Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в тот же вечер он неожиданно встал со скамьи, взглянул на меня и кивнул головой, затем он вышел в темноту на улицу. Я сидел с Фенриром на руках, а когда Йостейн спросил, почему я не ем, промямлил, что у меня болит живот. Эйстейн Пердун, находившийся в этот вечер у нас, считал, что мне надо было выпить молока кобылы. Как раз у одной сейчас был жеребенок, и у нее было полное вымя молока. Он мог бы принести мне его.
Эйстейн принял мое молчание за согласие, взял миску и пошел к двери. Там он столкнулся с Бьёрном. Брат вернулся мрачным и не сказал мне ни слова. Он улегся на скамью и укрылся одеялами.
На следующее утро я пошел в кузницу. Бьёрн был как в воду опущенный, но мы не могли поговорить, находясь в длинном доме. Вскоре он встал, без единого слова взял веревку для мехов и потянул ее. У меня были острия копья в очаге, одно из них было такого типа, которое всадники использовали во время охоты на кабанов. Получилось так, что остальные кузнецы еще не пришли, поэтому мы с Бьёрном могли спокойно поговорить о том, что произошло. А произошло то, что я и предполагал: Торгунна отказалась плыть. Она считала, что Бьёрну надо идти к ее отцу и рассказать все как есть. Бежать было бессмысленно, считала она. Если бы мы попытались убежать, ее отец начал бы поиски. Он снарядил бы боевые корабли во всех направлениях и нашел бы нас. Но, помимо этого, кажется, он уже начал подозревать, что она ждала ребенка, считала Торгунна. Он ничего не говорил, но постоянно поглядывал на ее живот, а когда стало тепло, он поинтересовался, не хочет ли она ему кое-что рассказать.
Каждый раз вспоминая ту зиму, я никак не могу взять в толк, как же нам пришло в голову, что Вагн ничего не заметит. Когда Бьёрн вернулся из кузницы, Торгунна пришла вместе с отцом, Бьёрн поприветствовал их кивком головы и пошел дальше, глядя на склон холма.
Позднее в этот же день подул сильный ветер с юга. Ветер, дувший с внутренней части материка, был холодным, но лед все равно вскрылся, и ветер понес его далеко в море. Бьёрн не пришел в длинный дом в тот вечер, он вернулся лишь утром, потряс меня за плечо и вывел на улицу. Он побывал на побережье, льда не было. Брат хотел поговорить с Торгунной еще раз и рассказать ей о стране на западе. Я же должен был в это время заняться шнекой.
Стаявшая вода превратила лед в озере за Йомсборгом в ледяную кашу, то же самое произошло и в гавани. Понадобилась пара ударов веслом, и шнека, в которую я сел, свободно поплыла. Внезапно раздался звук рога наверху на воротах. Я сначала подумал, что охрана у ворот звала меня, но когда я посмотрел наверх, то увидел, что сторож стоит спиной ко мне. Потом снова затрубили в рог.
Два протяжных призывных звука. Я до сих пор их помню. Тут же послышались крики на улицах. Люди бежали на портовую площадь с оружием в руках, и вскоре за укреплением собралось много народа. Я забрался наверх по ближайшей лестнице, потому что хотел узнать, что заставило людей так быстро собраться. Мне следовало бы понять раньше, что происходит, и поискать своего брата. Но я уже стоял среди других йомсвикингов и обозревал бухту, в которой боевые корабли уже почти выстроились в один ряд: они стояли рядом друг с другом, а носы были направлены прямо на нас. Мачты были убраны. Прямо перед мачтой стоял деревянный щит, который служил хорошей защитой для людей, находившихся на борту.
Вскоре флот расширился до двенадцати кораблей, были отданы носовые и кормовые якоря, так что корабли стали похожи на крепость.
Я сразу же увидел Сигвальди. Он стоял на носу корабля, расположенного посередине, размахивая руками. На нем была кольчуга длиной до колена, а сверху наброшена красная накидка, развевающаяся на ветру. Он роскошно смотрелся там, но, поскольку дул ветер, нам было плохо его слышно. Все, что я мог различить, было лишь упоминание имени Вагна.
Вагн как раз появился на бруствере возле ворот. Оттуда ему было лучше слышно, что говорил Сигвальди, но то, что он хотел донести до нас, было очевидно. Меня отделяло несколько воинов от Ульфара Крестьянина, стоявшего вместе с Йостейном Карликом, было видно, что Крестьянина просто трясло от ярости. Я слышал, как переговаривались люди. «Это Сигвальди, – раздалось рядом со мной. – Это его старые корабли?» Другой голос интересовался: «Сколько их может быть там?» Первый отвечал: «Не знаю. Много».
Когда Сигвальди закончил свою речь, он поднял руку над головой и махнул вперед. На каждом корабле на бак вывели по одному голому человеку. У всех них на шее был ошейник раба, но теперь на шею каждому была еще наброшена петля, их подвели к краю борта. Были слышны их дикие крики, когда им вспарывали животы. Потом их столкнули за борт, и петли затянулись на их шеях. Веревки были закреплены на носовых кнехтах, так что эти двенадцать человек продолжали висеть, извиваясь всем телом, судорожно дрыгая ногами и корчась в предсмертных муках. У некоторых внутренности вывалились наружу и свисали кровавыми лохмотьями. На баках стояли столбы, к которым были прикреплены кости, полоски кожи, а наверху виднелась голова лошади. Сигвальди направил свой меч на нас.
– Я иду войной на тебя, Вагн, сын Аки! Трусом ты будешь, если не вступишь в бой со мной сегодня! Вы все там трусы, вы не можете больше называться йомсвикингами!
Йомсвикинги спокойно смотрели на кровавый ритуал Сигвальди, но после таких речей Крестьянин свесился из-за ограждения, плашмя ударил себя по лбу своим топором, весь затрясся как какой-то сумасшедший, из его рта вырвался рев, мало похожий на человеческий. Ярость охватила всех находившихся на бруствере, люди размахивали топорами, мечами, и яростные крики неслись в сторону озера. Меня бы тоже захватило всеобщее неистовство, если бы Йостейн Карлик не схватил меня.
– Торстейн, – крикнул он. – Беги принеси твой лук! И найди своего брата!
Я быстро спустился с укрепления и понесся по улицам. Бьёрна я нашел возле нашего дома, он выходил с Фенриром на
