Психология и психотерапия семьи - Эдмонд Эйдемиллер

Хоффман. Они сказали, что все свидетельствовало о нем как о «больном».

Средняя фаза сеанса психотерапии. Психотерапевты С. А. Кулаков и С. И. Чаева работают с изменением дистанции в коммуникациях. С. И. Чаева объединяется с «ребенком», а С. А. Кулаков формирует подсистему с «мужем» и «женой»

Чеккин. Да, «сотрудничающий» – это больной, «беспокойный» – это больной. Мальчик подвергался нападению людей, которые пытались повесить на него этикетки. Вы достигаете точки, где даже «хороший ребенок» становится этикеткой; вы больше уже не человек, вы просто этикетка.

Пенн. Примиряясь с этими этикетками, сам он исчез.

Чеккин. Он потерялся. Он не знал, что делать. Он почти плакал. Если даже «сотрудничество» – это этикетка…

Босколо. Поэтому психотерапевт спросил: «Кто еще являлся „сотрудничающим“?»

Хоффман. Взял этикетку и распространил ее на всех вокруг.

Босколо. Да, поэтому вы спрашиваете остальных детей и таким образом размещаете всех на одном уровне.

Пенн. Вы также выводите пациента из той позиции, где он отличается от всех остальных.

Роль «козла отпущения» в семье (продолжение сессии)

Палаццоли. Какое объяснение вы дали такому поведению Джона?

Отец. Мы не знали. Мы отправили его к доктору. Мы говорили с ним и видели, что у него проблемы, с которыми мы не можем справиться, поэтому мы вызвали «скорую помощь», и доктор увез его.

Палаццоли. Но обычно в семье люди пытаются найти какое-нибудь объяснение странному поведению.

Отец. Первое, что мы предположили, – это наркотики. (В результате возникла дискуссия о том, было ли связано поведение Джона с употреблением ЛСД прошлым летом.)

Чеккин. Так ты понял, что была связь между ЛСД и тем, что с тобой случилось?

Джон. Нет.

Чеккин. Не было связи? Тогда как ты объясняешь то, что с тобой произошло?

Джон. Я не знаю.

Завершающая фаза сеанса психотерапии. «Супруги» демонстрируют согласие, а «сын» обретает автономность. В семейных ролях – врачи-психотерапевты

Чеккин. Ты сказал сестре: «У меня есть что сказать, но я не могу этого сказать», – значит, у тебя что-то было на уме.

Джон. Я не знаю, но…

Чеккин. Ты забыл или ты не можешь сказать?

Джон. Я не знаю.

Чеккин. Даже сейчас ты не знаешь. С кем ты говоришь в семье, когда у тебя возникают какие-нибудь проблемы?

Джон. Скем угодно.

Чеккин. Ни с кем специально?

Джон (плачет): Нет, с кем угодно – с Барбарой, Гарри, Донной.

Обсуждение

Хоффман. Как вы думаете, с чем связан плач?

Чеккин. Я думаю, это случилось тогда, когда я спросил, можешь ли ты поговорить с кем-либо из своей семьи? Он совершенно изолирован, потому что никто не может понять, что он хочет сказать. Когда я спросил, с кем он может поговорить, он сказал: «С кем угодно». Затем он взглянул на сестер, которые говорят с ним, но не могут понять его, и он начал плакать. Я спросил его: «Ты можешь сейчас объяснить?», и он сказал: «Нет». Он пытался объяснить целый месяц, как он сможет сделать это сейчас? Итак, он начал плакать, когда все остальные смеялись.

Босколо. Есть вещь, которую я нахожу удивительной в семьях, подобных этой. Каждый член семьи должен разделять все дурное с другими. Мы знаем историю о Боге и рае. Мы были на небесах с Богом, когда он выслал нас вон за наш первородный грех. Все члены семьи должны брать на себя часть дурного. Но в некоторых семьях дурное концентрируется на одном члене. Так часто начинается «карьера» больного или дурного. Когда один член семьи принимает на себя отрицательную роль в системе, все остальные становятся здоровее, они объединяются, – все они как ангелы. Когда семья достигает этой стадии, возникает хронификация, и уже очень трудно вернуться назад.

Работа «отражающей» команды. Супервизоры вернулись из комнаты, в которой наблюдали за семейной психотерапией через односторонне-прозрачное зеркало, и дают обратную связь членам семьи. Семейную ситуацию проигрывают врачи-психотерапевты

Чеккин. Это позиция «козла отпущения».

Хоффман. Как часто возникает фигура «козла отпущения» в семьях, которые переживают разделение, уход кого-либо? Когда родители сталкиваются с тем, что дети начинают уходить из семьи, они становятся лицом к своим собственным проблемам, сердятся друг на друга, иногда разводятся. Это очень опасно, когда группа начинает раскалываться: желая противостоять этому, все атакуют того, кто, по их мнению, взял на свои плечи все их грехи.

Чеккин. Но сейчас мы понимаем это: если использовать позитивную коннотацию для пациента в роли «козла отпущения» и сказать ему: «Ты, парень, – Иисус, который помогает всем», возможно создать худшую ситуацию. Эта оценка («козел отпущения») делает не очень хорошее дело, но, по крайней мере, помогает семье стабилизироваться. Если вы двигаетесь в противоположном направлении, превращая «козла отпущения» в святого, вы погружаете всех в смятение. Итак, надо найти третье решение, при котором не надо быть ни «козлом отпущения», ни святым. Системная психотерапия пытается найти такое решение. Вы должны рассмотреть индивидуальные истории и найти путь для их изменения таким образом, чтобы люди могли объединяться, покидать друг друга, воевать, но избегать при этом ужасных опасностей.

Хоффман. Да. Старый путь – сказать, что дети предохраняют родителей от развода. Вы можете сделать родителей «козлами отпущения».

Чеккин. В одной семье мы сказали, что оба родителя хорошие, но они как Россия и Америка. Они верят, что не могут так дальше жить и что они должны воевать и убить друг друга. Мы объяснили, что это миф и что они не должны так поступать.

Расширенная семья. Врачи-психотерапевты моделируют отношения в семье, состоящей из трех поколений

Босколо. Мы больше не используем вмешательство «жертвоприношение».

Хоффман. Даже если вы критикуете этот метод, разве вы не согласны, что он бывает поразительно эффективным?

Босколо. Несколько лет мы его использовали. Я соглашусь, что он работает, но в легких случаях. В хронических случаях он неэффективен.

Использование метавопросов в семейной психотерапии

Чеккин (Джону, который плачет): Кто больше всего слушает, когда ты говоришь?

Джон. На самом деле никто. Они все реагируют одинаково.

Чеккин. Никто из них не может выслушать тебя лучше или быть полезным тебе?

Джон. Никто.

Палаццоли. Чувствуешь ли ты себя одиноким, очень одиноким в семье?

Джон. Нет.

Чеккин. Как насчет Гарри? Кто наиболее близок тебе в семье?

Гарри. Возможно, Барбара.

Чеккин. Это всегда было так?

Барбара. Сначала была я и Джон. Затем были Гарри и Джон. Затем я и Гарри.

Чеккин. Когда произошли изменения между тобой и Джоном? В прошлом месяце? Три месяца назад? Два года назад? Когда?

Барбара. На самом деле не знаю.

Джон. Это происходило постепенно, на протяжении длительного периода времени.

Мать. Например, когда вы пошли в школу, кто был ближе всего в это время?

(Никто не отвечает. Джон сморкается.)

Палаццоли. Если бы не Джон, а кто-то другой из детей стал бы вести себя так же странно, кто бы, по вашему мнению, это был? Представьте себе эпизод, который был с Джоном. Я сначала спрашиваю отца, а потом мать.

Отец. Я ожидал бы этого от Джона, он наиболее нервный. Остальные меньше.

Палаццоли. Если исключить Джона, то кто бы это мог быть?

Врачи-психотерапевты изучают психоскульптурирование, демонстрируя тип супружеских отношений «на пьедестале» (Сатир В., 1988)

Отец. Я думаю, может быть, Донна. Она наиболее эмоциональная.

Палаццоли. Она плакала вместе с Джоном, они плакали вместе. (Донне.) Ты близка к Джону?

Донна. На самом деле мы не так близки. Но мы хорошие брат и сестра.

Барбара. Она ближе к нему, чем к Гарри.

Чеккин. А Дебора?

Барбара (указывая на Донну). Примерно месяц назад ты и Дебора не могли остановиться, вися друг на друге.

Чеккин. Вы остановились?

Барбара. Они не могли остановиться.

Отец. Эти две девочки были очень, очень близки.

Чеккин. О, вы были очень близки. А сейчас не так сильно?

Донна. Нет, я переключилась на этих двух (Джон и Барбара).

Мать. Ну здесь есть разница, потому что (это, очевидно, вы знаете) они – Донна и Дебора – обе учились в средней школе, а сейчас Донна первый год учится в высшей школе.