщил и о том, что оба они намеревались поступить в полковую школу. Ефим Григорьевич презрительно фыркнул:

— Здоровы наши парни воевать! Абы не работать.

— В армии сейчас работают так, как нашим колхозничкам, пожалуй, за всю жизнь не приходилось! — озлившись, ответил Чивилихину Егор. — Там вы такого переплясу не увидите, чтобы бригадир по домам бегал да закликал на работу некоторых трудалей, у которых с утра поясница не разгибается. Прикажут ночью подняться и окопы отрыть в полный рост — роют, не ждут, пока сосед выроет. А для чего нашей стране сильная армия нужна — сами знаете. Небось в газетку-то заглядываете?

— Мы и без газеток в политике разбираемся! — слегка опешив от напористости Егора, сказал Чивилихин.

Разговор складывался неблагоприятно, видимо поэтому Настя Егору уже меньше нравилась. После его горячей отповеди Ефиму Григорьевичу девушка и не взглянула на Егора ни разу, как бы обидевшись за отца. Поэтому, выйдя на улицу, Егор облегченно вздохнул и дал себе слово больше в дом к Чивилихиным не приходить.

Однако через день они снова увиделись: на этот раз Настя зашла к Егору сама вместе со своей подругой Клавдией Жереховой.

Хотя Клавдия была старше Насти только на полтора года, на вид она казалась значительно развитее и самостоятельнее своей закадычной подружки. Объяснялось это тем, что после смерти матери на Настю — еще почти девочку — свалились все домашние работы и все заботы о двух «хозяевах» — отце и брате. А ведь недаром говорится, что легче с земли пудовую гирю поднять, чем горсть пшена собрать. Не видно ее, бабью работу, а начни делать до свету — до темна не управишься. Ну, а Клавдия сразу же после семилетки начала работать при отце на товарной ферме, потом поступила на заочные курсы животноводов, день-деньской крутилась на людях, комсомольскую работу вела.

Подруги зашли к Егору спросить, по какому адресу нужно писать Сергею, чтобы письмо обязательно дошло. Но Егор почувствовал, что совсем не это было целью прихода девушек — знали они обе номер полевой почты.

— Жениться, говорят, собираешься? — спросила по виду без всякой заинтересованности Клавдия.

Егор, прежде чем ответить, покосился на Настю. Девушка смирненько сидела на лавке, накручивая на палец бахрому шали, и как будто бы безучастно прислушивалась к разговору. Но Егор почувствовал, что это было кажущееся равнодушие.

— Собирался мужик в лесу репу сеять, да пожалел сосну рубить, — шуткой ответил Клавдии Егор.

— Пожалел все-таки, — многозначительно протянула Клавдия. — Видно, по сердцу мужику та сосна пришлась.