Русская Армия в изгнании. Том 13 - Сергей Владимирович Волков

в 3 метра, с наглухо закрытыми воротами. Снятая мною квартира была примитивна: она имела стены, в середине комнаты, служившей кухней, была яма объемом в кубический метр, а в потолке отверстие. Яма служила печкой, а отверстие в потолке предназначалось для эвакуации дыма. Яма нагревалась дровами или же кизяком. В ней персы пекли их «лавай» (лепешки). Тяжело было моей жене, привыкшей к зажиточной кубанской жизни, очутиться в первобытных условиях. Пришлось мне в свободное от занятий время обустраивать квартиру: соорудить из кирпича печку для приготовления пищи и даже голландскую – для отопления.

По прибытии в Ардебиль приступлено было к деловой жизни – формированию отряда. Начальство дало объявление в газетах и расклеило афиши о том, что принимаются молодые люди в Ардебильский отряд персидской армии, в кавалерию и пехоту. Стали поступать добровольцы: в кавалерию шли главным образом сыновья богатых ханов, в пехоту – бедные. Для кавалеристов выдавались черкеска, бешмет, брюки, сапоги и белье. Они должны были приобрести за свой счет коня, седло, шашку, кинжал и папаху. Месячное жалованье рядового кавалериста было 12 туманов (приблизительно 24 рубля). Пехотинцы получали шинель, куртку, брюки, рубашки, сапоги и белье, месячное жалованье их было 7 туманов. Персы очень любили форму кубанских казаков. Она была введена во всей Персидской казачьей дивизии. Офицеры и казаки (персидские) украшали свои шашки, кинжалы и газыри серебром и даже золотом (сыновья ханов). К концу марта 1917 года в кавалерии нашего отряда было 150 казаков, а в пехоте 180. К этому времени был назначен командный состав отряда из персидских офицеров. Командир отряда – генерал Гусейн Мамед-Хан, младшие офицеры: Гусейн-Али-Хан, говоривший по-русски и служивший переводчиком, Рагим-Мамед-Али, Риза-Хан и др. Начались строевые и словесные занятия, а также гимнастика по методу, применявшемуся в Русской армии. Кавалерия обучалась по уставу русских казачьих войск: построение, стрельба, рубка лозы и чучел, уколы, взятие препятствий, джигитовка, атака лавой и т. д. Работали мы не покладая рук. Отдыхали только вечерами, собираясь вместе и отводя душу в беседе с воспоминаниями о привольной жизни на Кубани. Персы воспринимали неплохо нашу выучку. К апрелю состав частей значительно увеличился: в кавалерии насчитывалось 250 бойцов (2 сотни), в пехоте – 300 (2 роты), в артиллерии 30 человек (1 батарея в 3 пушки), в пулеметной команде – 20 человек (4 пулемета), в хоре трубачей – 20 музыкантов. Персидский командный состав – 12 офицеров.

В конце апреля или в начале мая я был командирован в отряд, стоявший в городе Реште в Гелянских лесах. Ардебиль расположен в гористой местности поблизости горы Хапин-Чапик. На юго-запад от него находится город Табриз, главный город персидского Азербайджана, населенного курдами. В настоящее время упоминается этот город в связи с борьбой курдов с персами. Борьба эта – явление не новое. В то время противоперсидское движение возглавляли 3 брата: Кулям-Али, Гусейн-Мамед-Али и Рагим-Али. Они имели отряд, исчислявшийся приблизительно в 3000 всадников, носивших прозвище «шахсевени». Действовали они разрозненными разбойничьими шайками, ведя нападения на персидские деревни и забирая хлеб, скот и молодое поколение. Отряду нашему пришлось с ними бороться. Жалобы жителей деревень губернатору Ардебиля побудили последнего приказать начальнику отряда дать отпор шахсевени. От русского начальника отряда капитана Добромыслова я получил приказание выступить с 2 сотнями кавалерии, ротой пехоты, с 2 пулеметами и 2 орудиями в деревни Гурдагу и Каранк для защиты их от нападения. Необходимо заметить, что вооружение отряда было далеко не на высоте. Деревни были расположены у подножия горы. По прошествии первой ночи без приключений, на другой день я вместе с персидским офицером объехал местность с целью ознакомления. По нашему указанию на окраинах деревень были расставлены заставы, пушки и пулеметы.

В одиннадцать часов конные шахсевени начали спускаться с гор. Артиллеристам был дан приказ открыть по ним шрапнельный огонь. Разрывы перед фронтом наступавших заставили их свернуть в сторону и наткнуться на пулеметы нашей заставы. Продолжая уходить во взятом направлении, они встретили заставу, расположенную в другом месте на кургане. Там завязался настоящий бой, в котором был убит офицер, начальник заставы. Казаки обратились в бегство, крича как дети. Заметив это, я поскакал навстречу беглецам, угрожая им револьвером. Мне удалось повернуть их обратно и отбить атаку. Через две недели отряд наш вернулся в Ардебиль. Успешно законченная операция была отмечена пиром, устроенным командиром сотни, с национальными персидскими яствами.

В ноябре 1917 года произошла перемена в составе русского командного персонала: капитан Добромыслов по болезни был заменен есаулом Ходалицким, прибывшим из Табризского отряда.

В августе 1917 года есаул Ходалицкий отправил меня со взводом казаков в город Сераб. Между Серабом и Ардебилем пролегает горный хребет, в котором кишели шахсевени. Утром в день выступления взвода я проверил его состояние: вооружение, вьючных животных (ослов), запасы провианта и патронов, – и после этого взвод тронулся, следуя по тропе к перевалу. Вечером мы прибыли в деревню Ныр, где расположились на ночлег, приняв необходимые меры предосторожности и предупредив казаков быть наготове. Персидский офицер и я поместились в одной комнате. К нам пришел местный мулла. Расположившись по-мусульмански на полу, он в беседе с нами начал задавать такие вопросы: куда мы направляемся, сколько нас. Услышав это, я сказал офицеру, чтобы он приказал гостю немедленно удалиться. Утром, выступив из Ныра, в 2–3 верстах от него мы заметили несколько групп всадников, скачущих пересекая нам путь и стреляющих в воздух. Достигаем перевала. С высоты осматриваем местность, всадников не видно. В стороне видим хлев. Я скачу туда и нахожу там лошадей без всадников. У меня мелькнула мысль, что всадники, спешившись, спрятались за глыбами камней, мимо которых мы должны проходить. Приказываю казакам быть наготове, но не стрелять. Внимательно осматривая через бинокль подозрительные места, я замечаю головы, выныривающие временами из-за камней. При спуске с перевала высланы были два дозорных казака. На них-то и напали шахсевени. Офицер и я увидели, как они отнимали винтовки у дозорных. Обнажив шашку и крикнув «За мной!», я поскакал защищать их. Нападавшие бросились бежать на ближайший курган и, достигнув его вершины, начали кричать: «Кальма, капаеглы урлам (Не подходи, убьем)!» Я направляю своего коня на курган и, приблизившись к шахсевени, рублю их головы. Их было пять. Один из казаков гнался по пшенице за шестым. Убегавший приостановился, готовясь стрелять в преследовавшего казака, но не успел – посланная мною винтовочная пуля сразила его. То был мулла, сделавший нам визит накануне. После этой стычки к нам подбежали персы верблюжьего каравана, ограбленные перед этим бандитами, с которыми