Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Теперь можешь падать.

Словно по его желанию, раздался еще один выстрел, потом еще несколько.

«Цыгана кончить не могут, сволочи», – подумалось Мышкину, и пришедшая злость на врага вытесняла из души страх смерти.

– Смотри, уже не падает… – скривился разочарованный фельдфебель.

Он подошел к Сергею и вполсилы ударил ногой по табурету. Мышкина бросило в сторону, но он скоординировался и удержался на месте.

– Ну что, хочешь жить? Тогда признавайся, – предложил фельдфебель.

Видя, что приговоренный не реагирует, он ударил еще раз, посильнее. Удары, словно электрические разряды, вызывали в теле Сергея Мышкина мышечные спазмы. Он понимал, что скоро игра прекратится, и он умрет, но, странное дело, жил этими секундами, цеплялся за них всеми силами. Дверь отлетела в сторону, грохнув по стене, и внутрь котельной вбежал Нецецкий.

– Он еще не повешен? – Весь черный от злобы, старый вор подскочил к стоящему на табурете Мышкину.

«Все, сейчас выбьет», – мелькнуло у Мышкина, и опять жуткий страх наполнил его сердце.

– Признаешься, что на разведку работаешь, останешься жить, – вместо удара предложил Дед.

Сергей огромным усилием воли заставил себя не реагировать.

– Хватит, амба, – надоело ждать Нецецкому, и он со всей силы пнул табурет.

Мышкин почувствовал, как его шею захлестнула тугая петля веревки, прекращая доступ воздуха. В глазах померкло. Он хотел было подсунуть под веревку руки, но они были связаны… И вдруг Сергей почувствовал облегчение, легкие стали наполняться кислородом. Очнулся он на полу с обрывком петли на шее и услышал голос Нецецкого:

– Веревка оборвалась потому, что была подрезана, – объяснял тот фельдфебелю.

– Зачем, кто подрезал? – недоумевал эстонец, искренне сожалевший, что казнь сорвалась.

– Командованию так было нужно, – буркнул Нецецкий, который еще недавно и сам был, как фельдфебель, в таком же недоумении.

В казарме Мышкина встретили Мазут и Николка, которые уже знали о произошедшем.

– Ну чего, Серега, досталось вам по нервам, – сочувственно произнес Мазут, усаживая его на кровать. – Но, с другой стороны, Дрыну повезло меньше.

– Что с Иваном? – первым делом поинтересовался Мышкин.

– В лазарете лежит, – пояснил Николка. – Я у него был, с ним все будет хорошо, Бог хранит его.

– Его хранит, а почему Дрына не хранил? – еще раз вспомнил о своем кореше Мазут.

– Он умер как невинно убиенный, и тем самым ему многое сделанное при жизни плохое простится, – уверенно произнес Николка.

– Нет, пусть мне там не простится, но лучше я здесь подольше поживу, – заметил Мазут. – Ты, Серега, как и я, надеюсь, думаешь?

Мышкин молча кивнул, начиная обдумывать произошедшее с ним и Цыганом и приходя к выводу, что это была грамотная провокация, проверка. В казарме стали появляться курсанты разведшколы, вернувшиеся с занятий. Они подходили к Мышкину, приветливо хлопали его по плечу, давая понять, что о событиях у котельной им все уже известно.

На следующий день все, кроме Цыгана, который еще находился в лазарете, приступили к занятиям по шпионско-диверсионной деятельности. Их обучали стрельбе, минно-подрывному делу, рукопашной борьбе. Кроме того, каждый день проходили политические занятия, на которых русскоязычные преподаватели рассказывали слушателям о еврейско-коммунистическом терроре красных комиссаров и их приспешников во главе со Сталиным. На примерах принудительной коллективизации они объясняли, как Советская власть расправлялась со своим народом. Через неделю к группе присоединился и Ванька Зарецкий, повязка на голове которого оставалась единственным напоминанием о тяжелом испытании. Николка не скрывал своей радости, бурно выражая свою радость, и бросился обнимать и целовать опешившего Цыгана.

– Словно жена мужа встречает, – усмехнулся Мазут. – Ты смотри, Цыган, не обидь убогого.

Ванька бросил на него холодный взгляд, суливший мало хорошего.

– Ладно, ладно, – пошел на попятную Мазут, – с тобой сейчас шутить нельзя, ты же контуженный на всю голову, все равно что белобилетник.

Вечером, после отбоя, Мышкин разбудил Ваньку и позвал «на перекур». Они подробно обсудили инсценировку казни.

– Знаешь, Сергей, я в ожидании выстрела мысленно попрощался с женой, у меня ведь, кроме нее, больше никого нет, – поделился с ним Цыган. – Жаль, что я вор, это мешало нам быть вместе.

– А у меня жена сейчас беременная, – сообщил Мышкин. – Представляешь, еще какие-то полгода, и я стану отцом. А ведь мог никогда не увидеть своего ребенка.

Потом Сергей решил подбодрить напарника.

– Ничего, Иван, даст Бог, как говорит Николка, выполним задание, тебя амнистируют, и ты снова будешь со своей женой.

– Спасибо за добрые слова, – искренне поблагодарил напарника Зарецкий.

– Самое главное мы сделали, – вернулся к главной теме Мышкин, – нам удалось пройти проверку и добиться полного доверия немцев.

– Полного ли? – усомнился Иван. – Вряд ли Дед станет нам доверять.

– И хорошо, он не позволит нам расслабиться, – по-своему оценил данный факт Сергей. – Хотя на это у нас и времени не будет.

– Что ты имеешь в виду? – не понял Цыган.

– Сдается мне, что проверка, которую нам устроили господа фашисты, была вызвана необходимостью как можно быстрее отправить нас на задание, – уверенно произнес Мышкин. – В противном случае они могли бы спокойно дожидаться, когда придут ответы на их запросы по наши души, а не инсценировать наше разоблачение и казнь.

– Думаешь, нас скоро отправят в Ленинград? – обрадовался Цыган.

– Думаю, да.

Утром перебежчиков вывели с утреннего построения и собрали в учебном классе. Следом появился фельдфебель, участвовавший на инсценировке казни, и скомандовал:

– Сидеть молча!

Вскоре дверь снова отворилась, и вошли немецкие офицеры в сопровождении Нецецкого.

– Хайль Гитлер! – отреагировал фельдфебель на их появление, выкинув вперед правую руку.

– Хайль Гитлер, – первым продублировал Мазут.

Остальные также вскочили по стойке смирно, неуклюже повторив нацистское приветствие.

Когда все уселись, обер-лейтенант Шнип начал произносить свою речь. Вначале он долго говорил о силе германского духа и оружия, о великом предназначении немцев, которые несут культуру и чистоту веры темным и отсталым народам Европы и всего мира, затем перешел к теме противостояния Германии и коммунистической еврейской клики, пришедшей к власти в России. Одним словом, произносил слова, мало отличающиеся от текста пропагандистских листовок, которые постоянно сбрасывали над блокадным Ленинградом.

– Германия пришла дать свободу народу Советского Союза, порабощенному жидами-комиссарами, – брызгал слюной Шнип, – и вы, как истинные сыны своей Родины, должны приложить все свои силы к достижению великой и справедливой цели. Поэтому я хочу вас спросить, готовы ли вы, не считаясь с собственной жизнью, встать под знамена Германии в борьбе с большевизмом?

– Я готов! – вскочил по стойке смирно Сергей Мышкин, продолжая отрабатывать свою легенду.

Затем с решительным лицом поднялись Иван и Мазут. Посмотрев на них и мало что понимая в происходящем, встал и Николка.

– Отлично. – Шнип довольным взглядом оглядел всех четверых. – Сегодня вы примете присягу на верность рейхсканцлеру Гитлеру и в скором времени сможете выполнить свой долг перед своей Родиной и великой Германией.

Брюжалов пришел домой и прямо с порога понял: в доме что-то произошло. Вышедшие ему навстречу жена и дочь выглядели встревоженными.

– Папа, Вера пропала! – Чуть не плача, дочь рассказала об исчезновении своей подруги.

– Как это произошло? Когда вы ее видели в последний раз? – задумчиво поинтересовался Семен Иванович.

На самом деле он практически не слышал пояснений домашних. Ситуация насторожила профессионального разведчика по одной причине: подруга дочери могла совершить ряд необдуманных поступков, в результате которых ему могут быть заданы неприятные вопросы. «Может, она решила заявить об изнасиловании?» – первое, что пришло в голову мужчине.

Но, проанализировав все, он пришел к выводу, что ему ничто не грозит. Ведь он известный в своем кругу человек, видный партийный деятель, честь которого просто так никому не позволено марать. Мало ли что скажет какая-то девчонка. Да те же органы сами не допустят огласки. Ведь его дискредитация – это дискредитация руководства города. Взвесив все аргументы, Семен Иванович успокоился.

– Она вообще-то вчера мне сказала, что хочет найти работу, где дают комнату в общежитии, – выйдя из раздумий, услышал Брюжалов слова своей дочери. – Вроде у нее подруга в трамвайном депо работает.

– В любом случае надо бы обратиться с заявлением в милицию, – вступила в разговор жена Брюжалова. – Время жуткое, как бы с девочкой чего не случилось.