Двадцатые годы - Лев Овалов

Ушаков переставил слова:

- Коммунистическое общество и семья.

Слава не придал перестановке слов большого значения.

- Не все ли равно?

Никто не ожидал, что на диспут придет так много народа, - пришла работающая молодежь, пришли школьники, много учителей, зал партийного клуба заполнен до отказа, хотя приходить не обязывали никого.

Собрание вели Ознобишин и Железнов, для солидности пригласили в президиум директоров обеих школ, с опозданием появился Кузнецов, сел рядом с учителями.

- Вступительное слово предоставляется работнику укомола товарищу Вержбловской.

Раскрасневшаяся, смущающаяся, поднялась она на трибуну, в белой блузке с черным бархатным бантиком.

Увы, Кузнецов не ошибся: Франя чирикала...

На этот раз она действительно прочла брошюру Коллонтай, ее она и повторяла.

Свободные чувства, союз двух, никакого принуждения ни по закону, ни по семейным обстоятельствам, дети ничем не связывают родителей, для детей построят тысячи интернатов...

Диспут, может быть, и провалился бы, ограничься его организатор своей выдвиженкой...

Но Ушаков - это уже другой коленкор!

Его не занимал вопрос, какие обязательства накладывает на мужчин и женщин физическая близость... Он не зря переставил слова. Каким будет коммунистическое общество. Вот что его интересовало! И, лишь представив себе это отдаленное общество, можно представить, каковы будут его институты.

Этот деревенский паренек был совсем не так прост, как казался, и начитан немногим меньше Ознобишина.

- Мы не можем еще с большей достоверностью сказать, каким будет коммунистическое общество, - говорил Ушаков. - Мы можем лишь определить его главные особенности. Уже несколько столетий назад лучшие умы человечества думали о том, каким будет раскрепощенное человеческое общество, избавленное от власти собственности и эксплуатации человека человеком. Четыреста лет назад англичанин Томас Мор написал замечательную книгу "Утопия", столетие спустя итальянец Кампанелла написал "Город Солнца", через двести лет появились книги Фурье и Сен-Симона...

Он называл имена великих утопистов. Откуда он их взял? Да из того же источника, из которого черпал свои познания Слава. В те годы Госиздат заполнил страну книгами прогрессивных мыслителей всех времен и народов. "Город Солнца" и "Утопия" лежали на столах у многих комсомольских работников...

- Семья? - спрашивал Ушаков. - Что определяет общественные и семейные отношения? Прежде всего политический и экономический уклад общества. Представьте себе, упразднена частная собственность, устранено социальное неравенство, труд стал внутренней потребностью человека. Кампанелла мечтал именно о таком обществе! И написал книгу о городе, жители которого руководствуются этими принципами. А сто лет назад, когда декабристы пытались уничтожить в России самодержавие, французский мыслитель Фурье высказал предположение, что в будущем коммунистическом обществе развитие производительных сил сотрет грани между умственным и физическим трудом...

Кузнецов улыбался, никогда Слава не подумал бы, что Кузнецов способен так счастливо улыбаться, и не замечал, что и сам он улыбается так же счастливо и радостно.

Вот ради чего они все, собравшиеся в этом зале, жили и боролись, вот почему стремились на фронты гражданской войны, ловили дезертиров, искали запрятанный кулаками хлеб и экономили каждую каплю керосина!

И слушали Ушакова совсем не так, как Франю.

- А теперь представьте себе общество, о котором мечтали Маркс и Энгельс и которое мы теперь создаем, и подумайте, сохранится ли семья в таком обществе? Разумеется, сохранится. Счастливый человек не откажется от своего ребенка, не откажется же он от самого себя, потому что ребенок - это его собственное и более совершенное воплощение. А если человек любит своего ребенка, значит, любит и женщину, родившую этого ребенка, потому что гармонический человек будущего будет просто не способен искать легких и временных связей.

Слава знал, что Никита Ушаков еще не ухаживает за девушками, ни в кого не влюблен, для него любовь еще отвлеченное понятие, но именно такие чистые и уверенные в себе люди и создают хорошие семьи.

Ушаков категоричен, и, боже мой, какие же споры разгорелись в зале!

Как будут воспитываться дети и какими должны быть отношения между супругами, имеет ли право мужчина разойтись с женой, если у нее от него дети, кто из супругов должен обеспечивать семью, какие обязательства возникают у общества по отношению к семье и, наконец, существует ли любовь и что такое счастье...

И вдруг Славе открылось, до чего же все они выросли. Оказывается, не один Ушаков читал Кампанеллу...

И вспомнился Славе разговор о будущем года два назад на крыльце Успенской школы. Как они тогда были наивны! А сегодня ребята так и чешут: какой будет труд, как повлияет на человеческие отношения покорение природы, что нужно для гармонического развития личности... Не все, но многие спорили вровень с Ушаковым, и многие из тех, что выступали сегодня в клубе, еще покажут себя!

- Ты будешь выступать? - спросил Кузнецов.

Слава пожал плечами:

- Зачем?

- А я скажу несколько слов.

Кузнецов поднялся на трибуну, но заговорил не столько на семейные темы, сколько возвращал своих слушателей к заботам сегодняшнего дня:

- Заглядывать в завтрашний день, конечно, надо, но не забывайте и о сегодняшнем, семьи надо не разрушать, а крепить, так легче и дружнее работается, а дел у нас по горло...

Даже Кузнецов остался доволен диспутом и, что редко случалось, на прощание крепко и одобрительно пожал руки и Ушакову и Ознобишину.

Никита и Слава вышли на улицу.

- А ты, оказывается, много читаешь, - похвалил Слава Ушакова.

- Я бы еще больше читал, да времени не хватает, - огорченно отозвался Никита. - Уж больно много у меня дома хлопот...

И заторопился к себе в деревню, он никогда не оставался ночевать в городе.

Слава услышал за своей спиной перебор каблучков, его догоняла Франя.

- До чего хорошо прошло! - защебетала она. - Как ты думаешь, Кузнецову понравился мой доклад?

Она принялась делиться впечатлениями, точно Ознобишин не был участником диспута.

- Я зайду к тебе? - неожиданно предложила ему Франя.

Она никогда не заходила к Славе, и ему польстило ее внимание.

- Зайдем, - согласился он.

Тихонько, чтобы не разбудить Эмму Артуровну, миновали зал, вошли в темную комнату.

Слава повернул выключатель, лампочка осветила кое-как застеленную кровать и разбросанные по столу газеты.

- Как у тебя неуютно! - пробормотала Франя.

- Извини, - сказал Слава. - Не успеваю убраться.

Франя присела на кровать.

"Нет, все-таки она хорошенькая", - подумал Слава, посматривая то на Франю, то на обои.

- Помнишь, как ты привез мне конфеты?

- А зачем ты обманывала Сергея? - упрекнул ее Слава.

- Чем же это я его обманывала?

- А тем, что делала вид, будто влюблена в него, я сам это видел.

- Видел то, чего не было! - Франя рассердилась. - И вообще, если хочешь, любить можно сто раз!

- Любовь бывает только один раз в жизни!

Франя пожала плечами.

- Ты еще маленький и ничего не понимаешь.

- И сколько же раз ты уже любила? - поинтересовался Слава.

- Я? - Франя ласково ему улыбнулась. - Дурашка, представь, я еще ни разу никого не любила.

Слава в смущении отвернулся к окну.

- А меня ты мог бы полюбить? - неожиданно спросила его Франя.

Он не знал, что ей на это сказать, диспут на такую скользкую тему куда легче было вести в клубе, он и в самом деле не знал, может ли он полюбить Франю, она ему нравилась и не нравилась, иногда он ею любовался, а иногда она чем-то ужасно его раздражала.

- А ты сам любил кого-нибудь?

- Нет, - признался Слава. - Когда же мне было...

- И сейчас ни в кого не влюблен? - допытывалась Франя.

- Нет, - с отчаянием повторил Слава.

- А почему? - капризно спросила Франя.

Тогда Слава повернулся к ней и, глядя в ее широко раскрытые овечьи глаза, нерешительно сказал:

- Потому, что я... еще не понимаю... ну, понимаешь, я еще не понимаю, что такое любовь.

23

Никто в укомоле не приходил на работу к определенному часу, да и часов ни у кого не было, поднимались вместе с петухами, ели что придется и бежали на службу.

Слава пришел к себе в кабинет... Кладовки у малоархангельских мещан побольше. А Железнов не прочь хоть на часок завладеть этим кабинетом.

К нему тотчас вошла Франя, она пришла на работу еще раньше.

- Вчерашняя почта.

Положила перед Славой зеленую картонную папку с белыми, завязанными бантиком тесемками и перечислила наизусть:

- Две инструкции, пять циркуляров, шесть заявлений и одно письмо.

- От кого?

- Личное, тебе.

Редко кто получал в укомоле личные письма.

Слава раскрыл папку, письмо лежало поверх остальных бумаг, серый конвертик без марки, письма чаще доставлялись с оказиями, чем по почте.