Украину, Донбасс – Северный Кавказ – Баку – Иран (далее в Тибет). Генералы категорически требовали от Гитлера идти в первую очередь на Москву, утверждая, что пока Москва не будет взята, о разгроме Советского Союза не может быть и речи. Эти сведения Михаил почерпнул из мемуаров немецких генералов, изданных еще в Хрущевские времена. Генералы дружно свидетельствовали о том, что Гитлер согласился с ними крайне неохотно и что после провала наступления на Москву и разгрома там немецких войск постоянно попрекал их. И было за что. Блицкриг не состоялся. Ни Москва не была взята в течение летне-осенней компании 1941 г, ни левобережная Украина с важнейшими промышленными и угледобывающими районами Харькова и Донбасса. Эту ошибку Гитлер приказал исправить в летнюю кампанию 1942 года. Он запретил заниматься Москвой и велел пробиваться на восток через Харьков и Дон на Сталинград, а также через Ростов – на Северный Кавказ и Баку. Если бы Гитлер всерьез хотел до конца сокрушить военный потенциал СССР, ему надо было бы наносить главный удар после Харькова на Поволжские промышленные центры – Горький, Казань, Куйбышев, Саратов, а затем на Урал, Пермь, Молотов, Свердловск, Ижевск, Нижний Тагил, Челябинск, Магнитогорск. Но нет, фюрера, не менее «гениального», чем Сталин, по-прежнему больше интересовал возможно более короткий путь в Тибет. Теперь он пробивался туда сразу тремя путями – через Северную Африку и Египет; через Сталинград – Казахстан – Туркмению – Иран; через Ростов – Северный Кавказ к Каспийскому побережью на Баку и одновременно через перевалы Главного Кавказского хребта в Грузию, далее на Баку и Иран. Харьковская операция завершилась грандиозным поражением советских войск – не меньшим, чем в 1941 г Киевская, Прибалтийская и Оршинская. Через взломанный фронт хлынула лавина немецких войск, а до самой Волги никаких крупных и сохранивших высокий оборонительный потенциал Советских войск уже не было. Гитлер напрягал все ресурсы, чтобы быстро взять Сталинград и ринуться в Заволжье и Среднюю Азию. Сталин напрягал все ресурсы, чтобы не сдать врагу город своего имени и не дать ему перерезать главную водную магистраль России и рокадную железную дорогу на Астрахань. Чем закончилась ужасающая по ожесточению и жертвам битва за Сталинград, известно. Немцы таки вышли к Волге почти на всем протяжении города, распространившегося на десятки километров вдоль великой реки. Советские войска только кое-где еще держались у Волжской кручи. Но в это время войска двух советских фронтов к северу и югу от Сталинграда перешли в наступление и сомкнулись к западу от разрушенного города, отрезав шестую армию генерал-полковника Паулюса от немецких тылов. Гитлер бросил на выручку Паулюса, которому и думать запретил об отступлении и которого для поднятия духа командующего и всех его войск произвел в генерал-фельдмаршалы, войска под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна, в том числе и танковые дивизии СС, всю транспортную авиацию люфтваффе и большую часть боевой авиации, перебросив под Сталинград авиационные части даже из Африки. Когда ничто не помогло, и советские войска завершили разгром шестой армии Паулюса и взяли его в плен вместе с еще очень внушительными остатками его голодных, замерзших и деморализованных войск, Гитлер объявил небывалый в истории Германии траур на всей территории Рейха. Внешне это выглядело – и действительно было обставлено – как траур по лучшей ударной армии Гитлера. И, видимо, только немногие посвященные из близкого окружения Гитлера, молча переживали несравненно более убийственное поражение – в эти дни траура Гитлеровское руководство хоронило свою заветную мечту – обеспечить переход лучшей части Германского народа в Тибет и возможность ее спасения с обреченной на катастрофу Земли силами могущественных Лунных спасателей. Таким образом, уже в конце 1942 г. Гитлеру стало абсолютно ясно, что Мировая война, которую он развязал с целью спасения лучшего, что было в Германии – ее арийского народа – уже безнадежно проиграна, хотя немцы еще оккупировали всю Европу и половину европейской части СССР. Цель – Тибет – оказалась недостижимой ни по одному из возможных путей. Короче, нацисты прощались с надеждой на спасение, которую они взрастили в процессе постижения мистических и оккультных занятий, истово веруя в то, что они и есть самые лучшие люди из всех пород людей. Ведь на советских фронтах, которые гитлеровцы называли Восточным фронтом, был истреблен и продолжал погибать главный потенциал Германии. На Африканском театре военных действий в это время тоже произошел коренной перелом – англичане впервые одержали там решительную победу под Эль-Аламейном над немецко-итальянскими войсками. Но там давно уже ничего не решалось ни с точки зрения овладения путем коммуникации в Индию и Тибет, ни, тем более, с точки зрения победы во всей Второй Мировой войне. Главные силы Рейха расходовались в России и погибали в России.
Почему же Гитлер не попытался сделать то, что хотели сделать заговорщики-генералы, организовавшие покушения на Гитлера в 1943 г., правда – неудачные – то есть заключить мир с антигитлеровской коалицией или хотя бы с ее «западной» частью, дабы избежать абсолютного разгрома уже на территории Германии?
На этот вопрос возможны несколько вариантов ответа. Гитлер мог еще надеяться на перелом в ходе войны за счет использования нового, невиданного оружия – ведь времени для сопротивления напору русских и англо-американских войск еще было достаточно – два с половиной года. И такое невиданное оружие действительно разрабатывалось. Отсюда понятно, что Гитлер мог полагать, что он к началу 1943 года еще не все потерял. Однако создать абсолютное оружие ни в виде ядерной бомбы, ни в виде межконтинентальных ракет, ни в виде «летающих тарелок» (которые действительно были сделаны по чертежам, которые мистическим путем через медиумов были сообщены немецким инженерам) в нужном количестве или даже в виде опытных образцов (как ядерную бомбу) немцы так и не смогли.
Другой вариант ответа не менее правомерен, ибо точно известно, что с некоторых пор Гитлер повторял, что его народ «не достоин такого фюрера, как я». В этой фразе, как ни покажется странным на первый взгляд, отражался не только – и даже не столько эгоизм и эгоцентризм абсолютного владыки вроде того, который позволил себе откровенно выразить французский король Людовик XIV – «после нас хоть потоп». Михаилу представлялось, что Гитлер не был до такой степени безразличен к будущей судьбе своего народа, который он изо всех сил пытался спасти, как Луи к своему народу. Просто в рамках его логики скорую гибель германского народа можно было считать неизбежной, и не все ли теперь было равно, произойдет ли эта гибель из-за поражения в войне или из-за того, что народ не оказался способным пробиться под руководством великого вождя в Тибет, откуда он мог спастись от пангеокатастрофы, а в том, что она произойдет в близком будущем, мистик Гитлер не сомневался. Собственно, та же самая мотивация могла привести Гитлера к еще одному его известному высказыванию: «Я уйду, хлопнув дверью!» – и не стоит думать, что он совсем этого не мог.
Наконец, вполне закономерен и такой вариант ответа. В молодости, на Западном Германском фронте Первой Мировой войны Гитлер проявил себя храбрым воином, готовым сражаться до конца, до последней возможности, отвергающим всякую мысль о капитуляции. Он вполне мог сохранить в себе это качество. К тому же сейчас рассчитывать на милость победителей не было никаких шансов. Черчилль жаждал отмщения за бомбежки своей страны, давно уже отвыкшей от войны на своей территории, а также за поражения в первой половине мировой войны. Сталин жаждал возмездия за то, что Гитлер перехитрил его и начал войну тогда, когда Сталин не ждал этого, потому что еще не был вполне готов к кампании по захвату Западной Европы, жаждал поквитаться с соперником, который, несмотря на свое поражение в войне, все-таки сорвал планы Сталина завоевать мировое господство. Весь советский народ жаждал в отместку устроить в Германии все то, что немцы устроили на захваченных территориях СССР, и сделать немцам даже еще хуже (с чем потом оккупационные советские войска в целом справились вполне успешно).
Скорей всего, на решение Гитлера продолжать бойню до последней возможности повлияли все эти мотивы. Но в том, что после Сталинграда он с ужасом констатировал крушение своего главного замысла, ради осуществления которого он и начал Мировую войну, сомнению не подлежит. Размах траурных мероприятий соответствовал не масштабу поражения даже в важнейшей, но все-таки локальной военной операции, а похоронам мечты Хаусхофера, Гитлера, Гесса и иже с ними. Кстати, и Хаусхофер и Гитлер покончили самоубийством вместе с верными женами. Гесса победители – союзники осудили на пожизненное заключение – хоть он и был одним из главных немецких военных преступников, но все же прямо не был причастен ни к созданию концлагерей и акциям массового уничтожения пленных и заключенных, ни к организации военной агрессии. Идеолог разбоя – это все равно, конечно, не мало. Но и дураку было
