Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана - Влад Менбек

Помолчав немного и накрутив кончик седой бороды на палец, он задумчиво сказал:

– Ничего у меня не получилось с продлением жизни. Вы, наверное, сами слышали об этом. Хотел расставить всё на свои места. Времени не хватает. Устал жить. Но многого ещё не сделал. И сыновья грызутся как собаки. Может быть, в них вся причина? А? Как вы думаете?

– Мне кажется, что причина в тебе, – сурово сказал Субудей.

Темуджин долго смотрел в покалеченное шрамом лицо туменного, и, вздохнув, произнес:

– Наверное, ты прав. Когда-то я мечтал стать всего лишь нойоном. Мечтал, чтобы меня приняли остальные князья как равного. А сейчас я сам могу назвать любого монгола князем. И это запишут в книгах. Его все будут чествовать словно князя. Я поднялся выше, чем мечтал, но радости от этого нет, – Темуджин закашлял и, сплюнув на ладонь красную слюну, показал соратникам:

– Видите? Кровь… И почему такое случилось со мной сейчас, когда я самый сильный в целом мире! Впереди ещё так много дел? – помолчав, спросил: – Слышали, про Александра Македонского, который за тысячу лет до меня тоже завоевал полмира?

– Слышали, – за обоих ответил Субудей.

– Знаете, от чего он умер?

– Погиб, наверное, в бою, – опять подал голос Субудей.

Темуджин грустно усмехнулся и самодовольно сказал:

– Оказывается, вы этого не знаете. Он умер молодым из-за женщин, к которым не притрагивался раньше. А вот узнал их и умер. Слишком много на себя взял, – Темуджин хмыкнул: – После того, как он завоевал Персию, достался Македонскому большой гарем персидского царя и он стал в нем жить…

Командующие молчали, не зная, что ответить.

– А вы этого не знали. И китайский мудрец не знал. Сказал, что после человека на земле остаются только его дела. Про детей он почему-то не упомянул. Может быть он и прав – как вы думаете? – и, не ожидая ответа, Темуджин махнул рукой и продолжил:

– А ещё я даже не узнал, где была родина моих предков, – хан хитро прищурил глаза: – Я знаю, вы сделали всё, что могли, когда гнали меркитов на запад. Но сейчас война с Хорезмом почти закончена, и я хочу, чтобы вы оба со своими туменами пошли на юг. Потом повернете на запад, обойдете Абескунское море, и через горы попадете на Русь. Там узнаете, откуда пришел Бодончар. Может быть, тогда я обрету покой, и мне станет легче, – он помолчал и недовольным тоном сказал:

– Джучи совсем отбился от рук. Я ему приказал явиться ко мне, а он уехал на север своего улуса. Занимается охотой, будто меня не существует. А кто для него завоевал этот улус?

Даже ничего не ответил. Всё-таки я его отец, чтобы не говорили об этом злые языки. Я хотел его послать с вами, но он не приехал. Значит, вы пойдете одни.

Если будет возможность, пришлю к вам ещё кого-нибудь. Но надейтесь только на себя. Если надо – воюйте. И постарайтесь узнать побольше о тех народах, через которые будете проходить. Я вас не тороплю, но и не медлите – боюсь умереть.

У Мухаммеда нашли карты Хорезма, Персии, Индии, Кавказа… Есть даже путь на запад, где живут германцы и франки. Возьмите эти карты у моего писаря и отправляйтесь.

Но никому не говорите куда. Если очень будут интересоваться, то сошлитесь на мой приказ: поймать Хорезмшаха и его сына Джелаль эд-Дина. Было бы неплохо, если бы вы уничтожили по дороге и Мухаммеда, и Джелаль эд-Дина. По моим сведениям они как раз движутся к Абескунскому морю.

Помолчав и отдышавшись, Темуджин посмотрел на Субудея и поинтересовался:

– Ты всё ездишь в своей железной колеснице?

– Только ночую, Темуджин, – негромко ответил Субудей.

– Китаянка тебе никого не родила?

Субудей тяжело вздохнул и хмуро сказал:

– Родила двоих. Но они умерли. Один через шесть дней, другой через три…

Темуджин сочувственно покивал головой и повернулся к Чиркудаю:

– Твоя женщина с тобой?

– Да. Она решила не оставаться в этот раз в Монголии. И она, и сын.

– Возьмешь их в поход? – с завистью спросил Темуджин.

– Возьму.

Темуджин опять помолчал и расстроенно пробормотал:

– А мне, некого…

– А Бату! – резко бросил Субудей. – Если тебе не повезло с сыновьями, то внук у тебя…

Темуджин согласно покивал головой, и глаза его радостно блеснули:

– Он – единственная моя надежда. И я рад, что кто-то сможет после меня держать все земли железной рукой, – и, впившись взглядом в соратников, тихо попросил:

– Обещайте мне, что если случится что-то плохое, вы поможете моему внуку.

– Мы и сами решили его защитить от врагов, – твердо сказал Чиркудай. – Даже если бы ты не просил.

Темуджин вновь согласно покивал головой:

– Вы единственные, кому я верю, – и неприятно усмехнувшись, добавил: – Чем больше родственников – тем меньше близких людей.

Взяв в руку чашку, протянул её Чиркудаю и попросил:

– Меченый, налей кумыса. Бурдюк за твоей спиной.

У Чиркудая дёрнулись губы, и он исполнил просьбу Темуджина. Напившись, тот устало сказал:

– Так и не научился смеяться?

– Нет.

Они помолчали. Темуджин не предложил им ни еды, ни кумыса. Очевидно, считал, что сейчас это будет для его друзей унизительным. Монголы предлагают еду лишь тем, кому оказывают уважение. У Темуджина с Субудеем и Чиркудаем взаимоотношения были ближе, чем с родственниками. И они это знали. Им не нужно было предлагать что-то в шатре Темуджина. Только эти двое туменных могли сами себе налить кумыса, не спрашивая хозяина. Но командующие были сыты.

– Идите, – глухо бросил Темуджин и махнул рукой.

Чиркудай с Субудеем встали, отвесили хану поклон, и вышли на улицу.

К походу готовились три дня. Чиркудай приказал своим командирам собрать в окрестностях Самарканда быстроногих одногорбых верблюдов, дромадеров. Его удивляла их способность долго не пить воду и бегать не рысью, а иноходью.

На верблюдов загрузили корм для коней, провиант для нукеров, зимнюю одежду и десять разборных катапульт с горшками китайского пороха. На нескольких дромадерах соорудили что-то вроде носилок с двух сторон горба, в которых будут ехать женщины, лекари и Сочигель с Анваром, когда устанут от верховой езды.

Субудей, стоявший со своим туменом недалеко от Зеравшана, за Чапан-атой, тоже приказал собирать дромадеров. Он регулярно навещал в эти три дня Чиркудая, советовался. Они решили не уменьшать количество воинов в своих туменах. У Чиркудая было более двенадцати тысяч нукеров, у Субудея – четырнадцать.

На утро четвертого дня оба войска выступили. Они прошли вдоль небольшой речушки Сиаб и устремились к китабскому перевалу. Вечером, прежде чем спуститься с высокого хребта, посмотрели с большой высоты назад, на зеравшанскую долину, и помчались вперед, к байсунскому плоскогорью.

Чиркудай с Субудеем ехали вместе, немного опередив колонну, с одной охранной тысячей, следом за разведкой. За командующими, на верблюдах, ехали Сочигель и китаянка. Анвар старался подражать мужчинам и не пересаживался на дромадера. На своем чёрном коне, он уверенно рысил рядом с отцом. Железная колесница громыхала в хвосте охранной тысячи.

Когда проезжали через небольшой городок Шахрисябз, не пострадавший от войны, Субудей, глядя на любопытных согдийцев, высовывающихся из-за глинобитных заборов-дувалов, пробурчал:

– Темуджин оставил здесь наследника. Он тоже когда-нибудь предъявит свои права на земли.

– Может быть, у этой девчонки родится дочь? – предположил Чиркудай.

– У Темуджина рождаются больше сыновья, чем дочери, – возразил Субудей и, почти без перехода, посетовал: – Когда мы воевали в Китае, то смеялись: как это можно держаться за землю и не отступать? Кому она нужна, земля? Вон её сколько! А сейчас кочевые монголы дерутся из-за земли.

– Не из-за земли, – возразил Чиркудай: – А из-за работников, которые живут на этой земле.

Субудей сокрушенно помотал головой:

– Всё равно, мне это не нравится. Совсем недавно мы были свободными, а вот завоевали несколько стран – и сразу попали в рабство.

Чиркудай задумался и согласно кивнул головой.

Удалившись на десять верст от Шахрисабза, тумены остановились на короткий ночной привал. Выступили до рассвета. Во второй половине дня, не доехав до поселка Байсун, свернули направо, решив не лезть в горы байсунского перевала. Пересекли каршинские степи, и вышли к реке Джейхун, где запаслись водой. После переправы на плотах через многоводную реку, медленно поползли по пустынному такыру, выжженной солнцем коричневой земле, к городу Нишапур, где по последним сведениям прятался Мухаммед-шах.

Их войско вели трое согдийских купцов, не раз ходивших по этому маршруту на запад. Торгаши, находясь под надежной охраной, решили заодно провести свои товары. На третий день, сгорая от жары под белым солнцем, Чиркудай заметил беспокойство купцов и подозвал их к себе, для того, чтобы они объяснили своё поведение.

– Видите у горизонта темную тучу? – спросил один из проводников, показывая рукой на юг.