Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана - Влад Менбек

– Нам нужно посмотреть на Мухаммеда! – с азартом произнес Субудей, обращаясь к Чиркудаю и Джучи.

– Темуджин запретил! – отрезал Чиркудай.

– Я не говорю – воевать, только – посмотреть!

Чиркудай с Джучи задумались. Наконец Джучи поднял глаза и сказал:

– Посмотреть нужно.

– Согласен, – после раздумья, кивнул головой Чиркудай, и, подманив пальцем гонца, приказал: – Собери командиров тысяч, будет совет.

– Да, – подтвердил Субудей: – Нужно подумать, как побыстрее смести стойбище меркитов, – взглянув на стоявшего неподалеку Белоброва, спросил: – Ты будешь бить меркитов?

– А потом? – поинтересовался русич.

– Что потом? – удивился Субудей: – Если пойдут все твои друзья, то вы возьмете у меркитов хороших коней и оружие.

– А если откажемся?

– Вы станете лишними – много знаете, – резко сказал Чиркудай.

– Мы одни на них пойдём? – спросил Белобров.

– С нами вместе, – бросил Чиркудай и махнул рукой, приказывая, чтобы русич шёл к своим и рассказал им о принятом решении.

О киргизах монголы даже не вспоминали, потому что примкнувшее к ним лесные люди не подходили без зова, поняв, по каким законам и правилам живут воины Чингизхана.

Белобров опустил голову и пошел к своей ватаге. Он понял, почему те, кто знали гогов-могогов, боялись их хуже дьявола. Нет, не за жестокость и беспощадность, а за железную хватку. Если они сумели уцепиться хоть за коготок, то всей птичке пропасть. И еще: эти гоги-могоги, или как они себя называют – монголы, никогда не бросали начатое дело. И для них не существовало слово – невозможно.

На курень меркитов налетели оба тумена, с двух сторон. Все произошло быстро, а для меркитов, неожиданно. Нукеры моментально разодрали кошками завалы из арб и телег, и вломились в стойбище, разрубая саблями выбегающих на улицу мужчин, стариков и женщин направо и налево. После основного погрома, всех мужчин приставили к тележной оси и отсекли головы, которые были выше отметки. Затем собрали всю орущую толпу из женщин и детей в кучу и велели им грузиться на повозки, приставив к каравану тысячу воинов из полка Джучи. Вечером отправили обоз из оставшихся в живых меркитов в Монголию.

– Они не все доедут, – хмуро сказал Белобров Субудею, наблюдая за исчезающим в сумерках караваном.

– Лучше бы они вообще не доехали, – хрипло усмехнулся Субудей. – Нам достаточно их кошм от юрт, одежды и оружия, – и посмотрев на помрачневшего Белоброва, язвительно спросил: – Что ты о них печёшься? Тебе повезло. Ты весь обвешан их оружием. Хорошо убивал. А вот половина твоих друзей погибла.

– Я убивал в бою, – буркнул Белобров, помялся и добавил: – А так… Не по-человечески это…

– Ничего, – негромко, будто для себя, сказал Субудей: – Если они умрут без пролития крови, то в следующий раз, родившись на земле, будут жить лучше прежнего.

– А в бою кровь не льется? – не унимался Белобров.

– Погибнуть в бою – святое дело, – пояснил Субудей. – Погибшие в бою, даже если пролилась их кровь, вернутся назад. А вот без войны кровь проливать на землю нельзя, это конец земного пути. Поэтому мы и отсекаем головы после победы, равняя по тележной оси тех, кто должен остаться по ту сторону жизни навечно.

– Странные у вас обычаи, – пробормотал Белобров.

Но Субудей его услышал и усмехнулся:

– У нас правильные обычаи. Честные. А вот у вас – нет. Вы можете зарезать человека даже без войны, просто так.

– Просто так мы не убиваем, – возразил Белобров. – Может быть, когда грабим, или когда поругаемся. А если кровя пускаем злыдню-князю, то за правое дело.

– Вот видишь, – скривился Субудей: – У вас поднимается рука даже на вашего господина.

– Так если он кровопийца!..

– Он выполняет предначертания своей судьбы, – начал Субудей, – поэтому должен держать своих нукеров в чёрном теле. Они-то не родились князьями!..

Белобров помолчал и продолжил начатую тему:

– Мне кажется, что безразлично как умирать: все равно, смерть, она и есть смерть.

– Разница есть, – наставительно произнёс Субудей и, тронув коня, двинулся за туменами, пошедшими на восток. Но приостановился, повернулся назад, и громко сказал отставшему русичу: – Мы живем на этой земле не один раз. Но каждый раз по иному, потому что учимся новому в прошлых жизнях.

Белобров непонимающе покрутил головой и поехал следом на хорошем коне, отнятом у меркитов. Он неплохо показал себя во время нападения, поэтому за ним ослабили наблюдение, стали больше доверять, но не как своему, а как чужаку, затесавшемуся в единую стаю. Монголы Чингизхана четко делили всех людей на своих и чужих. Киргизы, например, для них не были чужими, но и до своих не дотягивали.

Спустя пятнадцать дней морозы ослабли, солнце стало подниматься выше, от него повеяло теплом. Приближалась весна. Снег почернел и покрылся ледяной коркой. Но широко-копытным лохматым коням, которые не знали подков, ледяная корка ноги не резала.

В один из таких солнечных дней нукеры поймали еще несколько охотников-меркитов и одного кипчака. После пыток пленные рассказали, что на северо-востоке за рекой Тургай прошлой осенью остановился большой меркитский род, образовав курень. Еще они говорили, что из этого селения купцы ходят с караванами в Хорезм, продают там шкуры белок, соболей, лисиц и волков, а покупают материю и оружие.

Ещё через несколько дней разведчики Чиркудая нашли этот курень и притащили зазевавшегося чабана. От него узнали, что к реке Иргиз на самом деле приближается громадное войско Хорезм-шаха Мухаммеда. Он сказал, что армия мусульман большая: десять туменов. По дороге она увеличивается. К Мухаммед-шаху примыкали кипчаки-мусульмане, считая этот поход священным.

– Если это армия, то нам будет тяжеловато, – рассуждал Субудей вечером около костра: – А если это толпа, то воевать не будем, – при этом Субудей с усмешкой поглядывал на молодого русича, из банды Белоброва, и тоже хорошо показавшего себя в бою с меркитами, поэтому свободно ходившего по лагерю.

А русич, ещё безусый, но широкоплечий и отчаянный, не раз видел, как из железной колесницы Субудея на некоторое время выбралась маленькая китаянка. Очевидно, она ему понравилась, или он заскучал по женщине, поэтому парень ходил у колесницы, описывая круги. Но старался, делать это незаметно.

Проследив взгляд замолчавшего Субудея, Чиркудай и Джучи тоже исподтишка стали следить за парнем. Они то знали, чем кончаются такие хождения для чужаков.

Сделав еще один круг, паренек оказался в восьми шагах от колесницы и остановился, не подозревая, что за ним наблюдают. Он помахал рукой, стараясь привлечь внимание китаянки, или таким образом хотел вызвать её наружу.

Чиркудай оглянулся и заметил, что действия русича не остались без внимания его соплеменников, в том числе и Белоброва.

Потоптавшись, паренек сделал ещё шаг, свой последний в этой жизни шаг. Сырой воздух разорвал визг стрелы, которая впилась русичу в шею. Он схватился за горло и стал с хрипом и мычанием заваливаться навзничь. Белобров вскочил на ноги, как и его сородичи, увидев, что паренька кто-то подстрелил.

Утробно хекнув, парень упал на тёмный снег, подергал ногами и затих.

Ни Субудей, ни Чиркудай, ни Джучи, ни какой другой монгол даже не шевельнулись. А русичи стали хвататься за шашки, озираясь по сторонам, ожидая нападения. Но через некоторое время они поняли, что их сородича убила китаянка из колесницы через узкую щель под крышей. Они присели на корточки у своего костра, стали зло переговариваться. А Белобров не выдержав, подошел к костру туменных и в сердцах спросил:

– Зачем же так?! Ведь он не хотел ничего плохого?..

Чиркудай, даже не посмотрев на разбойника, повернулся к Джучи и негромко, но нехорошим голосом сказал:

– Я говорил тебе, что они лишние.

Джучи промолчал. Но подал голос Субудей:

– Пусть поживут с нами еще немного и, если ничего не поймут, то мы пустим их под нож.

– Нас так просто не возьмёшь!.. – зло прошипел Белобров, положив руку на рукоятку шашки.

Субудей посмотрел на него сонным глазом и пробормотал:

– Сейчас ты находишься от своей смерти на толщину твоего пальца.

Белобров хмуро смотрел на кривого туменного, не понимая, о чем тот говорит.

– Тебе стоит лишь на один палец вытащить клинок из ножен – и ты будешь лежать, как он, – и Субудей показал головой на уже затихшего, в развороченном ногами и руками снегу, молодого русича.

Белобров, медленно успокаиваясь, неторопливо снял руку с эфеса.

– Можно было просто сказать, предупредить, – угрюмым голосом пробурчал он.

– Как его предупреждать? – удивился Субудей. – Это и есть для всех вас предупреждение, – туменной чихнул и потряс головой: – Сыро, – повернулся к караульному: – Подкинь еще в костер дров, – и вновь посмотрев на Белоброва, неторопливо продолжил: – У нас предупреждают именно так, а наказывают гораздо хуже. Для чужих существует лишь одно наказание за любой проступок – это длинная смерть. Своих хан еще может помиловать и выкинуть голыми на мороз или выгнать вообще из Монголии.