12 шедевров эротики - Коллектив авторов

Вдруг швейцар три раза ударил по деревянному полу своей алебардой. Все присутствующие обернулись; послышался длительный шелест платьев и движение стульев. И в дверях, освещенная солнечными лучами, показалась молодая женщина под руку с отцом.

У нее был все тот же вид куклы – очаровательной белокурой куклы с флер-д’оранжем в волосах.

На несколько мгновений она задержалась на пороге, потом вошла в церковь, и сразу же раздались мощные звуки органа, возвестившие своим металлическим голосом появление невесты.

Она шла с опущенною головою, но нисколько не смущенная, слегка взволнованная, милая, очаровательная, игрушечная невеста. Женщины улыбались и перешептывались при виде ее. Мужчины шептали: «Восхитительна, очаровательна!» Вальтер шел с преувеличенной важностью, бледный, с внушительными очками на носу.

Позади них шли четыре подруги невесты, все в розовом, все хорошенькие, образуя свиту этой кукольной королевы. Четыре шафера, отлично подобранные, выступали так, словно их учил балетмейстер.

Г-жа Вальтер следовала за ними под руку с отцом другого своего зятя, маркизом де Латур-Ивеленом, семидесятидвухлетним стариком. Она не шла, а еле тащилась, готовая при каждом движении потерять сознание. Чувствовалось, что ноги ее прилипали к полу, отказывались служить, что сердце ее билось в груди, точно зверь, готовый выпрыгнуть.

Она похудела. Ее седые волосы делали ее лицо еще более бледным и осунувшимся.

Она смотрела прямо перед собою, чтобы никого не видеть, чтобы не отрываться, быть может, от терзавших ее мыслей.

Потом появился Жорж Дю Руа с какой-то пожилой дамой, которой никто не знал.

Он высоко держал голову и тоже смотрел прямо перед собой неподвижным, твердым взглядом из-под слегка сдвинутых бровей. Усы его, как будто, сердито вздымались над губой. Все нашли, что он очень красив. У него была гордая осанка, тонкая талия, стройные ноги. На нем отлично сидел фрак, украшенный, точно каплей крови, пунцовой ленточкой ордена Почетного легиона.

Затем шли родные: Роза – с сенатором Рисоленом. Она вышла замуж полтора месяца тому назад. Граф де Латур-Ивелен вел под руку виконтессу де Персемюр.

В конце шла пестрая процессия знакомых и друзей Дю Руа, которых он представил своей новой родне; это были люди, известные в парижском смешанном обществе, люди, быстро делающиеся близкими друзьями, а в случае надобности и отдаленными родственниками разбогатевших выскочек, – опустившиеся, разорившиеся дворяне с сомнительной репутацией, иногда женатые, что хуже всего. Это были г-н де Бальвинь, маркиз де Банжолен, граф и графиня де Равенель, герцог де Раморано, князь Кравалов, шевалье Вальреали, потом приглашенные Вальтером – князь де Герш, герцог и герцогиня де Ферасин, красавица маркиза де Дюн.

Родственники г-жи Вальтер выделялись своим приличным провинциальным видом в этой толпе.

Огромный орган все пел, и его блестящие трубы издавали громкие стройные звуки, несшие к небу горести и радости людей.

Главные двери закрыли, и вдруг стало темно, точно солнце изгнали из церкви.

Жорж, коленопреклоненным стоял на клиросе, перед освещенным алтарем, рядом со своей невестой. Новый епископ Танжерский, с посохом в руке и митрой на голове, вышел из ризницы, чтобы соединить их во имя всевышнего.

Он задал обычные вопросы, обменял кольца, произнес слова, связывающие как цепи, и обратился к новобрачным с христианским напутствием. Он долго, высокопарным слогом, говорил о верности. Это был полный, высокий мужчина, один из тех красивых прелатов, которым брюшко придает величественный вид.

Послышались рыдания, заставившие некоторых обернуться. Г-жа Вальтер плакала, закрыв лицо руками.

Ей пришлось уступить. Что она могла сделать? Но с того дня, как она выгнала из своей комнаты вернувшуюся дочь, отказавшись ее поцеловать, с того дня, когда она сказала тихо Дю Руа, церемонно поклонившемуся ей: «Вы самое низкое существо, какое я когда-либо знала, – не говорите со мной никогда, я не буду вам отвечать!», – с этого дня она испытывала невыносимые, неутихавшие муки. Она возненавидела Сюзанну острою ненавистью, в которой исступленная страсть смешивалась с жгучей ревностью, – ревностью матери и любовницы, тайной, жестокой и мучительной, как открытая рана.

И вот теперь епископ венчает их – ее дочь и ее любовника, венчает в церкви, в присутствии двух тысяч человек, у нее на глазах! И она ничего не может сказать! Не может этому помешать! Не может крикнуть: «Он принадлежит мне! Этот человек – мой любовник. Этот союз, который вы благословляете, – позорен!»

Некоторые женщины, растроганные, прошептали:

– Как взволнована бедная мать!

Епископ ораторствовал:

– Вы принадлежите к избранникам земли, к самым богатым, к самым уважаемым людям. Ваш талант, милостивый государь, вознес вас выше других: вы пишете, поучаете, наставляете, указуете путь народу, вам предстоит прекрасное поле деятельности, вы можете подать пример…

Дю Руа слушал, опьяненный гордостью. Прелат римской церкви говорил ему это. А за спиной он чувствовал толпу, толпу знаменитостей, пришедших сюда ради него. Ему казалось, что какая-то неведомая сила толкает, приподнимает его. Он становился одним из земных властелинов, он, сын бедных крестьян из деревни Кантеле.

И вдруг отец и мать предстали пред ним, в их убогом кабачке, на вершине холма, возвышающегося над большой руанской долиной; он увидел, как они подают напитки местным крестьянам. Он послал им пять тысяч франков, получив наследство графа де Водрека. Теперь он пошлет им пятьдесят тысяч, и они купят себе маленькое имение. Они будут довольны, счастливы.

Епископ окончил свою речь. Священник, облаченный в парчовую епитрахиль, вошел в алтарь. И орган снова начал прославлять новобрачных.

Иногда он издавал протяжные, громкие звуки, несшиеся как волны, такие звонкие и мощные, что, казалось, они прорвутся сейчас сквозь крышу и вознесутся к голубому небу; эти дрожащие звуки наполняли всю церковь, заставляя трепетать душу и тело. Потом вдруг они затихали, и нежная легкая мелодия носилась в воздухе, лаская ухо, точно легкое дуновение: это были грациозные мотивы, порхавшие, как птички, и вдруг эта кокетливая музыка снова расширялась, становилась грандиозной по звуку и по силе, будто песчинка разрасталась в целый мир.

Затем раздались человеческие голоса, ладан распространял свое тонкое благоухание, на алтаре совершалось божественное жертвоприношение; бог отец, по призыву своего жреца, нисходил на землю, чтобы освятить торжество барона Жоржа Дю Руа.

Милый друг, стоя на коленях рядом с Сюзанной, склонил голову. В эту минуту он чувствовал себя почти верующим, почти религиозным, преисполненным благодарности к божеству, которое ему так покровительствовало, так милостиво отнеслось к нему. И, не зная точно, к кому он обращается, он благодарил его за успех.

Когда служба окончилась, он встал и, подав жене руку, прошел в ризницу. Тогда потянулась нескончаемая процессия поздравляющих. Жорж, обезумевший от радости, чувствовал себя королем, которого приветствует народ. Он пожимал руки, бормотал незначащие слова, раскланивался, отвечал на поздравления: «Благодарю вас».

Вдруг он увидал г-жу де Марель. И воспоминание о всех поцелуях, которые он ей подарил и которые она ему вернула, воспоминание о всех их ласках, о всех шалостях, о звуке ее голоса, о вкусе ее губ вдруг зажгло в его крови внезапное желание снова обладать ею. Она была красива, изящна; у нее был все тот же задорный вид и живые глаза. Жорж подумал: «Все же, какая она очаровательная любовница!»

Она подошла к нему, слегка смущаясь, слегка волнуясь, и протянула ему руку. Он взял ее и задержал в своей. Тогда он ощутил робкий призыв ее пальцев, нежное пожатие, прощающее и вновь призывающее. И он пожал эту маленькую ручку, точно говоря: «Я люблю тебя по-прежнему. Я твой».

Их глаза встретились, блестящие, улыбающиеся, влюбленные. Она прошептала своим милым голосом:

– До скорого свидания, сударь.

Он весело ответил:

– До скорого свидания, сударыня.

И она отошла.

Другие лица проталкивались к ним. Толпа текла перед ним, точно река.

Наконец, она поредела. Последние поздравляющие вышли из ризницы. Жорж взял Сюзанну под руку, чтобы выйти из церкви.

Церковь была полна народу, потому что каждый вернулся на свое место, чтобы посмотреть, как они пройдут вместе. Он шел медленно, спокойно, с высоко поднятой головой, устремив взгляд на просвет выхода, озаренный солнцем. Он чувствовал, что по телу его пробегает трепет, холодный трепет – ощущение безмерного счастья, он никого не видел. Он думал только о себе.

Подойдя к порогу, он увидел собравшуюся толпу, темную, шумящую толпу, пришедшую сюда ради него, ради Жоржа Дю Руа. Весь Париж смотрел на него и завидовал ему.

Потом, подняв глаза, он заметил там, за площадью Согласия, палату депутатов. И ему показалось, что от дверей церкви Мадлен он прыгнет сейчас к дверям Бурбонского дворца.