От голубого к черному - Джоэл Лейн

В тот день «Треугольник» записывали в студии «Третий пролет». Карл был в отличной форме, наполняя пение и игру жесткой энергией, мы с Йеном изо всех сил старались ему соответствовать. Между дублями он набрасывал текст и аккорды для новой композиции. Музыка полностью завладела им. Тем вечером, несмотря на то что он побрился и надел красную шелковую рубашку, в которой он походил на итальянца, он оставался в тени. Люди улыбались ему, но отсутствие реакции с его стороны расхолаживало их. В его взгляде была какая-то отстраненность — не подкупающий потерянный взгляд невинности, но смущение воителя, чей противник внезапно исчез. Я провел его на кухню, где он сразу же ухватил полбутылки водки и стакан.

Доминик привел свою подругу Салли, рыжеволосую девушку лет двадцати, которая безостановочно пила и говорила.

— Что мы здесь делаем? — сказала она девушке в плоском берете. — На хрена нужны эти празднования? Это же просто потребительское дерьмо… — она нетрезво помахала рукой в сторону кухни… — вся эта чушь, стиль жизни, поддержание буржуазии, в то время как давление нарастает. Что знают эти педики о женщинах? Они прославляют эту дерьмовую культуру: мужчины — герои, женщины — аксессуары… Я не могу работать, я не могу выходить по ночам, я даже не могу просто пройти по улице, не услышав оскорблений. А этим ублюдкам наплевать. — Ей никак не удавалось прикурить сигарету, пальцы слишком дрожали.

В гостиной Доминик разговаривал с недавно получившим диплом психотерапевтом по имени Гэри — возможно, единственным из присутствующих здесь, кому Доминик еще не рассказывал о своей личной жизни. Гэри спросил меня, как дела у группы, я рассказал ему об альбоме и о том, как после ощущения подавленности поначалу процесс записи стал пугающе возбуждающим. Доминик перестал грызть крендельки и высказался:

— Ты как-то сказал, что Карлу не нравится гей-тусовка. Это потому, что она не соответствует его имиджу рок-музыканта?

Этот удар был нацелен на Гэри, который дернулся и сказал:

— Не думаю, что эта роль имеет значение. Каждому парню хочется играть в рок-группе.

— Ну, мне не хочется, — игриво заявил Доминик. — Я бы хотел быть по-настоящему великим, великим композитором, как Стивен Сондхайм [42]…

— Или Эндрю Ллойд Уэббер [43]? — сказал Гэри.

— Ну, наверно, он тоже ничего. Иначе бы Элейн Пейдж [44] не стала записывать его песни.

В кухне Салли и ее обереченная приятельница над пачкой «Мальборо» продолжали жаловаться друг другу на жизнь, перечисляя друг другу нанесенные им обиды. Их гнев достиг такой стадии, что лучше было к ним не подходить. Я подумал о выборах. Что феминистки, что социалисты жили в пространстве, сузившемся после поражения. Большинство из них пытались жить дальше и дожидаться своего шанса. Но другие предпочитали задохнуться, лишь бы не дышать испорченным воздухом. Так что они боролись против всего вокруг, принимая боль как свидетельство борьбы. Кризис заморозил их жизнь. Я понимал это умом, но не мог прочувствовать.

Карл куда-то подевался. Я нашел его в спальне, где тусовались несколько человек. Кровать была завалена пальто. Карл и один из бывших дружков Доминика прикончили бутылку водки и принялись за пиво. Здесь уже создалась своя структура, и я не был в нее включен. Бывший Доминика выглядел лет на сорок, но он был высокого роста и хорошо сложен. Не во вкусе Карла, понадеялся я. У вина был слегка химический букет. Шато де Хрень с добавлением антифриза. Разбивает лед на куски. Я направился в туалет, под дверью которого нетерпеливо ждали с полдюжины человек.

— Марк там с телепродюсером из Ноттингема, — объяснил Стив. — Уже двадцать минут. Похоже, они там уже монтируют фильм.

Время шло. Я обнаружил еще одну комнату, где люди танцевали, альбом Erasure [45], доносившийся из колонок, сотрясал голый пол. Красная лампочка тускло светила сквозь китайский бумажный абажур, точно кровавая луна. Карл стоял у стены, присосавшись к бутылке «Будвайзера». Я вытащил его из угла, и мы принялись неуклюже танцевать вместе в окружении движущихся теней. Я чувствовал запах водки в его дыхании. Его темный рот прижался к моему, затем он поцеловал меня в шею, глубоко, его зубы впились в кожу. Он отступил и улыбнулся мне. Я знал, о чем он думает. Ему очень не нравилась эта вечеринка, но где еще мы могли бы вот так танцевать вместе. Его депрессия усиливалась.

Мы раздобыли еще алкоголя и устроились в углу спальни.

— Эти типы совершенно ебнутые, — прошептал он мне. — Маленькие принцы с альбомами Бетт Мидлер [46], ванными, полными косметики и маленькими, ничтожными карьерками. В них столько дерьма, что начни кого-нибудь из них трахать, он тут же изменит форму. Кроме этого Уильяма, того высокого парня. В нем даже дерьма нет, он просто пустой.

Я уже собирался спросить его, о чем это он, но тут я услышал звон разбитого стекла и вопли из соседней комнаты. Что-то с глухим стуком ударилось об стену. Затем донесся голос Салли: «Доминик! Помоги мне!» Груда пальто на кровати поднялась, точно болотное чудище, из-под нее выполз растрепанный Доминик и еще какой-то парень. Я прочел по губам слово «блядь» на бледном лице Доминика.

В кухне осколки разбитых стаканов рассыпались, точно драгоценности, по бледно-голубому линолеуму. Двое парней держали Салли за руки, а она вырывалась, пытаясь дотянуться до какого-то парня, вжавшегося в стену, это был Гэри.

— Ебаная женоненавистническая свинья, — орала она на него. — Так боишься женщин, что тебе приходится трахаться с мальчиками.

Гэри тряс головой, онемев от злости. В комнату влетел Стив, стекло хрустело у него под ногами.

— Пошли, — сказал он ей, — тебе пора уходить.

Салли вырвалась из рук, удерживавших ее, и Стив схватил ее за левую руку обеими руками. Ее черная шаль болталась, точно порванная паутина. Я в растерянности вышел вслед за ними в коридор.

Стив был страшно разъярен. Он распахнул входную дверь и вытолкал перепуганную Салли на винтовую лестницу, вопя: «Проваливай! Убирайся!» Она пыталась устоять на ногах, а он грубо толкал ее в грудь, так что ей пришлось податься назад. Наконец он дотолкал ее до входной двери. Задохнувшаяся от плача Салли выбежала из дома. Я последовал за ней, со смутным намерением помочь ей поймать такси, проверить, в порядке ли она. Но тут откуда-то сзади тихо вышел Карл, он схватил Стива, прежде чем тот успел захлопнуть дверь.

Карл развернул Стива, оторвав при этом верхние пуговицы на его рубашке и прижал его к стене.

— Не знал, что ты бьешь женщин, — сказал он. Голос у него был медленный и холодный. Карл не был особо силен, но он был выше Стива. Я никогда прежде не видел его таким разозленным и не хотел бы увидеть еще раз.

Стив пьяно посмотрел на него.

— Она чокнутая, — сказал он, — ебаная лунатичка.

— И ты решил ей помочь, сломав ей шею? Ты же видел, что она надралась. Ты козел. И трус.

— Ты тоже можешь уебывать, Мик. Какой мудак тебя сюда притащил?

Стив кинулся на Карла, ударив его по ребрам. Карл не шелохнулся. Я слышал плач Салли где-то за распахнутой дверью. Стив бросился на Карла, нанеся еще один удар. Он пришелся по лицу. Внезапно Карл взорвался. Он сильно ударил Стива в живот, а затем впечатал кулак в его рот. Еще три-четыре спокойных удара, и Стив тяжело рухнул в дверном проеме. Его лицо было залито кровью. Карл вышел на улицу, я последовал за ним, закрыв за собой дверь. Салли стояла на дороге с открытым ртом, лицо у нее было мертвенно-бледное. На улице цвета были неразличимы, только тусклый свет фонарей и плотная масса теней.

Я подошел к ней.

— Ты в порядке?

Она кивнула, уставившись на меня.

— Что случилось? — спросил я.

— Что случилось? На меня напали. Ты видел. Эта свинья спустила меня с лестницы. Я звоню в полицию, сейчас же.

Она посмотрела по сторонам, но телефонных будок поблизости не обнаружилось.

— Я так просто не уйду.

Шторы в окнах квартиры Натана и Стива были плотно задернуты.

До меня доносилась музыка, громыхавшая на третьем этаже, высокие ноты, оседлавшие басовые волны. Красное вино поднялось у меня в горле, мне пришлось закрыть глаза. Когда я их открыл, Карл стоял между нами. Он положил руки нам на плечи.

— Давайте уберемся отсюда, — сказал он. — Прежде чем он кинется за нами. Или они найдут его.

Мы быстро пошли по дороге в сторону Сноу-Хилла. Было немного за полночь, народ все еще толпился в очередях возле клубов, на дороге преобладали черные машины такси. Каждого из нас по одиночке можно сбить с ног, но вместе мы могли идти вперед. Карл, казалось, больше не испытывал тяги к насилию. Похоже, он с трудом понимал, где находится. Я сосредоточился на ритме ходьбы.

— Меня это так бесит, — возмутилась Салли, когда мы подошли к стоянке такси возле стеклянного здания почтамта. — Эти педики притворяются, что обожают женщин, хотя на самом деле они могут выносить только тупых сучек, которые ими восхищаются. Мудачье они все. — Она невесело рассмеялась. — Я не гомофоб, честное слово. Просто не понимаю мужчин, которые ненавидят женщин.