Кашпар Лен-мститель - Карел Матей Чапек-Ход

привлечь внимание отца; пан советник ответил ему несколькими элегантными жестами, а Тинда произвела над своей головой какие-то круговые пассы, которые могли быть поняты, как «идите сюда, к нам!».

Маня, вероятно, так их и поняла, потому что двинулась вперед, чуть не опрокинув стол, затем шагнула в сторону, чтобы стол обойти, но натолкнулась на мужа, который взял ее под локоток со словами:

— Нет, дорогая!

Арношт имел полное право не забывать, как отнесся пан советник к его отцу, сапожнику, да и к нему самому, во время венчания в церкви. Старому Зоуплне он вообще не подал руки, а молодому протянул один палец.

И Маня подавила порыв своего сердца, за которое кто-то будто тянул ее туда, к отцу и сестре, но, оказывается, не так уж сильно. Да оттуда уже и перестали звать их; к императорскому советнику подошел Моур и отвел его в сторону, а Тинда заговорила со своей учительницей.

Что говорил Уллику мистер Моур, не слышал никто даже из близстоящих. А говорил он вот что:

— Bless me[120], пан советник, вы рассердились на меня за то, что я не хочу подписываться на акции вашего общества «Турбина», вернее, не хочу подписываться сразу? Рассердились, рассердились, иначе с чего бы вам так rapid[121] покидать мой праздник? Сэр Уллик! Я в акциях разбираюсь, я их покупаю или продаю, как мороженое мясо; если они с запашком — не беру, напротив, в таком случае я сам от них избавляюсь. Скажу вам честно, пан советник, ваши Turbinashares[122], по-моему, очень плохо заморожены, upon my word[123].

— Сударь! — воскликнул императорский советник и прикоснулся к пальцам американца, обхватившим его локоть, словно хотел отстранить их.

Но Моур крепко держал его за локоть.

— Be damned, пан советник! Остерегитесь — на нас смотрят, и если вы сделаете то, что задумали, если уедете сейчас с мисс Тинда, — завтра, быть может, ваши акции упадут ниже паритета. В Америке так наверняка бы и случилось. Но и в Праге завтра же на бирже узнают, что мистер Моур и мистер Уллик разошлись из-за того, что Моур не захотел подписаться... Сто акций по пятисот — неплохие деньги, very well your honour![124] В вашем сейфе их лежит вдвое больше, и это составляет вашу личную долю, как владельца «Папирки»...

— Черт возьми, откуда вы это знаете?!

— Dear sir[125], — утешающим тоном возразил Моур. — Потому-то вы здесь такие плохие дельцы, что вам не хватает хладнокровия. Знаю я или нет — если б я и не знал, то вы сейчас мне сами это подтвердили. Итак, у вас на сто тысяч акций «Турбины», олл райт. Если б я хотел жениться из-за денег и просил бы руки мисс Уллик, и вы давали бы их ей в приданое — о, знаю, до этого еще a long talk[126], — но если б вы предложили мне сто акций «Турбины», в приданое, то, god damn[127], парочки из нас не вышло бы — если б я хотел жениться ради денег.

Пан советник издал какой-то ржущий звук, но такой тихий, что его услышал один Моур.

— Но такой уж я cockney[128], — продолжал он, — что женюсь не на деньгах, а потому и куплю у вас сотню акций по тому курсу, по какому они будут цениться в день моей свадьбы с мисс Уллик, но об этом никто не будет знать, потому что вы переведете их на имя дочери как ее приданое...

— Мистер Моур! — совсем убитый, произнес Уллик. — Вы покупаете мою дочь!

Тот смерил будущего тестя презрительно-насмешливым взглядом, на какой только был способен.

— Я покупаю ваши акции, — возразил он, — а вы их продаете и зарабатываете на них сто процентов, и на другой день после свадьбы я приду в такое хорошее настроение, что даже перепишу на собственный счет еще сотню акций, и вы заработаете еще двадцать процентов, hundred blue devils[129]. И все остальные держатели акций вместе с вами и с «Турбиной» окажутся на солидном фундаменте, когда я войду в правление. И это будет salvation[130] для «Турбины» и для ее президента, а так как я этого не сделаю, если останусь холостяком, то вы больше всего заинтересованы в том, чтобы я женился. Она-то не хочет, наша lovely Tynda[131], а чтобы она захотела, надо захотеть пану императорскому советнику; но он не хочет, чтобы я сейчас или завтра подписался на сотню Turbinashares. Мисс Тинде предпочтительнее быть оперной star[132], чем миссис Моур, и я честно стараюсь помочь ей достичь цели, но при этом у меня свой second thought[133]. Сегодня одна оперная старуха собиралась мне глаза выцарапать, а я готов был ее расцеловать. В театре мисс Уллик петь не будет — разве только один, но последний раз! Это я могу предсказать. Итак, сотня акций в день свадьбы и сотня — на другой день, top[134], мистер Уллик!

Все это Моур цедил сквозь плотно сомкнутую ограду зубов, улыбаясь одними губами и приветливо подергивая головой; пан советник ничего на это не ответил. Только когда Моур отошел от него, самым дружеским и энергичным образом пожав ему руку, Уллик нашел ответ, который и произнес мысленно, обращаясь к самому себе:

«Н-да, мы тут в Праге — тряпичники против вас!»

И, конечно, не уехал.

— ...А в том, что я так волновалась во время прослушивания в театре, виноваты только вы, пан Важка! — говорила тем временем барышня Тинда самым сердечным и сладостным тоном, обращаясь к бывшему своему репетитору; она воспользовалась тем, что пани Майнау вместе с доктором Принцем погрузилась в воспоминания и не следила за ученицей.

— Мне и так пришлось собрать все силы, чтоб выплыть, — продолжала Тинда, — а вы еще чуть не утопили меня, в жизни бы не подумала, что вы, такой музыкант, и вдруг споткнетесь на ровном месте, да еще в аккомпанементе... Виртуоз, пианист Консерватории! И, пожалуйста, не сглазьте меня, вы так на меня уставились, что у вас глаза к переносице сбежались!

Последовал такой знакомый Рудольфу короткий смешок, нежный, как цимбальный звук ампирных часов, отбивающих четверть. Тинда глянула через плечо и, заметив, что Моур занят разговором с отцом, снова повернулась к Важке, к этому уродцу