От голубого к черному - Джоэл Лейн

— Странное место, верно? Есть в нем что-то дикое. Из тех, что используешь для сноски, когда рисуешь карту — чтобы нанести контуры или что-то там еще.

— Карл, что ты хочешь сказать?

— Я нашел это место случайно. Дин не знал о нем, никто не знал. Эти заброшенные здания тогда были домами и мастерскими, сюда было гораздо труднее добраться. Я забирался сюда и смотрел, как садится солнце, чувствуя себя так, будто я последний человек на земле. Однажды, мне тогда было тринадцать, Дин прокрался за мной сюда. Один, без поддержки. Он доставал меня примерно месяц, не так долго по сравнению с тем, что вышло потом, но достаточно для того, чтобы меня начинало тошнить от одного его вида. Он сказал, что просто хочет поговорить. Но вместо этого, ничего не сказав, он прижал меня к дереву и положил руку мне между ног. Внезапно я вспомнил, как он смотрит на меня в душевой. Я не понимал, чего он хочет. Как бы то ни было, то был первый раз, когда мы наспех сделали это. И он поцеловал меня, и это было куда более интимным, чем все остальное. Я все еще не могу в это поверить.

Карл наклонился вперед, обхватив себя руками. Он был очень напряжен.

— Когда я увидел его в следующий раз, он снова был с дружками. Они загнали меня в ловушку под железнодорожным мостом, возле станции. Дин ударил меня в лицо, разбил губу. Он назвал меня Пэдди. Ты ебаный Пэдди, ебаный картофельный мудак. Я не знал, что делать. Подумал, что он убьет меня, если расскажу его дружкам, что было между нами. Через несколько дней я пришел сюда, он ждал меня. Один. Я велел ему уебывать. Но он остался. На этот раз мы зашли дальше — отсос, руками. Мы довольно долго не трахались. Все это время он продолжал нападать на меня, обзывать перед другими детьми. Иногда он делал мне больно — сбивал с ног, плевал на меня. Его дружки могли ударить меня, все что угодно. Но он никогда не бил меня, когда мы оставались вдвоем. Когда он причинял мне боль здесь, это было другое. Он брал меня сзади, у дерева или на земле, целуя, когда мы вместе кончали.

Карл замолчал. Он тяжело дышал, его лицо походило на тень.

— Мне стало казаться, что я спятил. Да так оно и было. Мой первый любовник. Он говорил мне, что я его подружка.

Карл бессмысленно рассмеялся сухим смехом.

— Дин был ниже меня, но тяжелее. Крепкий. Светлые волосы ежиком и голубые глаза, казавшиеся бесстрастными, пока ты не замечал страдание в глубине и начинал понимать, каким потерянным он был на самом деле. Мы были детьми. Я просто не хотел его потерять. Я сузил свой мир до этого места, где мы были вдвоем, я и он, и еще несколько мест, где мы делали это, а все остальное перестало быть реальным. Я никому не рассказывал, пока все не закончилось. Это было как… избиения и… наша связь была частью этого секрета. Я никогда не любил насилия, Дэвид, я никогда не хотел этого, но в итоге оно стало заводить меня. Оно завладело мной. Возможно, так было проще, чем поверить в боль.

Он беззвучно заплакал. Я обнял его, чувствуя себя абсолютно беспомощным. Где-то на задворках моего сознания все еще звучал двенадцатитактовый блюз поезда, утешающий и отстраненный.

Примерно через минуту Карл перестал трястись и вытер лицо.

— Как это все закончилось? — спросил я.

Он смотрел в сторону. Вокруг нас листья превратились в силуэты, пространство между ними заполнилось дымом. Карл, казалось, прислушивался к чему-то. Образ внезапно возник из глубин моего сознания: лицо Роба в клубящемся свете клуба «Соловей». Роб был одним из первых моих бойфрендов, манерный мальчик, чей голод и страстное желание обрести опыт и пугали, и возбуждали меня. После того как мы с ним расстались, он подался в любители кожаных прикидов, подстригся и растолстел. Однажды я встретил его в «Соловье», стоявшего абсолютно неподвижно у стены туалета. Я подошел и сказал «привет», он даже не посмотрел на меня и ничего не сказал. Пот стекал по его лбу. Его парень, Дэнни, отвел меня в сторону и объяснил: «Робу не позволяется говорить ни с кем, пока его хозяин не даст разрешения. Его хозяин где-то здесь, пьет». Он посмотрел на бар, где три средних лет затянутых в кожу «королевы» стояли с пивными стаканами в руках. Стаканы потели так же, как пустое лицо Роба.

— Подвижный рынок труда, — в итоге сказал Карл. — Отец Дина получил повышение и был переведен в Лидс. Семья уехала вместе с ним. Типично для Дина, он даже не попрощался. В любом случае это должно было закончиться. В пятнадцать лет уже невозможно оставаться школьником-задирой. К тому времени у меня появились друзья. Джеймс и Стефан, ты их видел. Они — единственные люди, кому я сказал о Дине. У меня ушли годы на то, чтобы забыть его. Меня по-прежнему влекло к мужчинам… но я стал воспринимать это легче. И я никогда не говорил об этом Элейн. Не про драки. Про всю эту историю. Я не люблю боли. Так что можешь отложить зажимы для сосков подальше.

Я рассмеялся и взъерошил его волосы. У меня заболела спина.

— Когда ты знаешь, что такое насилие… в этом смысле, ты уже не можешь жить так, точно ты не ведаешь о нем, что его не существует. Ты понимаешь? — он пристально посмотрел на меня.

Я не мог вынести его взгляда. Мы поцеловались, восстанавливая равновесие в объятьях и чуть не соскользнули с развилки дерева.

— Нам лучше пошевеливаться, — сказал Карл. Его била дрожь. Мы преодолели тропинку между деревьями и прошли вдоль ручья к металлическому мостику над руслом. В канале ничего не отражалось.

— Я даже в темноте найду здесь дорогу, — сказал Карл. — Но я счастлив, что ты со мной.

Невдалеке было слышно журчание воды.

Мы пересекли Кэнэл-стрит и прошли задворками фабрики, разбитое стекло хрустело под ногами. Карл вдруг остановился.

— Ты в порядке? — прошептал он.

— Да. — ответил я.

А что еще я мог сказать? Я был не в силах помочь ему. Он неистово поцеловал меня.

— Это место разрывают на части, — сказал он. — Высотные дома, скоростные шоссе. Застраивают прошлое. Я рад. Я привык стоять здесь и думать, что ничего не меняется. Вот почему музыка для меня означает жизнь. Это способ избежать одиночества. Отправить послание. Без этого мы все окажемся во мраке, и все это пустое, значит. Ты понимаешь?

Я сжал его руку.

Был ранний вечер. Последние светлые часы воскресенья. Мы прошли вдоль шоссе к станции.

— Думаю, в «Рок-станции» сегодня будет кто-нибудь играть, — сказал Карл. — Не желаешь пару пинт сидра и порцию дрянного хэви-метала?

Старый потемневший железный мост нес железнодорожные пути над сужающейся дорогой. Три предвыборных плаката консервативной партии все еще свисали с металлической решетки. Карл остановился, засмотревшись на них.

— Ты удивляешься, как жертва могла запасть на обидчика и покорно сносить жестокое обращение, не пытаясь остановить его? Я готов биться об заклад, что вот эти засранцы знают ответ.

Мы прошли под мостом, безжизненный шум машин гулко разносился вокруг нас.

Глава 5

Эхо

Это твоя вторая натура,

Так что не теряй времени даром.

В мае кое-что случилось. Я потерял работу. У Карла случился роман, помимо меня, вот так. И «Треугольник» записали свой дебютный альбом — «Жесткие тени». Вообще-то «Релент Рекордз» прекратили свое существование еще в апреле, но нам об этом никто не сказал. Их офисами завладели «Фэнис Рекордз», новая компания с куда более серьезной финансовой поддержкой. Оглядываясь назад, можно сказать, что это был важный этап для нас. А в то время это показалось нежелательным вторжением внешнего мира в наш тесный мирок.

Алан Уинтер, глава «Фэнис Рекордз», был евреем, с торчащими ежиком волосами и в круглых очках, делавших его похожим на взбесившегося Бена Элтона [40]. Казалось, он никак не в силах решить, каким ему быть — жеманным или брутальным, поэтому шарахался от одного к другому. Мы с ним поладили, но было ощущение, что он настороженно относится к самой идее существования «Треугольника» — точно мрачность песен Карла представляла собой какую-то угрозу. Чего нельзя было сказать о Пите Стоуне, нашем новом продюсере. Он был валлиец, небритый и весьма неплохо технически подкованный, ему даже довелось поработать с Джоном Кейлом. Группы на сцене для него ничего не значили, но он был одержим властью студии — «эхо-камерой коллективного бессознательного», как он провозгласил после пары-тройки стаканов «Сазерн Комфорт». Естественно, они с Йеном сошлись на этом, как язычники возле капища.

Срок договора об аренде с «Кэнел Студиоз» истек, и Алан пристроил нас на студию в Дигбете. Это было жутковатое место, даже для трех здоровых парней со склонностью к насилию. Хай-стрит в Дигбете была застроена ирландскими пабами, от вычурных и фальшивых до самых убогих, вгоняющих в тоску мест, где отзвуки изгнания были столь же вездесущи, как запах мальта. Но едва ли кто-нибудь жил в Дигбете: это захудалый индустриальный район, чьи фабрики и свалки знавали лучшие дни. Дома, пабы и даже несколько церквей использовались для хранения запчастей и лесов. Старые железнодорожные пути пересекали улицы.