История с продолжением - Екатерина Белецкая

Олег Петрович приехал примерно через полтора часа после отъезда жены. Прочтя записку, он покачал головой, тяжко вздохнул и отправился в комнату – посмотреть. То, что он увидел, ему не понравилось – Пятого явно лихорадило, он часто дышал, спал неспокойно, бредил. Олег Петрович вышел в прихожую и набрал Валентинин рабочий номер.

– Валюш, привет, – сказал он в трубку. – Да, приехал… посмотрел, поэтому и звоню. Валь, ему, по-моему, жарко в майке. Он весь мокрый. Снять можно?… Как – почему спрашиваю такие глупости?… Откуда ж я знаю… хорошо. А подушку ему ещё одну можно положить?… С чего решил?… Так у него лицо разбито, вот я и подумал, что для того, чтобы отёк был поменьше, надо… ладно, сделаю. Пить ему можно?…

– Вот что, Олежка, – строго сказала Валентина. – Делай с ним всё, что хочешь. Лишь бы хуже не стало. А уж от компота из холодильника ни тебе, ни ему хуже не будет. И от второй подушки – тоже. Уловил?

– Уловил. Когда ты приедешь?

– Завтра, в первой половине. Ты присмотри за ним, он ночью может пойти куда-нибудь…

– Присмотрю. Пока, Валюш.

– Пока.

Олег Петрович возвратился к Пятому. Кое-как немного разбудил, помог снять майку, притащил вторую подушку из шкафа… Пятый так и не смог толком разлепить смеженные сном веки, и делал всё, что просил Олег Петрович только на автомате – поднимал руки, садился, ложился. Пить он отказался, так и не поняв, что от него хотят. Выглядел он как всегда плохо, но Олег Петрович отметил про себя, что за последнее время Пятый ещё сильнее изменился в худшую сторону – и до того был худым, как щепка, а сейчас, пожалуй, осталась одна тень, волосы ещё сильнее поседели, глаза ввалились… Совсем плохой, а сам, верно, этого и не замечает. Уже перестал обращать внимание на такое, сил на анализ ситуации и собственного состояния не осталось. “Куда уж ему, – подумал Олег Петрович, – вон какой стал… А я… Что – “я”?… Да то же, что и он, только не снаружи, а внутри. Душа, она тоже подвержена этим изменениям, она тоже страдает и мучается, только этого не видно глазами. Что сохранилось от моей прежней души, интересно?… Осколки, обломки, дым. Всё кончилось, осталась только эта малюсенькая полумёртвая зацепка, этот смысл. Ведь сумел же кто-то. Вот он, Пятый, передо мной. И пока ещё не мёртвый. Жаль, что всё это кончится очень скоро. И глупо ждать, что он мне что-то расскажет – он упрямый, как я не знаю кто. Жаль, я не могу ему помочь – Валя поймёт, что кто-то возился с капельницей и лекарствами, начнутся ненужные расспросы, разговоры… не дай Бог, она ещё догадается. Это будет страшно обидно – столько лет молчать, а потом выдать себя со всеми потрохами родной жене. Нет, не буду я ничего делать. Сам выберется, не впервой. Жалко, что он не смог попить – это было бы полезно. Вон он как взмок – футболка вся мокрая, хоть выжимай. Опять же и гликолиз… Компот-то сладкий, ему бы полегчало… ладно, проснётся сам – напьётся, ограничивать не буду”.

Пятый проснулся только под вечер. Пошёл дождь, в открытое окно потянуло свежестью и грозовым ветром, дышать стало легче. Жара и духота отступили, вместо них на Москву опустилась, наконец, желанная прохлада. Пятый полежал, приходя в себя, осторожно потрогал разбитую половину лица, поморщился, ощупывая языком дырки, оставшиеся на месте зубов (зубы-то вырастут, но пока придётся пару месяцев жевать на другую сторону), попробовал подвигать только что вправленной рукой. Пока ещё болит, но это-то как раз и не страшно – пройдёт, куда денется. Нога слушалась вполне пристойно, ходить он сможет, и ладно. А синяки и ссадины за неделю подживут. Нет, всё не так уж и плохо, если посмотреть повнимательнее. Конечно, хорошего мало, но всё же – на своих ногах. Нормально. Он сел, поправил сползшую на пол простыню, оглянулся в поисках какой-нибудь одежды. На спинке стоящего рядом с кроватью стула обнаружились штаны и старая, но чистая майка. Сойдёт. Видно, Валентина для него эту одежду и приготовила. Пятый оделся и для пробы прошёлся по комнате. Нет, положительно всё гораздо лучше, чем он мог себе представить. Вот только то, что Валентины нет дома, плохо. А её муж… Валентина и сама не знает, за кем она замужем, а Пятому последние полгода стало казаться, что он начал что-то понимать. От него не укрылись ни внимательные взгляды Олега Петровича, ни заданные словно бы вскользь, незначительные с виду вопросы, ни неосторожные мысли. Может, стоит попробовать объясниться? Хотя, с другой стороны, что это может дать?… Немного спокойствия? Тоже хорошо…

В дверь постучали.

– Владимир Валерьевич, проходите, – сказал Пятый. – И стучаться было совершенно незачем.

– Откуда ты знаешь? – спросил тот, останавливаясь на пороге комнаты. С Олега Петровича словно бы слетела в один короткий миг маска – ссутуленная спина выпрямилась, из глаз исчезло выражение, которое Пятый для себя окрестил словами “вам что-нибудь нужно?”, он даже стал выглядеть моложе лет на пять. – Как ты догадался?

– Я не о чём не догадывался, – пожал плечами Пятый. – Просто фамилию “Айзенштат” я слышал очень много раз в самом начале… как бы сказать… своего пребывания у вас… вы меня поняли. По-моему, ваше исчезновение по сию пору тревожит некоторые умы…

– Ты давно… это знаешь? – выражение лица Валентининого мужа стало жестким, предельно сосредоточенным. – Для меня это важно. Давно?

– Около полугода, – честно ответил Пятый. – До этого мне было несколько недосуг думать о подобных вещах.

– Ты говорил об этом с кем-то?

– Естественно, нет. За кого вы меня принимаете? – Пятый даже слегка возмутился. – Я бы никогда не позволил себе…

– Стоп, стоп, довольно, – поднял руку Айзенштат. – Не продолжай. Прости, я просто…

– Вы боитесь кому бы то ни было верить. Даже жене, что уж говорить про меня. Это я понимаю и нисколько на вас не сержусь. Я подумал, что вы, вероятно, захотите поговорить на интересующие вас темы, но предупреждаю сразу – есть вещи, о которых я говорить не буду. Вовсе не из принципа, не подумайте. Только ради того, чтобы не подвергать опасности вашу жизнь.

– Господи, да о чём речь! Идём на кухню, чаю попьём и поговорим.

На кухне они прежде всего закурили, Пятый сел, а Олег Петрович поставил на плиту чайник.

– Я, кстати, не сомневался не секунды, что ты рано или поздно поймёшь, кто я, – заметил он. – Но ты не торопился.

– Во-первых, зачем? – пожал плечами Пятый. – Во-вторых – как это объяснить Валентине Николаевне?…

– В этом ты прав, незачем, – согласился Айзенштат. – Незачем бередить прошлое и будить спящих собак. Всё верно. Но всё же… понимаешь, для меня это важно. Я всю жизнь шёл к этому. Всю жизнь. Скажи, то, чему я отдал столько лет… это возможно?…