12 шедевров эротики - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Люби свою старуху, люби ее… Закажи себе кольцо из ее волос, из ее седых волос… У тебя их достаточно для этого…
Она быстро, порывисто оделась, надела шляпу и накинула вуаль, а когда он хотел схватить, она со всего размаху дала ему пощечину. Пока он стоял ошеломленный, она открыла дверь и исчезла.
Как только он остался один, его охватила бешеная злоба против этой старой карги Вальтер! Теперь уж он с ней расправится! И как следует!
Он обмыл водой свою покрасневшую щеку. Потом тоже вышел, обдумывая, как бы ему отомстить. На этот раз он не простит. Ну, нет!
Он вышел на бульвар и, прогуливаясь, остановился перед ювелирным магазином, чтобы посмотреть на хронометр, который ему давно хотелось купить, и который стоил тысячу восемьсот франков.
Вдруг сердце его затрепетало от радости при мысли: «Если я выиграю семьдесят тысяч, я могу его купить». И он стал мечтать о том, что он сделает, имея эти семьдесят тысяч.
Прежде всего он сделается депутатом. Затем купит хронометр, потом будет играть на бирже, потом, потом еще…
Ему не хотелось идти в редакцию; он предпочитал сначала поговорить с Мадленой, и потом уже увидеться с Вальтером и взяться за статью; и он пошел по направлению к дому.
Дойдя до улицы Друо, он вдруг остановился: он забыл справиться о здоровье графа де Водрека, который жил на Шоссе д’Антен. Он медленно пошел назад, погруженный в сладостные грезы о тысяче приятных вещей, о близком богатстве, а также об этом негодяе Лароше и о старой карге Вальтер.
Гнев Клотильды его, впрочем, мало беспокоил: он знал, что она быстро прощала.
Он спросил у привратника дома, в котором жил граф де Водрек:
– Как здоровье господина де Водрека? Я слышал, что последние дни он чувствует себя плохо.
Человек ответил:
– Граф очень болен, сударь. Полагают, что он не переживет эту ночь. Подагра бросилась на сердце.
Дю Руа был так поражен, что совсем растерялся. Водрек умирает! В голове его пронесся целый рой смутных и тревожных мыслей, в которых он не смел сам себе признаться.
Он пробормотал:
– Благодарю, я еще зайду… – не отдавая себе отчета в том, что он говорит.
Потом он вскочил в фиакр и приказал везти себя домой.
Жена его была дома. Он вбежал, запыхавшись, в ее комнату и сейчас же сообщил ей:
– Ты еще не знаешь? Водрек умирает!
Она сидела и читала какое-то письмо. Подняв на него глаза, она три раза подряд спросила:
– Как? Что ты сказал?.. Что ты сказал?.. Что ты сказал?..
– Я говорю тебе, что Водрек умирает от припадка подагры, бросившейся на сердце.
Потом прибавил:
– Что ты думаешь делать?
Она поднялась, бледная; лицо нервно подергивалось. Потом вдруг зарыдала, закрыв лицо руками. И стояла так, сотрясаемая рыданиями, подавленная горем.
Внезапно она овладела собой, отерла глаза:
– Я поеду… я поеду к нему… Не беспокойся обо мне… Я не знаю, когда вернусь… Не жди меня…
Он ответил:
– Хорошо, поезжай.
Они пожали друг другу руки, и она вышла так стремительно, что забыла захватить перчатки.
Жорж пообедал один и принялся писать статью. Он написал се, в точности следуя указаниям министра, давая понять читателям, что экспедиция в Марокко не состоится. Затем он отнес статью в редакцию, поболтал несколько минут с патроном и направился домой, покуривая, в радостном настроении.
Жена его еще не возвращалась. Он лег и заснул.
Мадлена вернулась около полуночи. Жорж, разбуженный ее приходом, сел на постели.
Он спросил:
– Ну, что?
Он никогда не видел ее такой бледной и взволнованной. Она прошептала:
– Он умер.
– А! И… ничего тебе не сказал?
– Ничего. Он был уже без сознания, когда я пришла.
Жорж задумался. На губах его вертелись вопросы, которые он не осмеливался задать.
– Ложись, – сказал он.
Она быстро разделась и легла рядом с ним.
Он спросил:
– Был ли кто-нибудь из родственников при его кончине?
– Только один племянник.
– А! Он часто видался с этим племянником?
– Никогда. Они не встречались в течение десяти лет.
– Были ли у него другие родственники?
– Нет… не думаю.
– Значит… этот племянник получит наследство?
– Не знаю.
– Водрек был очень богат?
– Да, очень богат.
– Не знаешь, приблизительно, какое у него было состояние?
– Точно не знаю. Один или два миллиона.
Он замолчал. Она потушила свечу. И они продолжали лежать рядом в тишине ночи, без сна, молча, погрузившись каждый в свои мысли.
Ему не хотелось спать. Ничтожными казались ему теперь семьдесят тысяч франков, обещанные г-жою Вальтер. Вдруг ему показалось, что Мадлена плачет. Чтобы убедиться в этом, он спросил:
– Ты спишь?
– Нет.
Голос ее дрожал, в нем слышались слезы. Он продолжал:
– Я забыл тебе сказать, что твой министр нас ловко надул.
– Как так?
И он пространно, со всеми подробностями рассказал ей комбинацию, подготовляемою Ларошем и Вальтером.
Когда он кончил, она спросила:
– Как ты об этом узнал?
Он ответил:
– Позволь мне не говорить тебе этого. У тебя есть свои способы добывать сведения, которых я не касаюсь. У меня есть свои, которые я тоже желаю сохранять в тайне. Во всяком случае, за точность моих сведений я ручаюсь.
Тогда она прошептала:
– Да, это возможно… Я подозревала, что они что-то делают помимо нас…
Жоржу не хотелось спать; он пододвинулся к жене и нежно поцеловал ее в ухо. Она резко оттолкнула его:
– Прошу тебя, оставь меня в покое. Я совершенно не расположена дурачиться.
Он покорно повернулся к стене, закрыл глаза и вскоре заснул.
VI
Церковь была обтянута черным, и у дверей ее большой щит с короной возвещал прохожим о том, что хоронят дворянина. Обряд только что кончился, и присутствующие медленно расходились, проходя мимо гроба. Племянник графа де Водрека пожимал всем руки и отвечал на поклоны.
Жорж Дю Руа с женой вышли из церкви и направились домой. Оба молчали, погруженные в свои мысли.
Наконец, Жорж произнес, как бы говоря сам с собой:
– Однако. Это странно!
Мадлена спросила:
– Что странно, мой друг?
– Что Водрек нам ничего не оставил.
Она внезапно покраснела; казалось, легкая розовая вуаль покрыла ее бледную кожу, поднявшись от шеи к лицу. Она сказала:
– Почему он должен был нам что-нибудь оставить? У него не было для этого никаких оснований.
Немного помолчав, она прибавила:
– Может быть у какого-нибудь нотариуса хранится завещание. Пока еще мы ничего не знаем.
Он подумал, потом тихо сказал:
– Да, это возможно; ведь, в конце концов, он был наш лучший друг, как твой, так и мой. Он обедал у нас два раза в неделю, приходил в любой час. У нас он чувствовал себя, как дома, совсем как дома. Он любил тебя, как отец; у него не было семьи, не было детей, братьев, сестер, никого, кроме этого племянника, да и с тем он не был близок. Да, по всей вероятности, существует завещание. Я не говорю о крупной сумме, достаточно хоть какого-нибудь пустяка, который доказал бы, что он подумал о нас, что он любил нас, ценил нашу привязанность. Какой-нибудь знак дружбы мы, во всяком случае, заслужили.
Она ответила с задумчивым и равнодушным видом:
– Возможно, конечно, что есть завещание.
Когда они вернулись домой, слуга подал Мадлене письмо. Она прочла его и передала мужу.
«Контора нотариуса Ламанера, улица Вож, 17.
Милостивая государыня!
Имею честь просить вас пожаловать ко мне в контору между двумя и четырьмя часами во вторник, среду или четверг по касающемуся вас делу.
Примите и пр.
Ламанер»
Теперь покраснел Жорж.
– Должно быть, это то самое. Странно, что он приглашает тебя, а не меня, законного главу семейства.
Сначала она ничего не ответила, потом, после короткого раздумья, сказала:
– Хочешь, пойдем туда сейчас же?
– Хорошо, пойдем.
Позавтракав, они отправились к нотариусу.
Когда они вошли в контору Ламанера, старший клерк встал с подчеркнутой почтительностью и проводил их к своему патрону.
Нотариус был маленький, совершенно круглый человечек. Голова его напоминала шар, привинченный к другому шару, который покоился на двух ногах – таких маленьких и таких коротких, что они тоже немного походили на шары.
Он поклонился, указал на кресла и сказал, обращаясь к Мадлене:
– Милостивая государыня, я вас пригласил, чтобы ознакомить вас с завещанием графа де Водрека, касающимся вас.
Жорж не мог удержаться, чтобы не прошептать:
– Я догадывался об этом.
Нотариус добавил:
– Я вам сообщу сейчас содержание этого документа, весьма, впрочем, краткого.
Он достал из лежавшей перед ним папки завещание и прочел его:
«Я, нижеподписавшийся, Поль-Эмиль-Синриен-Гонтран граф де Водрек, в здравом уме и твердой памяти, сим выражаю свою последнюю волю.
Так как смерть может постигнуть нас каждую минуту, то, в предвидении ее прихода, я считаю благоразумным написать свое завещание, которое будет храниться у нотариуса Ламанера.
