История с продолжением - Екатерина Белецкая

…Лена проснулась от какого-то очень вкусного запаха. Первое, что она увидела, открыв глаза – это Пятого, стоящего у плиты в её фартуке и что-то тихо напевающего себе под нос.

– Ты чего там делаешь? – голос Лены был ещё хриплым после сна.

– Привет! Я тут кое-что по мелочи… соображал. Ага! Теперь нормально…

– А чем это пахнет? – недоуменно спросила Лена. Пахло и впрямь очень приятно, чем-то томатным, острым и пряным.

– В ваших широтах это не практикуется. Бурито, – объяснил Пятый, – а в наших иногда практикуется. Потом у Лина спроси, как мы эту штуку учились готовить. Услышишь незабываемый рассказ, обещаю.

– А ты сам рассказать не хочешь?

– Могу. Только, боюсь, я не умею это делать так, как Лин. Кстати, первым начал проводить гастрономические эксперименты именно он, я подключился позже.

– А расскажи мне, с чего всё начиналось, – попросила Лена, – а то я совсем ничего про вас не знаю…

– Всё началось с того, что Лин был голоден. Его тогдашняя пассия отказалась готовить по той простой причине, что Лин непрестанно поносил её стряпню, наивно пологая, что тем самым делает девушке комплимент. Девушка так не считала, хотя к рыжему относилась хорошо. И вот, в один прекрасный день мы с Лином оказались в своей столовой, в которой не было и намека на что бы то ни было съедобное. Поначалу рыжий громко и выразительно ругался, потом примолк и спросил меня: “Кстати, что ты там говорил о том, что не худо бы попробовать готовить самостоятельно?”.

– А что ты ответил?

– Я ответил, что если он хочет, то пусть сам это и делает, а посижу в уголке и посмотрю, получиться ли у него что-нибудь. – Пятый снял фартук и поставил на стол тарелку с аппетитно пахнущей снедью.

– И что? – Лена с некоторой опаской взяла с тарелки остро пахнущую то ли булочку, то ли блинчик, она толком не поняла, и поднесла ко рту.

– Осторожно, начинка горячая, – предупредил Пятый, – а было вначале ну очень много дыма. И очень много нецензурщины. Лин сжег всё, что было положено в кастрюлю. Жанна, девушка Лина, как раз в это время решила сменить гнев на милость и пришла к нам в столовую. Можешь себе представить её реакцию?

– С трудом, – призналась Лена, – я бы, наверное, стала ругаться…

– Она тоже, – Пятый вздохнул, – ругаться – это ещё мягко сказано. Она и преподала нам первый урок кулинарного искусства. Кстати, как тебе бурито?

– В жизни ничего подобного не пробовала, – честно призналась Лена, – я и не думала, что из простой фасоли…

– Я тоже не думал. Но отец Жанны – по происхождению, кажется, итальянец, оттуда и эта любовь к острому. А Жанна была совершенно не похожа на итальянку – блондинка, светлые глаза. Лин был от неё без ума, – добавил он задумчиво.

– Почему – был? – осторожно спросила Лена.

– Потому, что мы уже никогда не вернемся домой. – Пятый тряхнул головой, отгоняя тоскливые мысли. – Не будем об этом, хорошо? Не хочется портить настроение.

Позавтракав, они решили ехать в больницу, навестить Лина. Но прежде Лена созвонилась с Валентиной – ей необходимо было узнать, позволит ли та ехать Пятому. Валентина дала добро и Пятый с Леной, быстро закончив собирать нехитрые гостинцы для рыжего, отбыли. По дороге Лена заметила, что от утреннего воодушевления Пятого не осталось и следа. Он опять стал, по своему обыкновению, задумчив и печален.

– Пятый, в чём дело? – поинтересовалась Лена. – Что случилось?

– Понимаешь, Лин… он сейчас будет очень переживать из-за вчерашнего. А я вообще не хотел бы, чтобы подобное происходило. Лин – человек веселый и добрый, гораздо добрее меня. И когда у него происходят подобные срывы мне становиться по-настоящему страшно за него. Мне начинает казаться, что…

Пятый не договорил. Он был не в силах завершить начатую фразу. Потому то, что должно было быть сказанным, так и осталось в мыслях. К больнице подъехали в молчании.

– Посиди пока тут, ладно? – попросил Пятый в коридоре. – Я скоро тебя позову, просто ему нужно будет высказаться, а он ещё немного стесняется тебя.

Лена пожала плечами, села на лавочку и принялась листать журнал. Пятый вошел в палату.

Лин маялся. Ночью он спал плохо. Когда прекратилась боль и пришло раскаяние, Лин стал мучительно вспоминать, что же он наговорил вчера Пятому? В памяти всплывали какие-то бессвязные обрывки и все они, как один, были отвратительны. “Что же я наделал? – на глаза Лина наворачивались слёзы. – Как же я так мог? И что, черт возьми, что я ему сказал? Не помню. А он? Он что-то ответил? Или нет?”.

Пятый стоял на пороге. Лин попытался было робко улыбнуться ему, безмолвно прося прощения, Пятый покачал головой и пожал плечами. Тогда Лин улыбнулся более свободно и сказал:

– Я идиот, правда?

– Если ты этого хочешь – то правда, – легко ответил Пятый.

– Не сердись, а? – на рыжего было жалко смотреть. – Я просто…

– Прекрати, – попросил Пятый, – на этот раз довольно. Тебе хоть немного получше?

– Да, конечно. Ноги только болят, ну как всегда. Пройдет, куда я денусь… Пятый, не сердись на меня! Ты знаешь, я иногда зверею, особенно когда плохо или больно, вот я и…

– Знаю, – со вздохом сказал Пятый, усаживаясь, – это-то меня и настораживает. Постарайся держать себя в руках, Лин. Очень прошу, постарайся. Лена, например, вчера тебя испугалась. Валентина теперь несколько дней будет меня пилить.

– За что? Ты же ничего не сделал.

– Валентина найдет, за что. Это не главное. Не стоит так болезненно реагировать на то, что совершенно очевидно, рыжий. На счет того, что мне себя не жалко, так тут ты прав, без сомнения. Но кто знает, может, это и к лучшему. Ты скажи, как тебе тут? Никто не приставал с расспросами?

– Нет, что ты, – Лин махнул рукой, – и не думали даже. Кормят хорошо, а мне даже есть не хочется – так устал. Ни есть, ни спать. Лежу, как бревно.

– А мы с Ленкой тебе вкусностей навезли, – огорчился Пятый, – совсем не хочется ничего? Лена там расстаралась, даже орехи грецкие привезла, представляешь? Где только достала?…

– Лена приехала? – удивился и обрадовался Лин. – Здорово. А где она?

– Пока в коридоре, ждет. А то я подумал, что ты начнешь плакаться ей в жилетку, а она к этому не привыкла… – Пятый встал со стула и пошел к двери. – Пойду, позову, а то как бы не ушла.

Пятый вышел. Лин облегченно вздохнул – всё встало на свои места. На него никто не злился, ему простили. На этот раз простили. Что-то будет дальше? Лин чувствовал, что был не прав, что сорвался зря. Но что он, в таком состояние, мог с собой поделать? Он не контролировал себя до конца, любой человек, даже Пятый, казался ему в те часы злейшим врагом. Во время осмотра он поругался с Гаяровским. Накричал на повариху, принесшую ужин. Довел пришедшую ночью с уколом медсестру до слез, обругав её последними словами. Бедная девочка! Что она сделала не так? Всего лишь посмела разбудить немного задремавшего Лина. И получила за то, что честно выполняла свою работу, такую отповедь, что не могла успокоиться больше часа.