Будни и праздники - Николай Бондаренко

— Бригаде тебя представили?

— Только что. Спасибо за доверие. Постараюсь оправдать…

Директор сосредоточенно рассматривал Назара и размышлял: что нашел в нем Рузметов? Почему выделил из всех? В совхозе таких десятки. Может, родственник его? Заговорил мягко, покровительственно:

— Да уж постарайся. Сам первый секретарь райкома рекомендовал поставить тебя бригадиром. Он вам родственник?

— Он не родственник мне.

— А для нас не имеет значения, — нахмурился директор, — родственник или друг семьи. Главное — деловые качества. Я тоже хотел тебя повысить, наметил другое для тебя место. Но это будет, пожалуй, лучше. Ты сам попросился в бригадиры?

— Нет. Я вообще не просился, — оправдывался Назар. — Саид Рузметович стал расспрашивать, почему у нас в совхозе безнарядной бригады нет.

— Как так нет? Есть же у нас безнарядная бригада.

— Я тоже сказал: есть. А он сказал: очковтирательство у вас, а не бригада. Тогда я ему сказал, что не знаю…

— А он? Что он сказал?

— Он сказал: зачем в партию вступаю, если не знаю ничего. — Назар чувствовал, как из-под бинтов и шапки, прикрывавшей повязку, побежали ручейки пота. — Почему не контролируете деятельность администрации, сказал. А когда стал про безнарядку расспрашивать, я сказал, что энтузиаст нужен для первой бригады. Потом можно будет ставить бригадиром любого, а на первую — энтузиаста. Он тогда поручил мне создать такую бригаду, сказал: это партийное поручение.

— Энтузиаст, значит. Ну-ну. А это, — директор кивнул на голову Назара, — первые шишки? В милицию заявил?

— Что вы, Марат Касымович. Бекташ меня с детства колотит — и ничего.

— Все не повзрослеете. Ты прекращай ребячество. Сейчас ты — бригадир, руководитель коллектива. И вести себя надо подобающе. Зарплата, льготы, премии — все в твоих руках.

— Я понимаю.

— Ничего ты еще не понимаешь. С подчиненными дружбу не води, не заигрывай. А то надо будет приказать, тебя не послушают, скажут: свой человек, обойдется.

— Хорошо, Марат Касымович, я постараюсь использовать ваш опыт.

Назар старался быть почтительным и покладистым. А в душе ругал себя за эту покладистость, потому что должен был проявить сейчас противоположные качества. Но как?.. Понимал он унизительную нелепость своего положения, а не мог преодолеть себя.

— И вообще, держись от них подальше, — наставлял Турсунов совсем уже по-отцовски. — Твои друзья теперь — бригадиры, заведующие отделениями. А с рабочими — строже, официальнее: легче будет подгонять.

— А у нас другая будет бригада, — все же осмелился Назар высказать то, что думал, — не надо никого подгонять.

— Ишь ты, психолог! Подгонять придется. Меня подгоняют, я тебя буду подгонять. Так жизнь построена. Не нравится слово — замени. Скажем, стимулируй. В переводе с латинского «стимул» — это палка с острым концом.

— Марат Касымович, а можно… я без палки попробую?

— Да ты еще умник ко всему. Вот молодежь пошла! — Директор разглядывал Назара, как диковинный экспонат в музее. — Что им законы природы! Миллионы лет человечество подгонялось палкой.

Директор склонился над столом и потянулся к письменному прибору, почти лег животом на стекло. Он взял авторучку, повертел ее в руках и, показав ее Назару, принял прежнее положение.

— Вот… Хочешь получить игрушку — ручку или автомобиль — поработай. Вещи двигают прогресс. Что морщишься?

— Я не согласен, — осмелел Назар.

— Ничего, история от этого не пострадает. А вот будешь плохо работать — получишь выговор, провалишь план — выгоню! Разглагольствовать не стану. Хватит нам говорунов, ты дело дай.

И Назар решился: достал из внутреннего кармана пальто аккуратно сложенные листки договора, развернул их и положил на стол.

— Подпишите договор.

— Это потом.

Взглядом директор показал, чтобы Назар забрал бумаги.

Под действием этого категоричного взгляда Назар взял их, но, спохватившись, опять положил на стол.

— А это типовой договор. Только подпись нужна — и все.

— Все?! Как просто. А технику тебе надо?

— Надо. Тут записано.

— И новую?

— Ну… работающую.

— А говоришь, подписывайте — и все! С такими делами торопиться нельзя, — подчеркнул директор. — И запомни: у руководителя положение особое, как на море. Когда один в лодке, можешь грести как хочешь, кидать ее в любую сторону. А встал за руль океанского, парохода, тут уже не кинешь его то влево, то вправо. А наш совхоз и есть такой пароход: тысяча человек на палубе с детьми и стариками. Нам с тобой нужна особая осторожность. Люди-то не хотят идти в твою бригаду, увольняются, называют ее не безнарядной, а безденежной.

— Они еще не знают про выгоды. Думают, зарабатывать станут меньше, а у нас больше будет заработок.

— Это какой же будет у вас заработок, очень интересно?

— Да хоть по тысяче рублей можно, если взяться как следует.

Директор смеялся долго и весело.

Назар зарделся, уязвленный его смехом. Заговорил горячо, торопливо:

— Если безнарядку создадим, все силы будут направлены на конечный результат, на урожай.

— А сейчас куда вы их направляете?

— На месячный заработок. Главное для всех сейчас — получить побольше. Как бывает: культивировать надо на второй скорости, а тракторист скачет на четвертой. Там росток срезал, там придавил. О завтрашнем урожае не думает, главное — ему сейчас получить побольше по наряду. Ведь так?!

— А тут твоя работа, бригадир! Следи. Контролируй. Сознательность воспитывай. И потом, не все такие рвачи. Ты же не делал так?

— Делал.

— Понимал и делал? Н-да… — Разумеется, все сказанное Назаром не было для него открытием. Удивляло другое: об этих проблемах думает уже не только интеллигенция, но и рабочие, и даже такие вот зеленые юнцы. И не только думают, а берутся решать их. Он подумал, что в парне что-то есть. Только что? — Плохо, товарищ Санаев, очень плохо.

— А вы мне красные вымпелы вручали. За быструю культивацию.

— Значит, я виноват?

— Не вы — поденщина устарела. Не помогает она урожаю.

— А премия?.. За сверхплановый урожай.

— Далеко она. И то ли будет, то ли нет. Да и маленькая она, премия-то. Поэтому мы о ней не думаем и в расчет не берем. А при безнарядке, когда расчет будет за конечный результат, все по-другому обернется, тут мы заинтересованы будем.

— Чтобы по тысяче в месяц?

— Так понятнее объяснять. Можно и по тысяче зарабатывать, вот увидите.

— Вижу, продумано у тебя все основательно. Ладно! — Директор взял бланки договора, вложил их в книжечку и кивнул Назару: — Разберусь на досуге. Через месяц зайдешь.

— Нельзя через месяц, — пролепетал Назар в смятении. — К севу надо готовиться.

— А ты и готовься!

— Люди должны знать…

— Ты, что же, мне не веришь? — нахмурился директор, отмечая, что парень слишком уж настырен. По натуре такой или силу за собой чувствует? То и другое Турсунову не нравилось, он гневно сверлил Назара взглядом, давая понять, что недоволен его назойливостью. И в то же время ждал, скажет он про Шалдаева или нет? Откроется или будет хитрить.

— Я-то… могу верить…

— Что тогда сидишь? Иди.

Назар поднялся и вновь сел, обожженный мыслью, что, вернувшись без подписи, он потеряет Степана Матвеевича, Зину. И вообще все потеряет. Он ерзал на стуле, умоляюще смотрел на директора.

— Вы сейчас подпишите, Марат Касымович!

— Указывать будешь?! — холодно произнес директор.

— Марат Касымович, если не сейчас, то… Шалдаев уедет.

— Пусть едет! — Турсунов облегченно вздохнул: парень не хитрил, не было за ним никого. Потому проучить его, поставить на место надо.

— А с кем работать тогда?

— Найдем.

— Но почему вы не хотите сейчас подписать?

— Как это — не хочу? Не могу! Не имею права. Вот изучу — тогда пожалуйста.

— Но вы же изучали… полтора года. Такой договор вам Шалдаев давал.

— Ты не забывайся, — одернул его директор, — я в этом совхозе пять лет, себе не враг и знаю, что делаю. Иди! Ты свободен.

— Я… Шалдаеву обещал, что вы подпишите…

— Вот оно что! — с возмущением заговорил Турсунов, получив, наконец, подтверждение словам заведующего отделением. — Ты обещал, а я должен не глядя подписывать любую бумажку?! А какое ты имел право обещать?! Я тебе разрешал распоряжаться?

— Я думал… Иначе… он бы уже уехал, — сказал Назар, чувствуя, что разговор дошел до черты, за которой может вылиться во что-то страшное, чего и предвидеть невозможно. Но и остановиться, отступить он не мог. Словно несет его по льду грузовик, и он не может им управлять. — Если он уедет, то мне не станут верить, поймите же!

— И ты решил за мой счет поднимать свой авторитет?! Вот ты каков, эн-ту-зи-аст! — усмехнулся Турсунов. — Действительно, новатор!