Роман Молодой - Сычев К. В.

Князья молчали: в ушах стояли крики сражавшихся, слившиеся в бесконечный, тягучий вопль, глухой стук щитов и звон железа. – Вот уж незадача! – думал Роман Брянский, сжимая в кулаки свои большие жилистые ладони. – Там отчаянно сражаются наши славные люди, а мы тут сидим, как неприкаянные! И зачем я сказал тогда те ненадобные слова? Я бы сражался вместе со всеми, а не сидел здесь в засаде! Вот уж мой бестолковый язык!

Князь Роман, подавая воеводе Дмитрию Волынскому совет о необходимости устроить татарам засаду, и не предполагал, что ему самому придется в самое тяжкое для русских воинов время отсиживаться там без дела. Тогда на военном совете Дмитрий Волынский прямо сказал великому князю о предложении Романа Брянского, и тот охотно его принял. – Какой смысл держать в засаде лучших воинов? – рассуждал про себя Роман Михайлович. – Враг и без того дрогнет, получив удар в тыл! Значит, великий князь совсем не считается со мной, если отправил сюда, в глухой лес!

Однако, хорошо подумав, он пришел к другому выводу. – Пусть великий князь не любит меня, но его брат Владимир Андреич и Дмитрий Волынский – пребывают при дворе в славе и почете! Значит, в самом деле, Дмитрий Иваныч прислал сюда лучших воинов! Поэтому мое дело не так уж плохо!

И он успокоился.

Великий московский и владимирский князь Дмитрий Иванович уже в начале лета этого, 1380 года, знал о готовившемся нашествии Мамаевых татар. О сборе татарского войска говорили и многочисленные странники, которые, несмотря на закрытие Мамаем дорог, все-таки сумели пробраться в Москву, и чужеземные купцы, да и собственные бояре: слухами земля полнилась. Когда же в Москву прибыли посланцы Мамая с требованием дани, или «выхода», «как во времена Джанибека», стало ясно, что татары прислали их лишь для отвода глаз. Тем не менее, великий князь Дмитрий принял татарское посольство «ласково и учтиво», одарил всех знатных татар, но платить дань в большем размере вежливо отказался. – Я вскоре пришлю царю богатые подарки, но «выход» буду платить так, как мы раньше договорились со славным Мамаем! – сказал он им.

Затем в Орду, к Мамаю, был послан Захария Тютчев с двумя помощниками, знавшими татарский язык, и целым возом «золота и серебра». В ставке Мамая его приняли довольно любезно, там у Тютчи обнаружились старые знакомцы, бывшие друзья детства, которые рассказали ему о неизбежности похода разгневанного на Москву Мамая, о переговорах и возможном союзе татар с великим литовским князем Ягайло и…даже с великим рязанским князем Олегом! Кроме того, Захария и его спутники видели скопление татарских войск и смогли примерно подсчитать возможную их численность. Чувствуя свою силу и не сомневаясь в победе, Мамай проявил беспечность: Захария Тютчев сумел беспрепятственно отправить в Москву своего человека со всеми добытыми сведениями.

Великий князь Дмитрий Московский узнал о сложившемся положении дел, будучи на пиру у боярина Микулы Вельяминова. Он немедленно отдал распоряжение послать «сторожу» на реку Тихая Сосна из опытных разведчиков – Родиона Ржевского, Андрея Волосатого и Василия Тупика. Затем, несколько позднее, он, собрав боярский совет, объявил о необходимости послать «во все концы Руси» киличеев с призывом собираться с войсками у Коломны к 31 июля.

После этого Дмитрий Московский послал вторую «сторожу» – Климента Поленина, Ивана Святославова, Григория Судока «и иных с ними». По пути им встретился Василий Тупик с захваченным татарским пленником-«языком», сообщивший, что «царь непременно придет на Русь, но осенью, после соединения с Литвой». А вскоре прибыл и посланец Олега Рязанского с предупреждением о походе Мамая. Тогда великий князь Дмитрий принял решение идти к Коломне на сбор войск уже к 15 августа.

На призыв Москвы откликнулись многие князья. Со своими дружинами пришли белозерские князья Федор Романович с сыном Иваном, Василий Васильевич Ярославский с братом Романом, Федор Михайлович Моложский, Роман Симеонович Новосильский с сыном Степаном, престарелый Андрей Федорович Ростовский, Симеон Константинович Оболенский с братом Иваном, Андрей Федорович Стародубский, Василий Михайлович Кашинский, Федор и Мстислав Ивановичи Тарусские, с небольшими отрядами прибыли князья Иван Васильевич Смоленский и Иван Всеволодович Холмский. Оба последних явились на свой страх и риск, не получив поддержки от великих князей смоленского и тверского. Были на сборе и другие мелкие князья с дружинами. Великий князь также поснимал все «заставы» с монастырей, а воинов, прибывших оттуда, включил в общее войско. Когда же сбор закончился, 20 августа в Кремле состоялось торжественное богослужение. Сам великий князь с семьей молился в Архангельском соборе, а его воины – во всех остальных кремлевских церквах. Но церкви не могли вместить разом все воинство и тогда, по завершении служб, священники принимали тех, кто не смог побывать на молебне, давали воинам целовать крест и благославляли их на ратный подвиг. После этого воины выходили из Кремля через Никольские, Фроловские и Тимофеевские ворота тремя потоками. Перед выступлением великий князь Дмитрий Иванович поручил охрану Москвы и Кремля боярину Федору Андреевичу Свиблу. Войско отправилось в поход по трем дорогам. Один из отрядов, возглавляемый князем Владимиром Андреевичем Серпуховским, пошел по Брашевой дороге, другой, ведомый белозерскими князьями – по Болвановской, а сам великий князь повел главные силы дорогой на Котел. С собой в обозе он вез десять «сурожских купцов», надеясь использовать их как переводчиков для общения с возможными пленниками-наемниками Мамая, «фрязинами» из Кафы.

28 августа великий князь прибыл в Коломну, где был встречен епископом Герасимом, обеспечившим торжественную церковную службу. На следующее утро Дмитрий Московский, собрав всех бывших с ним князей и воевод, объявил: «всем выехать в поле в течение недели». Выйдя из Коломны, великий князь с войском устремились к Оке и остановились в месте впадения в нее реки Лопасни. Сюда подошел и московский воевода Тимофей Васильевич Вельяминов с большим отрядом воинов. Великий князь, посетовав на «нехватку пехоты», оставил его прикрывать войску тыл, а сам вместе с ратью перешел Оку. Переход длился весь день и вечер. За «два десятка поприщ», у местечка Березуй, к великокняжескому войску присоединились князья-литовцы Андрей и Дмитрий Ольгердовичи. Они пришли из Брянска, поспешно возвращенного брату Дмитрию великим литовским князем Ягайло. Последний испугался перехода его подданных на сторону Дмитрия Московского и таким способом решил с ними помириться, отняв брянский удел у другого брата – Корибута. Но верные крестоцелованию и благодарные Москве за поддержку в трудные для них годы, братья-литовцы решили принять участие в походе русских на Мамая. С присоединением их дружин, а потом и отряда князя Федора Елецкого, общее русское войско достигло сорока тысяч человек. Тогда великий московский князь послал в степь еще одну «сторожу» – Игнатия Креня, Фому Тынина, Петра Горского, Карпа Александровича и Петра Чирикова. Вскоре вернулись два «стража» – Петр Горский и Карп Александрович с пойманным «языком» «из царского двора». Последний поведал, что «царь стоит на Кузьминской гати и через три дня пойдет к Дону с бесчисленной ратью»! Тогда Дмитрий Иванович собрал военный совет, на котором задал вопрос: – Нужно ли нам переходить Дон?