Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек. - Шелли Мэрри

Это были люди из средних и низших слоев общества, потерявшие средства к существованию из-за упадка торговли и всех видов заработка, обычных в нашей стране. Лица входивших выражали тревогу, иногда ужас, зато уже побывавшие на приеме выглядели примиренными и даже успокоенными. Влияние, оказанное на них моим другом, читалось в их более живых движениях и бодрых лицах. Пробило два часа - это означало, что прием окончен; не дождавшиеся его угрюмо или печально расходились, когда в кабинет вошел я.

Меня поразило заметное улучшение здоровья Адриана. Он уже не клонился, словно весенний стебель, который чересчур вытянулся и гнется под тяжелой короной своих цветков. Глаза Адриана были ясными, выражение их - спокойным, и все его существо излучало мощную энергию, столь непохожую на прежнюю томность. Он сидел за столом, окруженный несколькими секретарями, которые разбирали прошения или приводили в порядок заметки, сделанные во время приема. Двое или трое просителей еще не ушли. Я был восхищен справедливостью и терпением Адриана. Тем, кто имел возможность поселиться вне Лондона, он советовал немедленно уезжать и предлагал для этого средства. Тем, чья деятельность могла пригодиться городу, а также тем, кому ехать было некуда, он давал советы, как лучше уберечься от эпидемии. Он оказывал помощь семьям, которые не могли прокормить всех своих членов, и направлял эти липшие рты в семьи, опустошенные смертью. Порядок и даже здоровье возвращались под его влиянием словно по мановению волшебного жезла.

- Я рад, что ты приехал, - сказал он мне, когда мы наконец остались наедине. - Я могу уделить тебе лишь несколько минут, а сказать должен многое.

Чума распространяется, и закрывать на это глаза бесполезно. Число смертей растет с каждой неделей. Что будет дальше, я угадать не берусь. Пока, слава богу, я еще в состоянии управлять городом и забочусь только о сегодняшнем дне.

Райленд, которого я так долго здесь удерживал, поставил мне условие - до конца этого месяца дать ему уехать. Его заместитель, назначенный парламентом, умер, и необходимо назначить другого. Я выставил свою кандидатуру и полагаю, что конкурентов у меня не найдется. Вопрос решается уже сегодня, для этого соберется парламент. Ты должен предложить мою кандидатуру, Лай-Том И. Глава шестая 327 онел. Райленд стыдится показываться нам на глаза, но ты, мой друг, окажешь мне эту услугу?

Как прекрасен был его порыв! Юноша из королевского рода, выросший в роскоши и по натуре своей чуждый треволнениям и заботам политической деятельности, в годину опасности, когда всё, на что надеется самый честолюбивый, это - остаться в живых, он, наш любимый, героический Адриан, с такой простотой предлагал принести себя в жертву ради общего блага. Само это желание было великодушным и благородным; но простота и полное отсутствие любования своей добродетелью делали его поступок во много раз более трогательным. Я, быть может, воспротивился бы; но я видел, сколько добра исходит от него, и знал, что в своем решении он будет непоколебим: с тяжелым сердцем я согласился сделать то, о чем он просил. Он пожал мне руку.

- Спасибо, - сказал он, - ты избавил меня от неприятной дилеммы; как всегда, ты лучший мой друг. Ступай, побеседуй с Райлендом. Хотя он бежит со своего поста в Лондоне, он может принести большую пользу на севере Англии, принимая прибывших, помогая им, а также снабжая столицу съестными припасами. Прошу тебя, пробуди в нем чувство долга.

Как я узнал позже, Адриан, расставшись со мной, отправился на ежедневный обход больниц и наиболее перенаселенных частей Лондона. Райленда я нашел сильно изменившимся, даже с тех пор, как он побывал в Виндзоре. От постоянного страха он пожелтел и весь съежился. Я сообщил ему о предстоящем избрании, и на хмуром лице его появилась улыбка. Ему очень хотелось уехать; каждый день он ожидал, что заболеет, и каждый день ласковая и твердая рука Адриана удерживала его от бегства. Как только Адриан будет в законном порядке избран его заместителем, он поспешит в безопасное место. Об этом он и думал, слушая меня; почти повеселевший от надежды на скорый отъезд, он принялся обсуждать действия, которые намерен был предпринять в родном графстве, и на миг даже позабыл мечту укрыться в своем поместье от всякого общения с людьми.

Вечером мы с Адрианом направились в Вестминстер. По дороге он напомнил, что именно надлежит мне говорить и делать, но, как ни странно, войдя в палату депутатов, я совсем не думал о своей цели. Адриан остался в столовом зале палаты, а я, повинуясь желанию друга, занял свое место в зале заседаний, где царила необычная тишина. Я не был там со времени протектората Раймонда, когда выступления ораторов, проходившие при полном зале, были красноречивыми, а дебаты жаркими. Теперь скамьи оставались почти пустыми, не видно было на их обычных местах наследственных депутатов; присутствовали лишь депутаты от лондонского Сити и от торговых городов; почти никого из землевладельцев и несколько человек из тех, кто стремится в парламент, чтобы сделать карьеру. Первым же вопросом, занявшим внимание палаты, стало 328 Последний человек обращение лорда-протектора, просившего назначить ему заместителя на время вынужденного отсутствия.

Воцарилось молчание. Один из депутатов, подойдя ко мне, шепнул, что граф Виндзорский сообщил ему мое намерение предложить его кандидатуру вследствие отсутствия лица, которое было избрано для этой цели. Тут я впервые понял всю важность моей задачи, и это взволновало меня. Райленд убегал со своего поста из страха перед чумой; из-за того же страха у Адриана сегодня нет конкурента, а я, ближайший родственник графа Виндзорского, предложу избрать его. Я сам толкнул моего несравненного друга навстречу опасности.

Нет, это невозможно! Жребий брошен206 - я предложу себя.

Немногие присутствовавшие парламентарии были здесь лишь ради кворума и никак не ожидали дебатов. Я встал - колени мои подгибались и голос дрожал, когда я произносил несколько слов о необходимости избрать человека, способного выполнять опасную задачу. Но едва мне пришла мысль предложить вместо моего друга себя самого, как муки и сомнения отлетели прочь.

Речь моя потекла свободно, я заговорил быстро и твердо; упомянул о том, что уже сделано Адрианом; обещал неуклонно следовать его предначертаниям. В трогательных выражениях я рассказал о его слабом здоровье и похвастал собственной выносливостью. Я просил слушателей спасти отпрыска благороднейшего рода от него самого. Мое родство с ним, союз мой с его сестрой, мои дети, которые очевидно будут ему наследовать, являлись залогом моей искренности.

Нежданный оборот в ходе дебатов был тотчас сообщен Адриану. Он поспешил прийти и услышал последние слова моей пылкой речи. Я не видел его - глазам моим, вместо того что было передо мною, представлялся Адриан, умирающий от чумы. Он схватил меня за руку, когда я договаривал последние слова.