Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - Джон Джозеф Мёрингер

Можно промолчать в надежде, что редакторы ничего не узнают. Но я пообещал сыну покойного. Стивену-младшему.

Идя назад в новостной отдел, я столкнулся с воскресным редактором и проводил его до стола. Он положил ладонь мне на плечо и спросил других сотрудников, шедших рядом:

– Как вам этот Мёрингер, а?

Он произнес мое имя так мелодично, что оно почти мне понравилось.

– Отличная работа, – ответил один.

– Молодец.

– Видел, что другие издания тоже пытаются писать на эту тему? – спросил меня воскресный редактор.

– Только ничего у них не выйдет. Они не встречались с семьей. Да еще и фамилию указывают неверно. У них написано «К-е-л-л-е-й».

Он усмехнулся.

– Вообще-то, – сказал я, – я только что говорил с семьей по телефону.

Голос у меня дрогнул.

– Их фамилия как раз и пишется «К-е-л-л-е-й».

Редактор вытаращился на меня. Я продолжал.

– Вчера сын мне сказал, что в газетах – включая нашу – их фамилию пишут неверно. На первом брифинге по перестрелке мы записали ее как К-е-л-л-и. Поэтому я сказал сыну: К-е-л-л-и, так? Имея в виду, ну, понимаете «так надо писать вашу фамилию, правильно?». А он ответил «да», имея в виду «да, вот так, с ошибкой ее и напечатали». В общем, вышла путаница.

Редактор взял карандаш, размахнулся им над столом и швырнул на пол. Похоже, точно так же ему хотелось поступить со мной. Глаза его кричали, ты мертвец, пацан! Я выдерживал его взгляд, сколько смог, а потом склонил голову. Я заметил, что на редакторе великолепные подтяжки: бежевые, с изображением танцующих девушек. Совсем недавно я видел их в витрине эксклюзивного бутика на Ист-Сайд.

– Придется публиковать исправление, – негромко произнес он.

– Хорошо.

– Я напишу его сам и отправлю тебе. Просмотри и скажи, все ли верно.

Я вернулся к своему столу и стал ждать нового задания, которое так и не поступило. Поступило только исправление. «Подпись под фотографией и статья в субботнем номере о перестрелке, закончившейся гибелью жителя Бруклина на парковке возле дома, содержат фамилию, указанную неправильно. Покойного звали Стивен Келлей.

Позднее, сидя в «Публиканах» впервые за двадцать семь дней, я рассказал дяде Чарли, что наделал. Он стукнул бутылкой по стойке бара.

– Как такое могло произойти? – последовал вопрос.

Я не был уверен, злится он или просто разочарован.

Мне хотелось позвонить маме, но телефон был занят, и к нему стояла очередь, не замечавшая, что парень в будке давно отключился. Ну и ладно. Каких-то пару часов назад я представлял себе триумфальный звонок, в котором велю маме начинать выбирать учебные курсы, потому что она отправляется в Университет штата Аризона. Мне требовалось время привыкнуть к новой реальности.

Я был уже совершенно пьян, когда Боб-Коп ввалился в двери.

– Мне случалось вылавливать из гавани утопленников, которые выглядели лучше тебя, – заметил он.

Я рассказал ему, что случилось.

– Как такое могло произойти? – спросил он.

– Сам не знаю.

Он вздохнул.

– Да и ладно. Забудь об этом. Ты же не нарочно. Именно за этим и крепят ластики к карандашам.

– Ты не понимаешь, – разгневанно воскликнул я. – Бедные сыновья! Сначала какой-то бывший коп застрелил их отца, а потом явился я со своим дурацким блокнотом и сделал только хуже. Главное, этого не исправить. Отпечатаны миллионы экземпляров. Они уже продаются, повсюду – миллионы свидетельств моей некомпетентности. И даже когда тираж будет распродан, ошибка никуда не денется. Останется на микрофильмах. В базах данных. Я допустил ошибку не в какой-нибудь «Пчеле Сакраменто». А в государственной газете. Из-за моей глупости придется публиковать исправление. А самое худшее, что я ошибся не с возрастом погибшего или с цветом кожи. А с именем. Я, который должен бы знать, как важно писать имя правильно!

Боб-Коп смотрел на меня так пристально, что я решил, он слушает со всем вниманием, но в этот момент стало ясно, что мой монолог его разозлил. Он выглядел уязвленным, оскорбленным, и от его взгляда я почти что протрезвел. Он хотел мне что-то сказать – очень важное. Но, что бы то ни было, он проглотил эти слова. Я видел, что у себя в голове он предпочел другой выход.

– Почему это именно ты должен знать, как важно правильно писать имя? – поинтересовался он.

– Потому что…

Теперь настала моя очередь глотать слова. Я мог бы ему рассказать, почему имена так для меня важны, но на тот день мне и без того хватило волнений. Когда я покачал головой и посоветовал ему забыть об этом, мы оба развернулись к стойке и уставились на рисунки гениталий на стекле, не говоря ни слова. Наконец, рука Боба-Копа опустилась ко мне на плечо.

– Иди завтра на работу, – сказал он, – и веди себя так, будто ничего не случилось. Хотя нет. Не так, будто ничего не случилось. Они решат, ты сумасшедший. Веди себя так, будто что-то случилось, но ты выше этого.

– Да уж.