Осоковая низина - Харий Августович Гулбис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Один леший разберет, что в колхозе этом будет, — вдруг сказал он, постучав трубкой о каблук и вытряхнув пепел.
— Что же там будет? Отдашь всю скотину, все обзаведение…
Больше высказываться Петерис не хотел.
— А сам с голым задом останешься, — заключил Вилис.
— Я так не сказал. Коли все работали бы! А то один работать будет, другой лодыря гонять за чужой счет. Что же это за дело?
— Точно подсчитывать будут, кто сколько сделал.
— Кому подсчитать все это?
— Бригадиру.
— Мне никакого бригадира не надо. Я сам себе бригадир.
— В колхозе веселее будет. Как все вместе навалятся на работу…
Алиса это уже слышала от женщины, которая до войны жила в Советском Союзе и работала в колхозе.
— Остается только музыкантов звать да плясать! — презрительно усмехнулся Петерис.
— Да… Лучше бы еще малость подождать. Чего первым кидаться-то. Пускай сперва в Петушиной корчме колхоз делают, в имении. Вот посмотрим, какой там профит получится.
Вилиса опять потянуло на умные слова.
Петерис, почувствовав единомышленника, опять сел на своего конька:
— А как бригадир этот точно знать будет, какая на каждом месте земля? Одна канитель получится. Землю обрабатывать уметь надо!
Петерис принялся разъяснять, как следует обрабатывать землю, а Вилис, усевшись на мешок картофеля, без всякого интереса слушал и морщился от дыма собственной трубки, который ветер бросал ему в лицо. Уходя, он состроил заговорщицкую мину и сказал:
— Ты не вступай! Не голосуй!
— Как же это… А ты сам?
— Я не могу. Я депутат, должен голосовать.
— Коли велят, так вступлю. Чего там!
Когда Вилис ушел, Петерис сплюнул.
— Отпетая сволочь и подлипала! Хочет выпытать, что думаю. Дураков ищет.
Алиса, забравшись в бурт, кидала в ведро картошку и мужа толком не слышала, поэтому Петерис, почертыхавшись, замолчал. Резкий ветер холодил, и, держа мешок, Петерис все глубже прятал шею в воротник полушубка. Когда жена опять выбралась наружу, чтобы пересыпать картошку из ведра в мешок, Петерис вдруг сказал:
— Знаешь, из меня вышел бы колхозник лучше, чем из них всех.
Алиса в этом не сомневалась, она снова вползла на коленях в бурт и стала загребать изо всех сил: на кухне у плиты укрытое белым полотенцем в квашне подходило тесто — скоро сажать в печь. И с картошкой надо было разделаться как можно быстрее. Вилис Вартинь задержал их своими разговорами.
В назначенный день люди Осоковой низины собрались в «Упитес» и решили основать колхоз «Светлое утро». Против не голосовал никто, приняли всех. Представитель уезда на должность председателя предложил Доната Павловского, и все с этим согласились.
Кое-кто удивился, что бухгалтером стал Дронис, но люди знающие разъяснили, в чем дело: Дрониса поддерживал парторг Риекстынь, ибо жена и детишки Жаниса Риекстыня всю войну, пока он воевал на другой стороне, спокойно жили в «Апситес»; Дронис сумел спеться с Хербертом Лиекужем и другими тогдашними заправилами. Только благодаря ловкому языку Дрониса Хелену оставили в покое, не отправили в Германию, не бросили в концлагерь.
Сложнее в новом колхозе было подыскать третьего руководящего человека. Когда эту должность предложили Петерису, он совсем оторопел:
— Чего я! Ведь я и писать-то разучился.
— В школу ходил.
Петерис в самом деле проходил три зимы в гракскую волостную школу.
— Без очков я толком и не вижу.
— Это не проблема.
— Так мне что, очки теперь носить?
Подошел парторг:
— Ответственности не хочешь брать на себя?
Петерис почувствовал, что дело принимает серьезный оборот.
— Иди да цапайся с каждым! Коли бы слушали! А то всякие ведь бывают.
— Плохо ты о своих соседях думаешь.
Однажды, когда Донат еще женихался в «Викснах», Петерис рассказал ему, как в первую войну, в Сибири, командовал на судне матросами.
— Помощником капитана был?
Петерис краснел и потел — от приятного сознания, что его оценили по достоинству, и от страха, что может влипнуть в настоящую беду.
— Ты не ломайся! Люди тебя уважают, работать на земле ты умеешь, нечего в стороне оставаться.
Петерис переминался с ноги на ногу и не мог ответить ни согласием, ни отказом. За ужином он сказал Алисе:
— Сходи к Донату и скажи, что я не хочу.
— Почему — я?
— Мне неловко показываться там.
Алиса напомнила, как он в «Лиекужах» был старшим батраком, что все его слушали, даже побаивались и что так же будут слушать теперь.
— Ясно, что будут.
Дома Петерис куда больше верил в свои способности.
— Если ты откажешься, они рассердятся.
— Мне-то что!
— Еще подумают, что англичан ждешь.
— Пускай думают, что хотят. Я не боюсь.
С утра, еще затемно, Петерис надел новый ватник и обещал вернуться к завтраку.
— Куда пойдешь? К Донату?
Он не ответил.
Вначале Петерис в самом деле пошел в сторону «Упитес», но затем по мерзлой, местами еще покрытой снегом пашне свернул к холму «Вартиней».
Когда рассвело, взгляду Петериса открылась вся Осоковая низина. За речкой, на противоположном склоне, лежит земля «Апситес», где кустарники и перелоги превращены им в плодородные поля. Он до сих пор помнит там каждую пядь, знает ямы, которые весною сохнут медленно, и бугры, сухие уже в конце мая. Дальше, за полосой леса, начинаются угодья «Вайваров», и Петерис может сказать, где там снизу коварная глина. За кустами в болото погружаются наполовину запущенные поля Паулины, песчаные и торфянистые. А тут же перед ним — «Упитес», с лучшей
