12 шедевров эротики - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того она указала ему на то, что ведь именно он вел в «Vie Française» всю политическую кампанию, которая сделала возможным осуществление этого предприятия и что с его стороны будет очень глупо не извлечь из него выгоды.
Он все еще колебался, она прибавила:
– Ну, подумай, ведь фактически это Вальтер одолжит тебе эти десять тысяч, а ты оказал ему услуги, которые стоят гораздо больше.
– Ну, хорошо! Пусть будет так, – сказал он, – я буду твоим половинщиком. Если мы проиграем, я тебе уплачу десять тысяч франков.
Она была так рада, что вскочила, схватила обеими руками его голову и начала ее жадно целовать.
Сначала он не сопротивлялся, но, так как она, став смелее, начала душить его своими поцелуями, он подумал о том, что сейчас придет другая, и что если он уступит, то потеряет время и растратит в объятиях старухи ту страсть, которую лучше сохранить для молодой.
Он тихонько оттолкнул ее и сказал:
– Послушай, будь благоразумна.
Она посмотрела на него с отчаяньем:
– О Жорж! Мне уж больше нельзя даже поцеловать тебя.
Он ответил:
– Не сегодня. У меня болит голова, и от этого мне становится хуже.
Тогда она послушно села снова у его ног и спросила:
– Не придешь ли ты завтра к нам обедать? Какое удовольствие ты бы мне этим доставил!
Он колебался, но не решился отказать.
– Да, конечно.
– Благодарю тебя, мой милый.
Она медленно, равномерным, ласкающим движением терлась щекой о грудь молодого человека, и ее длинный черный волос запутался в жилете. Она заметила это, и вдруг ей пришла в голову сумасбродная фантазия, одна из тех суеверных фантазий, которые часто заменяют женщинам разум. Она принялась тихонько обматывать этот волос вокруг пуговицы. Потом обмотала другой вокруг следующей, за ним третий, и так вокруг каждой пуговицы она обмотала по волосу.
Он встанет и вырвет их одним движением. Он причинит ей боль, – какое счастье! И он, сам того не зная, унесет с собою частицу ее существа, маленькую прядь волос, которой он никогда у нее не просил. Это будет нить, которой она привяжет его к себе, таинственная, невидимая нить! Талисман, который она оставит на нем. И, помимо своей воли, он будет думать о ней, он увидит ее во сне, и завтра он будет любить ее немного больше.
Вдруг он сказал:
– Мне придется тебя оставить, потому что меня ждут в Палате к концу заседания. Сегодня я не могу не быть там.
Она вздохнула:
– Ах! так скоро!
Потом покорно добавила:
– Иди, мой милый, но завтра ты придешь обедать.
И, быстрым движением отстранившись от него, она почувствовала в голове мгновенную острую боль, словно ей вонзили в кожу несколько иголок. Сердце ее забилось; она была счастлива, что перенесла эту боль ради него.
– Прощай, – сказала она.
Он обнял ее со снисходительной улыбкой и холодно поцеловал в глаза.
Но она, обезумев от одного прикосновения, еще раз прошептала:
– Так скоро?
И ее умоляющий взгляд указал на спальню, дверь в которую была открыта.
Он отстранил ее и сказал торопливо:
– Мне надо бежать, а то я опоздаю.
Тогда она протянула ему губы, которых он едва коснулся; подав ей зонтик, который она чуть не забыла, он снова сказал:
– Идем, идем скорее, уже больше трех часов.
Она вышла, повторяя:
– Завтра в семь часов.
Он ответил:
– Завтра, в семь часов.
Они расстались. Она повернула направо, он – налево.
Дю Руа дошел до внешнего бульвара. Потом спустился к бульвару Мальзерб и медленно пошел по нему… Проходя мимо кондитерской, он увидал глазированные каштаны в хрустальной вазе и подумал: «Возьму фунт их для Клотильды». И купил пакет этих засахаренных фруктов, которые она любила до безумия.
В четыре часа он был уже дома и ожидал молодую любовницу.
Она немного опоздала, так как муж ее приехал на неделю.
Она спросила:
– Ты можешь прийти к нам завтра обедать? Он будет в восторге повидать тебя.
– Нет, я обедаю у патрона. У нас теперь масса всяких дел, политических и финансовых.
Она сняла шляпу и начала расстегивать лиф, который был ей немного тесен.
Он указал ей на пакет на камине:
– Я принес тебе глазированные каштаны.
Она захлопала в ладоши.
– Какая прелесть! Какой ты милый!
Она взяла их, попробовала и объявила:
– Они восхитительны, я чувствую, что не оставлю ни одного.
Потом прибавила, глядя на Жоржа с чувственной веселостью:
– Ты, значит, поощряешь все мои пороки?
Она медленно ела каштаны, беспрестанно заглядывал в мешочек, как бы желая удостовериться, что там еще что-то осталось.
Она сказала:
– Ну, садись в кресло, а я устроюсь у твоих ног и буду есть конфеты. Мне будет так очень удобно.
Оп улыбнулся, сел и усадил ее у своих ног. У нее была теперь точно такая же поза, как только что у г-жи Вальтер.
Она поднимала голову, чтобы видеть его, и болтала с набитым ртом:
– Ты знаешь, милый, я видела тебя во сне: мне снилось, что мы вдвоем едем куда-то далеко на верблюде. У него два горба, и мы сидим верхом, каждый на горбе, и проезжаем через пустыню. У нас с собою в бумаге бутерброды и бутылка вина, и мы закусываем, сидя на горбах. Но мне это надоело, так как мы ничего другого не могли делать; мы были слишком далеко друг от друга, и мне захотелось сойти.
Он ответил:
– Мне тоже хочется сойти.
Он смеялся, находя забавным ее рассказ, и побуждал е болтать пустяки, высказывать все эти ребячества, все нежные глупости, которые приходят в голову влюбленным. И весь этот вздор, выводивший его из себя в устах г-жи Вальтер, казался ему милым, когда его произносила г-жа де Марель.
Клотильда тоже называла его: «мой милый», «мой мальчик», «мой котик», и эти слова казались ему нежной лаской. Когда же их произносила другая, они раздражали и сердили его. Ибо слова любви всегда одинаковы, – все дело в устах, которые их произносят.
Но, забавляясь всеми этими шалостями, он не переставал думать о семидесяти тысячах франков, которые ему предстояло выиграть, и вдруг, слегка коснувшись пальцем головы своей подруги он прервал ее болтовню:
– Слушай, моя кошечка. Я даю тебе поручение к твоему мужу. Скажи ему от моего имени, чтобы он завтра же купил на десять тысяч франков мароккских акций, которые стоят теперь по семьдесят два франка; я обещаю ему, что меньше, чем через три месяца, он выиграет на этом деле от шестидесяти до восьмидесяти тысяч франков. Скажи ему, чтобы он никому об этом не говорил. Передай ему также от моего имени, что экспедиция в Танжер решена и что мароккский заем будет гарантирован французским правительством. Только смотри, никому не проболтайся. Я доверяю тебе государственную тайну.
Она серьезно слушала его. Потом прошептала:
– Спасибо. Я передам это моему мужу сегодня же вечером; ты можешь на него положиться; он не проболтается. Это человек надежный, его опасаться нечего.
Она покончила с каштанами, скомкала пакет и бросила в камин. Потом сказала:
– Идем в постель, – и, не вставая, начала расстегивать жилет Жоржа.
Вдруг она остановилась и, двумя пальцами вытянув из петли длинный волос, рассмеялась:
– Смотри-ка… Ты принес волос Мадлены. Вот верный муж!
Потом, сделавшись серьезной, она начала внимательно рассматривать на ладони едва заметный тонкий волос, найденный ею, и прошептала:
– Ну, это волос не Мадлены. Он темный.
Он улыбнулся:
– Это, вероятно, волос горничной.
Но она продолжала рассматривать жилет с внимательностью сыщика и нашла другой волос, обмотанный вокруг пуговицы; затем третий; и, побледнев, слегка дрожа, вскрикнула:
– О, ты спал с женщиной, которая обмотала тебе свои волосы вокруг пуговиц!
Он удивился, забормотал:
– Да нет же, ты с ума сошла…
Потом вдруг он вспомнил, понял все, сначала смутился, потом начал, смеясь, отрицать, в глубине души польщенный тем, что она подозревает его в успехах у женщин.
Она продолжала искать и все находила волосы, которые разматывала быстрым движением и бросала на ковер.
Инстинктом опытной женщины она угадала, в чем дело, и бормотала, взбешенная, раздраженная, готовая расплакаться.
– Она тебя любит, эта женщина. Она хотела, чтобы ты унес частицу ее… Ах, предатель!
Вдруг она пронзительно вскрикнула с дикой радостью:
– О! О! Это старуха! Вот седой волос! А! Так ты теперь возишься со старухами! Разве они тебе платят?.. Скажи, разве они тебе платят?.. А! Так ты взялся за старух! В таком случае я тебе больше не нужна. Оставайся с нею…
Она вскочила, схватила лиф, брошенный на стул, и начала быстро одеваться.
Он хотел ее удержать, пристыжено бормоча:
– Да нет же, Кло… Как это глупо… Я не знаю, откуда это… Послушай… Останься… Ну же… Останься…
Она повторила:
– Люби свою старуху, люби ее… Закажи себе кольцо из ее волос, из ее седых волос… У тебя их достаточно для этого…
Она быстро, порывисто оделась, надела шляпу и накинула вуаль, а когда он хотел схватить, она со всего размаху дала ему пощечину. Пока он стоял ошеломленный, она открыла дверь и исчезла.
