Китай - Эдвард Резерфорд

– Может, подвернется какая-нибудь работа. Я сегодня ходила в буддийский храм, а завтра пойду еще и в даосский. – Она снова заплакала.

Роза не разговаривала со мной весь день и ночью тоже была холодна.

– Ты могла бы воспользоваться моментом, пока все еще при мне, – сказал я, когда мы легли в постель, но жена повернулась ко мне спиной.

На следующий день в полдень отец явился домой с очень довольным видом.

– Отличные новости! – сообщил он. – Не надо тратить наши сбережения.

– О чем ты?

– Я тут переговорил с одним человеком, у которого племянника кастрировали в детстве. Оказывается, это не так уж и сложно. Они сами сделали ему операцию. Надо только подготовить острое лезвие, много бумаги, кунжутное масло и сычуаньский соус. Он рассказал все подробности. Заживет за пару месяцев, но я буду рядом все это время, а если нет, то Роза тебя перевяжет.

– Забудь! – отрезал я. – Я пойду к профессионалам.

– Ты мог бы сэкономить! – Это прозвучало почти как упрек.

Дом господина Би был построен из кирпича и располагался на углу одной из улиц в Татарском[58] городе, как иногда называют Внутренний город. Чэнь, казалось, пребывал в веселом настроении. Он дал мне цыпленка и бутылку рисового вина в подарок хирургу и всю дорогу не переставал болтать.

– Будучи поставщиком евнухов к императорскому двору, – объяснял он, – род Би пользуется довольно высоким положением среди маньчжурских знаменных. Даже их хирурги – чиновники седьмого ранга, выше, чем местный уездный магистрат. – (Это впечатляло.) – После выздоровления приступите к работе. Вы будете получать ежемесячное жалованье, довольно неплохое, даже в самом начале. Вам назначат наставника, который будет вас всему обучать, начиная с дворцового этикета и заканчивая навыками, которые могут пригодиться во дворе. Через шесть лет, если вы будете хорошо справляться, вам может особенно повезти и вас изберут в услужение одному из членов императорской семьи. Возможно, вы даже сможете каждый день проводить в компании императора.

Он отвлекал меня этими разговорами про прекрасные перспективы, и у меня не было времени подумать о том, что вот-вот со мной должно было произойти.

Два дня пришлось поститься. Мне давали пить, но никакой еды.

На третий день меня всего помыли и дали отвар конопли. Хирург зашел ко мне и спросил, как я себя чувствую.

– Хорошо, – сказал я. – Я чувствую себя хорошо.

Он улыбнулся. Это было действительно странно. Я помню, что чувствовал себя совершенно расслабленным и спокойным. Я словно бы растаял. Даже лучше, чем это. Я, можно сказать, испытывал ощущение умиротворения и точно знал, что поступаю правильно.

– А я думал, вы дадите мне опиум, чтобы заглушить боль.

– Простите, опиума не будет. – Он покачал головой. – Опиум – это зло. Каннабис не заглушит боль, но не даст развиться воспалению. И тошнить вас так сильно не будет. – Врач был лишь чуть старше меня, но говорил со спокойной уверенностью человека, который знает свое дело. – Пройдемте сюда.

Он проводил меня в помещение, где я не был раньше. В середине комнаты была приподнятая скамья из черного дерева, рядом с которой стоял ассистент врача, старик в сером хлопковом фартуке, делавшем его похожим на мясника. Им пришлось помочь мне взобраться на скамейку. Я понял, что двигаюсь немного медленнее обычного.

– Сейчас мы привяжем вас ремнями, чтобы вы не двигались, – объяснил хирург. – Так все пройдет более гладко.

– Рад это слышать, – произнес я с напускным весельем.

Тут уж поневоле испугаешься.

Они привязали мои руки и тело к скамье, раздвинули ноги пошире и привязали их по обе стороны от нее, так что я был полностью обездвижен. Потом хирург закрыл мне глаза черной повязкой и туго завязал. Я не знал, что он собирается это сделать, и запротестовал, но он велел не волноваться, они всегда так делали. Сначала, когда он сделал надрезы по обе стороны живота, я ничего особо не чувствовал, но потом начал кричать.

– Глубоко вдохните, потом закройте рот и тужьтесь, как будто хотите по-большому, – велел он. – Хорошо. Еще. Еще. Откройте рот. – (Помощник сунул мне в рот что-то напоминавшее сваренное вкрутую яйцо; на самом деле это оно и было.) – А теперь закройте рот. Вот так. Не двигайтесь. Сейчас будет больно.

Больно? Да мне казалось, что между ног внезапно вспыхнул огонь. Я пытался заорать, но помощник закрыл мне рот рукой, к тому же рот был занят яйцом, так что я мог издавать только негромкий звук, похожий на конское ржание. Потом между ног снова все заполыхало огнем, а затем я провалился в темноту.

Для остановки кровотечения использовали свиную желчь. Не знаю почему, но так мне сказали.

На самом деле хуже всего была не сама операция, а период восстановления. Целый месяц я провел, привязанный к деревянной скамье. Все чесалось и болело, день за днем. Три дня я продолжал пить отвар из конопли, который немного облегчал состояние, а еще они заставляли меня пить рисовый суп через соломинку. Три раза в день помощник помогал мне двигать ногами, сам я, разумеется, все еще был привязан к скамье, потому что иначе ты не сможешь ходить, даже когда встанешь. Лежать привязанным к твердой скамье ужасно неудобно. По правде говоря, это настоящая пытка.

И к тому же очень скучно. Просто лежишь, уставившись на потолок, целых тридцать дней. До того момента я даже не подозревал, что значит настоящая скука.

Единственное, что мне запомнилось: на следующий день хирург принес мне какой-то сосуд и позволил заглянуть внутрь. Там лежали все жизненно важные органы, которые он отрезал, замаринованные, если так можно сказать, в извести. Наверное, я был рад видеть свои детородные органы и знать, что они в безопасности. Но, честно говоря, они выглядели такими сморщенными и совершенно отдельными от меня, что я готов был заплакать.

Меня навестил отец.

– Роза не знала, стоит ли ей приходить, – сообщил он, и я велел ему не брать ее с собой. Не хотел, чтобы жена видела меня привязанным к скамье. – Возможно, нам придется залезть в мои сбережения, – робко сказал отец, – пока ты не начал зарабатывать.

– Ничего, – ответил я, – вся сумма мне точно не потребуется.

Я так и не рассказал ему о ссуде от господина Чэня, да и не собирался этого делать.

Месяц спустя, когда смог ходить сам, я попросил родных приехать навестить меня, но все прошло не слишком приятным образом. Роза спросила, все ли со мной в порядке, а когда я ответил «да», то добавила: «Вот и хорошо». Но я не уверен, что она говорила искренне. Мать расплакалась, поэтому отец сказал, что лучше отвезти ее домой, и Роза ушла с ними.

Они повеселеют, когда я подкину им немного денег, подумал я.

Господин Чэнь