А в конце стоит парковочный столб - Кишон Эфраим

— Это не собака, — рассудила самая лучшая из всех жен. — Это какой-то загримированный шакал. Господи, спаси!

Я припарковал машину в ближайшем переулке (с арендованным автомобилем можно не бояться штрафных квитанций). Оборонительное сражение против отчаянно рвущегося наружу Освальда было коротким, но напряженным. Оно окончилось его поражением. И он еще долго смотрел нам вслед, прижав к стеклу морду, с глазами, полными слез. И ничего не хотел слышать, а только выл…

Убийца на сцене еще гулял на свободе, когда нас в театре стали одолевать весьма дурные предчувствия. Скорее назад, к собаке, которую мы заживо похоронили… Мы нашли Освальда в довольно плохом настроении. После двух часов непрерывного воя и лая он охрип и мог только скулить. Причем он неутомимо прыгал внутри машины, как мы могли видеть еще издали, и туда, и сюда, от одного окна к другому и вдоль, к рулю, где постоянно нажимал на клаксон. Автомобиль окружала толпа зевак. Прямо скажем: враждебно настроенная масса. Их мнение было единодушным, и было оно осуждающим.

— Если я только поймаю этого чудака, — высказывался один атлетически сложенный молодой человек, и его веслоподобные мускулы напрягались, — если только этот гад, который запер бедное животное, попадется мне под руку…

— Они ведь даже не подумали хоть немного окно приоткрыть, — ворчал другой. — Бедное животное задохнется.

— Таких надо в тюрьму сажать…

— Тогда они хотя бы задумаются, что творят…

Эти слова встретили всеобщее одобрение, которое не сулило мне ничего доброго.

Человек с веслоподобными мускулами при моем появлении бросил на меня гневный взгляд.

— Эти варвары не заслуживают ничего хорошего, — торопливо вставил я. — Так обходиться с беспомощным животным…

То был опасный момент моего разоблачения, поскольку Освальд нас заметил и залаял сквозь стекло прямо в нашу сторону.

— Потерпи, мордашка, это не может долго продолжаться, — пожалел его какой-то дряхлый старикан. — Эти засранцы, что бросили тебя тут одного, должны же когда-нибудь вернуться.

— Ох, если я только этого гада поймаю! — повторил весломускульный атлет. — Уж он не обрадуется!

На меня не произвело положительного впечатления то, что у этого бандитствующего атлета недоставало нескольких верхних зубов. Я счел необходимым несколько умерить его жажду деятельности.

— Оставьте кое-что и для меня, — выкрикнул я, сжав кулаки. — Я ему все кости переломаю.

— Правильно! — Это уже была моя жена. — Каждую косточку!

Какого черта она вмешивается? Она что, хочет натравить весь этот сброд на меня? Или проверить возможности весломускульного?

В воздухе попахивало судом Линча. Если эти фанатики узнают еще и то, что всему виной иностранец, который запер четвероногого англичанина… Освальд, конечно же, понял, в каком бедственном положении мы находимся, и усилил бедственность неудержимым лаем. Причем он явно не подавал свой голос за то, что его отчим и мачеха делали все возможное для его спасения. И тогда я снова закричал с перекошенным кровожадным лицом:

— Ну, куда спрятался этот подонок?

Какая-то обветренная, потертая представительница лондонского дна потеряла терпение:

— Ну, чего вы тут все столпились! — Крикнула она визгливым голосом. — Сделайте же, наконец, хоть что-нибудь!

Все взоры устремились ко мне. Моя бескомпромиссная агрессивность, несомненно, обеспечила мне руководящую роль, несмотря на мой иностранный акцент. И я подхватил руль:

— Дама абсолютно права, — сказал я решительно и указал полководческим жестом на весломускульного. — Вот вы, там! Сбегайте-ка за полицейским!

Моя надежда удалить таким образом главного насильника, к сожалению, оказалась нереализованной. Он покачал головой.

— Я с полицией дела не имею, — ухмыльнулся он.

— Я бы позвал, — прошамкал старикан, — но у меня песок в коленях.

— А тут в округе вообще нет полицейских, — отозвался один из обывателей. — Ближайший стоит только на Монмут-стрит.

Было очевидно, что люди не спешат исполнять свой гражданский долг.

— Ну, хорошо, — мой презрительный взгляд скользнул по бездеятельной толпе. — Тогда я сам сяду в машину и привезу полицию. Ждите меня здесь.

С этими словами я открыл дверку, быстро втолкнул туда свою ошеломленную супругу и дал полный газ. Величие момента заставило смолкнуть даже Освальда.

Дисциплинированная британская толпа тоже стояла озадаченной. И только когда мы уже покрыли добрых двадцать метров, эта банда вернулась к жизни. Мы еще услышали несколько проклятий, видели их угрожающие лица, готовые к преследованию — но мы уже были на углу и благополучно скрылись.

Освальд на радостях облизывал мои руки и лицо. Он был воистину душевным, храбрым зверьком, наш Освальд. И он любил ездить на машине, как все собаки. Обыкновенное суперпредложение

Это случилось так, как всегда и бывает. Одним катастрофическим утром я решился, наконец, занять активную социальную позицию американского потребителя и направился в салон подержанных автомобилей под названием "Smiling Joe" (что было бы, однако, недостаточно перевести просто как "Улыбающийся Иосиф").

Улыбающийся Иосиф занимал объявлениями в ежедневных газетах примерно квадратный километр, где увлеченно расхваливал свои шестьсот подержанных автомобилей. Это был крепкий, добродушный, темпераментный молодой человек, и когда он услышал, что я прибыл из Израиля, его воодушевление не знало границ. Он сам, как он категорически утверждал, на самом деле не был евреем, но у него есть друг по фамилии Финкельштейн или что-то вроде того, и этого было достаточно.

Улыбающийся Иосиф лично показал мне двадцать подержанных автомобилей и вдохновенно оценил каждый из них в отдельности. Когда же я справился насчет остальных 580, он доверительно шепнул мне, что они предназначены только для важных гостей с Ближнего Востока — таких, например, как я или король Саудовской Аравии, — и потому припрятаны в надежном и удобном месте.

— Это буквально в пяти минутах отсюда, — сказал Улыбающийся Иосиф. — Можно туда съездить. — И он пригласил меня в свой собственный автомобиль.

Примерно через полтора часа быстрой езды я сказал ему, что пять минут, собственно, уже прошли. Улыбающийся Иосиф признался мне со смехом, что он имел в виду сверхзвуковой самолет. Но сейчас уже, действительно, осталось каких-то десять минут. Спустились сумерки. Пустыня, которую мы пересекали, демонстрировала все виды субтропической растительности. По крайней мере, до полного наступления темноты мы еще были в Аризоне. В одном из отдаленных ее мест на хорошо обозреваемой площадке стояли девять подержанных автомобилей.

— Это все? — спросил я. — А где же остальные?

— Проданы, — усмехнулся Улыбающийся Иосиф. — Хорошие вещи уходят, как горячие булочки. С утра еще у меня тут было пятьсот машин. Если я правильно все рассчитал, то совсем скоро уйдут и остальные. Даже не знаю, куда девать деньги.

С моих губ непроизвольно сорвался вопрос, зачем же он меня сюда вообще привез? Улыбающийся Иосиф снова усмехнулся. Деньги для него ничего не значат, повторил он. Гораздо важнее добрая слава. "Порядочность и честность" — вот его девиз.

Тем временем я все же осмотрел этот крошечный автопарк и к своей радости обнаружил один "Шевроле" в относительно хорошем состоянии, стоивший, если судить по надписи мелом на его лобовом стекле, всего 299,99 долларов.

— Вот эта машина мне нравится, — сказал я. — Я бы ее взял.

— Эге, парень! — Улыбающийся Иосиф хлопнул меня своей лапой по плечу. — Я это называю верный глаз! Только глянул — и сразу же нашел самую лучшую штучку! К сожалению, машина уже продана губернатору этого штата. Хотя, если она вам действительно нравится — гоните четыреста долларов, и "Шеви" ваша.

— То есть как четыреста? Тут же четко написано 299,99.

— Это цена по каталогу. Без колес. Нет, если вы хотите только одну машину без колес купить за 299,99 баксов — я ничего против не имею. Но не забудьте, что "Шевроле" считается в Америке одной из наиболее дорогих автомобильных марок.