На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями - Михаэль Штайдль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько секунд я как завороженный смотрю на открывшийся вид. У меня появляется легкое головокружение. Это из-за высоты или усталости? Что я делаю на крыше больницы в пять часов утра?
— Невероятно! — вырывается у меня. — Какой вид! — И после паузы: — Надо сфотографировать.
Майк кивает, слегка приподнимая левый уголок губ. Намек на улыбку, который исчезает через секунду.
— Конечно, — говорит он. — Но у тебя нет телефона.
В центре бури (Фабиан Мархер)9 марта 2020
С балкона нашей квартиры видна блестящая гладь озера Гарда. Противоположный берег относится к Ломбардии — вчера она была объявлена зоной отчуждения. Никто не может покинуть эту территорию без веской причины, так как распространение инфекции вышло из-под контроля. То же касается областей Падуи и Венеции. Мысль о том, что неподалеку от нас бушует буря, которая еще несколько дней назад не требовала принятия серьезных мер, кажется странной.
Я созвонился с Майком. Он сказал, что, с одной стороны, у них в клинике все идет своим чередом, с другой — они готовятся к потоку первых ковидных пациентов. Тогда в отделении неотложной помощи некоторые кабинеты будут использоваться для выявления подозрительных случаев. Кроме того, скоро приемная отделения неотложной хирургии будет переоборудована в отдельный кабинет для исследования вируса.
Есть люди, которые в полной растерянности звонили в неотложку при первых симптомах кашля или приходили лично и требовали провести тест на ковид. В приемной неожиданно появился целитель и, конечно же, за отдельную плату предлагал свои услуги по борьбе с коронавирусом. Его вежливо, но настойчиво выпроводили из здания больницы.
Разговор с Майком продлился час. Тем временем зашло солнце, мы с женой, устроившись перед телевизором, ждем серию детектива по каналу «Рай Уно». Вместо этого на экране появляется премьер-министр на фоне итальянского триколора. Он объявляет, что меры, ранее касавшиеся только отдельных областей Италии, теперь распространяются на всю страну. «Мы должны изменить свои привычки, — говорит он. — Нет времени для промедления».
Мы молча переглядываемся. В этот момент чувствуем, что теперь это не просто буря, которая бушует где-то.
Мы в ее центре.
Кишечная непроходимость
Близость, дистанция и профессиональный фасад
В процедурном кабинете номер восемь лежит пациент, страдающий от закупорки прямой кишки. Это очень плохо. По меньшей мере для пациента. Но когда человек попадает в поток жизни больницы, за симптомами и диагнозами нечто очень важное упускается из виду. Остается только одно: здесь у нас головокружение, там подозрение на аппендицит, а рядом перелом предплечья. Пациенты чувствуют, когда их ограничивают, сводя все личностное к названию болезни. Это вызывает у них недоверие или недовольство. Кому нравится носить ярлыки? Все мы хотим, чтобы нас воспринимали как человека и личность, в том числе в отделении неотложки.
В отличие от врачей, все, кто относится к среднему медицинскому персоналу, проводят много времени в прямом контакте с пациентом. Если мы достаточно внимательны, то узнаем, не требуется ли кому-либо помощь, не ощущает ли кто-либо тревоги или беспокойства, не страдает ли от неопределенности, считая себя недостаточно проинформированным. Мы используем любую возможность побеседовать, задать вопросы, чтобы лучше понять состояние пациента. Тот, кто обладает эмпатией, чуткостью и чувством ответственности, может помочь другому почувствовать, что его воспринимают всерьез. А это ощущение порой не менее важно, чем правильная постановка диагноза и продуманная терапия.
Когда я говорю, что каждый человек хочет отношения к себе как к личности, это в той же мере касается и медицинских работников.
Часто при выполнении своих обязанностей мы сталкиваемся с огромным давлением: нам необходимо заботиться о пациентах — как можно скорее и желательно без перерыва. Мы не должны заставлять никого ждать, обязаны оповещать всех вовремя, не оставлять никого и ничего без надзора, при этом оставаться дружелюбными и всегда удовлетворять потребности пациентов.
Эти задачи, несомненно, являются частью нашей профессии. Но под белой или голубой спецодеждой — вовсе не роботы. У каждого из нас тоже случаются более и менее удачные дни. Если мы рассеянны или в плохом настроении, возможно, это из-за того, что последние две ночи провели на работе. Или из-за того, что есть пациент, для которого мы не можем сделать так много, как хотелось бы.
Многие выбрали эту профессию из желания помогать людям. Чтобы не иссякли наши внутренние ресурсы и получилось оказать помощь всем, кто нуждается в ней (от тех, кого мучают незначительные недомогания, до получивших множественные травмы), нам необходимо постоянно соблюдать баланс между проявлением эмпатии и профессиональной дистанцией. Это удается в большинстве случаев, но не всегда.
Как бы благотворно это ни сказывалось на лечении, если нас воспринимают не только как профессионалов, а пациент вдруг становится слишком «близким», это может раздражать и мешать. Я понял это, когда обслуживал 30-летнюю женщину, которую к нам направил терапевт. Она не выглядела обеспокоенной, напротив, была довольно расслабленной и очень дружелюбной. Да, может быть, даже чересчур расслабленной и слишком дружелюбной.
Я решил не обращать на это внимания и сконцентрироваться на своей работе. Следующим шагом был анализ крови. Мы, как правило, ставим внутривенные канюли на тот случай, если позже назначат капельницу. Пациентка объяснила, что у нее «убегающие» вены, поэтому поставить ей катетер никому не удавалось.
— Держу пари, я справлюсь, — внезапно вырвалось у меня. Я люблю спонтанные вызовы. Когда сталкиваюсь с таким, у меня возникает жгучее желание его преодолеть. Но в этой ситуации я почувствовал, что совершил ошибку.
Во время обучения за мной следил наблюдатель, который постоянно заглядывал мне через плечо, когда я ставил катетер. Это было очень неприятно, но крайне эффективно. Сегодня я довольно хорошо умею это делать. Бесчисленное количество раз тревожные пациенты рассказывали мне, как их регулярно мучили врачи и медсестры, которым требовалось три или
