Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен

Когда я был молод, примерно как ты… – Он поднял топор и положил его на плечо. Ульфар провалился в снег, казалось, он хочет уйти, но не решался. – Конунги становятся могущественными, Торстейн. Возможно, очень скоро мы станем не нужны им. Я подумал, в общем, это не так плохо. Те времена, когда такие люди, как мы, могли присоединиться ко двору любого конунга и нас принимали как героев, они прошли… – Он повернулся к берегу, его грубое, испещренное шрамами лицо внезапно постарело. – Давай возвращаться, Торстейн. Скоро стемнеет.

Я попробовал поговорить с Йостейном о том, что сказал мне Крестьянин тем вечером, но Карлик лишь рассмеялся и сказал, что такое случается с Крестьянином, на него нападают мрачные думы, и лучше не слушать его в такие моменты.

– Не забывай, что наши друзья сейчас у Свейна Вилобородого, – сказал мне Йостейн, и в его глазах промелькнули лукавые искорки. Я не понял, что он имел в виду, а Йостейн лишь хотел сказать, что понимал замысел Вагна. Когда тот отправил Сигурда, сына Буи, к Свейну Вилобородому, чтобы потребовать дань за верность йомсвикингов, он прекрасно понимал, что ответит Свейн. Сигурд не был красноречив, зато мог вспылить, и его с дружиной взяли бы в плен. А поскольку Свейн был властолюбивым и тщеславным человеком, то он отправил бы человека по положению выше, чем Сигурд, такого человека, как Торкель Высокий, чтобы потребовать от Вагна отказаться от места хёвдинга йомсвикингов. Такова была цель Вагна. Теперь он мог взять Торкеля с его людьми в плен, а с заложниками у обеих сторон Вагн легко мог решить этот вопрос. И он отправляет к Свейну еще и Хальвара, прекрасно понимая, что Свейн схватит и его со всей дружиной, но из Хальвара получался плохой пленник, потому что никто лучше его не мог отстаивать интересы своего хёвдинга. И теперь он, находясь у Свейна, разумеется, начал сеять сомнение, что тот не был хорошим предводителем, и поддерживать слухи, что Свейн Вилобородый сумасшедший и приведет данов к поражению.

Я помню, что в тот день после нашего разговора выпало очень много снега и нам снова пришлось его расчищать. Сугробы в Йомсборге были теперь высотой с дом, поэтому мы вывозили тележку за тележкой и раскидывали по льду. В разгар нашей работы из-за холмов прибыли торговцы из Гардарики в роскошных санях. В каждую повозку были впряжены шесть огромных ломовых лошадей, их приезд наделал много шума в тот день. Мы собрались на дворе, пока Вагн и Аслак принимали их. Торговцы привезли сушеный дягиль и мясо в молочной сыворотке на продажу, много-много бочек. Казалось, они знали, что у нас скоро закончится дягиль, Йостейн как раз говорил об этом, предупреждая, что если мы останемся без него надолго, то потеряем все зубы. Вагн платил торговцам серебром, и я думаю, они ужасно боялись, что мы их зарубим насмерть, чтобы не дать проложить дорогу в наш край. Они уехали в тот же день, когда и приехали, а мы с Бьёрном стояли у ворот и смотрели, как они исчезали в вечерних сумерках.

* * *

Скоро должно было наступить третье полнолуние после зимнего жертвоприношения. Животик Торгунны округлился. Но по-прежнему было холодно, и она могла кутаться в теплую одежду, не рискуя быть заподозренной своим отцом. Я начал думать, что мой брат мог ошибаться насчет Вагна. Может, он не будет гневаться, когда узнает, что его дочь ждет ребенка? Бьёрн был свободным человеком, участвовал в боях и отлично показал себя – я сам не раз это видел. Может, он примет его как мужа своей дочери? Если бы было можно, то я спросил бы у Йостейна, но не осмелился. Если Вагн узнает про беременность дочери от него или любого другого йомсвикинга, поймет, что от него скрывали… Если кто-то и должен рассказать обо всем, то это сам Бьёрн.

Позднее я поговорил с Бьёрном, когда мы были на борту одного из боевых кораблей и смолили мачту. Бьёрн лишь покачал головой, полагая, что я должен был знать: Вагн ни за что не отдаст свою дочь за человека, у которого нет ни состояния, ни имущества.

Через день я пошел на побережье и долго разглядывал кромку льда. Я сделал несколько шагов по нему и потопал – скоро он начнет ломаться! Бьёрн был прав, мы могли уезжать. На нашей стороне было море, и в этот раз нам надо было уехать как можно дальше от этого места. Отец нам рассказывал, что, когда правила родня Прекрасноволосого, многие уплывали в Исландию. Там можно было жить свободно, говорил он, потому что ни один ярл, ни один конунг не заходил так далеко по морю. Но что, если земля, о которой он рассказывал, эта земля, где растут виноградники, вовсе не выдумка? Что, если она существует?

Послышался гул, грохот, и я почувствовал, как лед затрясся под моими ногами. В сторону суши пронесся порыв ветра. Он был теплым, этот ветер с запада. С собой он привел течение из Скагеррака, и снова раздался гул. Лед начал трескаться.

В тот же вечер мы обсудили наши планы. Конечно, больше говорил Бьёрн, потому что он уже до мелочей все продумал. Мы должны были отплыть на одной из шнек, пришвартованных в гавани. Некоторые были достаточно большими, чтобы выйти на них в открытое море. Мы договорились, что скажем, что отправляемся порыбачить ночью, освещая свой путь факелами. Потом наступал момент, который меня очень пугал: Торгунна ночью должна была выскользнуть из дома, а мы бы ждали ее на берегу, потом сели бы на судно и пошли бы вверх в Скагеррак настолько быстро, насколько попутный ветер и весла нам бы позволили. Сойти на берег в первый раз мы планировали лишь в Норвегии. Нам потребовалась бы вода, пришлось бы охотиться, а потом завялить мясо убитой дичи, чтобы взять дальше с собой в поход. Нам предстояло идти на запад, сначала в Англию. Там мы бы взяли с собой людей, бывавших в Исландии и знающих дорогу. Когда мы бы добрались до Исландии, там наконец были бы в безопасности. Потом продолжили бы путь, позволив себе отдых лишь в стране, что находилась на западе, на другой стороне моря.

Всю ночь было тепло, на рассвете по улицам потекли ручейки таявшего снега. И снова мы пошли разгребать снег и сбрасывать его в море, потому что Йомсборг мог превратиться в огромную илистую яму, если бы мы не убирали сугробы. Два дня