По совместительству экзорцист - Игорь Тумаш

Я стопроцентно убежден! Повторяю, стопроцентно, о други мои! Что Митрофан Сергеевич был последним честным человеком всего постсоветского пространства. За всю жизнь он не украл, хотя мог, ни одной копейки. Например, в девяносто первом году, когда представилась возможность взять долгосрочный кредит, который потом возвращался обесцененными инфляцией бумажками, Митрофан Сергеевич от этой халявы, вызванной неразворотливостью государственной бюрократической машины, отказался. Коллеги утверждали, что он попросту за… извините, испугался. Однако я уверен, что этот поступок мотивировался только его представлениями о профессиональной чести.

Наконец, Митрофан Сергеевич был настолько предан своему кассовому делу, что ради него также отказался и от семейного счастья. А между прочим, как вы помните, за него была почти согласна выйти замуж от кого–то залетевшая, на восьмом месяце, секретарша директора Потребкооперации Риммочка.

Короче, Митрофан Сергеевич, твой светлый образ навсегда останется в наших сердцах. Мир праху твоему.

Настал черед прощаться с покойным. Не стесняйтесь слез, вот о чем я вас еще попрошу. Только, граждане, поторапливайтесь, нам сегодня еще шестерых спалить нужно. У кого есть спички?.. Черт подери, опять сперли полный коробок!

Провожающие кассира в последний путь граждане выстроились в очередь к гробу. Они целовали Митрофана Сергеевича в ледяной каменный лоб или в синие зажелезневшие руки и отходили в сторону; некоторые потом украдкой сплевывали, некоторые мужественно слюну проглатывали.

Когда эту неаппетитную процедуру проделал «преподобный», на лице покойного вдруг проступил румянец, веки напряглись и… раскрылись! Обмороки, крики ужаса! Митрофан Сергеевич сел в гробу и протянул к павиану руки:

— Патрик Джонович, вы меня воскресили! Выходит, вы действительно брат Иисуса!

«Преподобный» завопил, словно на него вывернули шайку кипятка. Схватил крышку гроба и набросил на кассира сверху. Налег, пытаясь вернуть того в исходное состояние.

— Да не воскрес ты, брось ваньку валять, это самовнушение, — бормотал он.

Но кассир, даром покойник, бугаина здоровый — уперся согнутыми коленями и хоть ты тресни. «Преподобный» швырнул крышку в хихикающего оратора, — можно подумать, будто у них каждый день кто–то воскресал. И пулей понесся из зала к своему авто.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Как павиан бурю на озере уклотил и как по водам, ако по паркету, ходил. Чем все дело закончилось

«Мерс» «преподобного» легко оторвался от преследовавшей «восьмерки» Прищепкина; в «шахматном порядке» стал обгонять все попадавшиеся на его пути машины. Замелькали дорожные указатели: «Нарочь 100 км»; «Нарочь 50 км»; «Нарочь 15 км»; «о. Нарочь». Дойче аппаратен!

На озере разгулялся шторм, — почти как настоящий, но ближе все же к мультяшному: это вам не Бискайский залив. Борода «преподобного» развевалась, словно хвост японского бумажного змея кирасуки. Перекошенная морда павиана постепенно умиротворялась: ветер, волны…

«Я оставлю вам все: дом, деньги, пожертвования. Разве этого мало, чтобы искупить вину?.. Хватит, ведь одних гаражей шесть штук! А я в который–то раз все начну с начала, с нуля. Сниму маленькую квартирку, оклею черными обоями, для антуража выкопаю на кладбище черепок и поймаю ворону: можно будет давать объявления… Кстати, а какое там чудо следующее?»

«Преподобный» вынимает из бардачка Библию, листает и вдруг мордель его опять перекореживается, словно от зубной боли:

— Ешкин свет — «Укрощение бури на озере»! Вон отсюда! В пустыню, где вода на вес золота!

Однако машина завелась не сразу, верно с карбюратором что–то. «Преподобный» открыл капот и проковырялся минут двадцать. За это время буря как бы выхолостилась, лишилась внутренней динамики, — ну не Бискайский же залив на самом–то деле! В прореху среди низких туч выглянуло солнце.

— Да не укрощал я тебя! Поганая ты лужа! — завопил лжесын божий и вырвал клок бороды.

Вновь рванул машину.

— Ну, уж следующего чуда я не допущу, дудки! — пробормотал он злорадно и, крутанув руль, направил «мерс» в дерево.

Однако на обочине колеса попадали на коровьи лепешки, машину занесло и в ствол сосны вмазалась она по касательной, что спасло «преподобному» жизнь. Сухой характерный треск жести, звон стекла. Правая сторона авто «сгармошилась», левая вытянулась в дугу — немецкая машина превратилась в китайский веер.

Прищепкину пришлось просидеть на телефоне почти сутки, прежде чем удалось обнаружить пропавшего Патрика О'Грегори в больнице курортного поселка, куда тот поступил после аварии с сотрясением мозга. Буквально за десять минут собрался и выехал в заповедный край.

Когда картина случившегося прояснилась, то детектив чуть не подавился орехом: на сей то раз чудо было настоящим! (Что, кстати, вполне естественно. «Преподобный» попал на спровоцированный поток, сказали бы йоги). Так как Георгий Иванович считал себя правоверным атеистом, то это его весьма впечатлило, и искать правдоподобное объяснение уже понадобилось ему самому.

Детектив познакомился со здешними «знатоками природы», кои торговали из–под полы копчеными угрями. Браконьеры частично его успокоили, сказав, что в сентябре подобные «бури» на Нарочи не редкость.

И все–таки чудом оставалось то, что «преподобный» оказался в нужный момент на нужном месте. «Значит там, наверху, действительно кто–то есть!» — вынужден был признать Прищепкин.

Для успокоения нервов ему пришлось… обежать озеро. Утром детектив выскочил из гостиницы и свернул на асфальтовую тропинку вдоль озера влево, вечером вернулся уже с правой стороны. Кругосветка! (Что земля круглая, Георгий узнал еще в полицейской академии, преподаватели там были на уровне.)

А вообще–то его коллеги, как и все нормальные мужики, при малейшем стрессе запивали; иногда даже до белой горячки, как, например, Мишка Драндулетов. Оно и понятно: чтобы вливать в себя беленькую, никаких волевых усилий не требуется, плюс окружающие относятся к тебе с пониманием. А поди–ка побегай. Даже если сбросить со счетов дикий перегруз, то занятие бегом на марафонские дистанции имеет еще и такие минусы: все соседи превращаются во врагов — это раз, начальство начинает относиться с недоверием — это два, Мухтар выходит из подчинения — это три, но самое главное — почему–то перестают предлагать взятки. А как без мохнатеньких, кто скажет? Но Прищепкин был «подшит», еще жена, лет десять тому назад, вынудила.

Утешением служило то, что во время бега Прищепкину неплохо думалось; даже не хуже, чем «в жестком золотом…»

Следующим, совершенным Иисусом чудом, было «Воскрешение дочери Иаира». Прищепкин пробежал половину дистанции пока не решился отказаться от его воспроизводства в Республике Беларусь образца 2000 года. Во–первых, где найдет гражданина с таким вычурным именем? Во–вторых, он уже воскресил сына вдовы и поэтому следующее воскрешение будет почти банальностью, эффект сойдет на нет. По этой же причине придется отказаться и от непосредственного «Воскрешения Лазаря».

Зато после воскрешения девочки Иисус совершил «Насыщение пяти тысяч человек пятью хлебами».

Нет, столько статистов привлекать он не будет, решил рачительный детектив. Учитывая, что Патрик О'Грегори всего лишь, с позволения сказать, брат Спасителя, то навязываемый ему вариант чуда можно сделать несколько упрощенным и даже переиначенным. Пусть тот, например, просто превратит пять хлебов в пятьсот. Чтобы насытить ими тех же соседей по палате. И пусть числом их будет пятеро: дабы сохранилась если не магия чисел, то хотя бы мафия цифр.

Во время марафона Прищепкин также подумал о том, что именно здесь, на Нарочи, ему придется организовывать «преподобному» и «Хождение по водам»: как–никак «белорусская жемчужина». Не отправлять же такого представительного мужчину на прогулку по поверхности грязного Комсомольского озера.

Техническую сторону намеченных мероприятий он продумал уже в гостиничном номере, просидев в жестком золотом кругу света настольной лампы почти до утра, грызя грецкие орехи и попивая чай с заваркой «Аз воздам», состоявшей из шерсти лучшей сыскной собаки Краснопартизанского РОВДа города Киселевграда Мухтара и собранных на могиле павшего от бандитской пули друга лепестков жасмина.

И вот, на продуваемом тугим осенним ветром озере, прямо напротив поселкового пляжа, несколько нанятых детективом местных обывателей приступили к работе, смысл которой не сумел отгадать ни один из собравшихся зевак. От берега и на метров, эдак, пятьдесят, под водой, а точнее на глубине пятнадцати сантиметров, они стали натягивать прочнейшую полиэтиленовую пленку, концы которой закрепляли на вбитых в дно обрезках труб. (Нарочь — озеро мелководное).