Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кампания против итальянских евреев, развязанная итальянским фашистским режимом в предыдущем году, в сознании папы никогда не отодвигалась на периферию. Если у него и возникало искушение на время забыть о ней, то отец Такки Вентури не позволял сделать этого. Именно объявление Муссолини о начале своей «расовой» кампании в июле 1938 г. вызвало резкий рост напряженности в отношениях между дуче и Пием XI. В последующие месяцы правительство Италии ввело целый ряд жестких антисемитских мер. Евреям-неитальянцам предписывалось покинуть страну. Еврейским детям запрещалось посещать государственные школы Италии. Были уволены все учителя и университетские преподаватели еврейского происхождения. Евреев вышвырнули с военной и государственной службы. Отныне им запрещалось работать в банках и страховых компаниях, владеть крупным бизнесом или большой фермой, а также нанимать домашнюю прислугу христианского вероисповедания.
Чтобы убедить итальянцев в пользе этой антисемитской кампании (для многих она подозрительно попахивала попытками дуче снискать расположение фюрера), режим очень старался подчеркивать разительное сходство между новыми законами и теми мерами, которые папы на протяжении столетий принимали в отношении евреев, проживающих в Папской области[91]. Более того, фашисты даже бахвалились, что они обращаются с евреями мягче, нежели папы былых времен. В конце концов, они же не загоняют евреев в какие-нибудь гетто – и не подражают былым папам, требуя, чтобы евреи носили на одежде особую метку.
В первые месяцы понтификата Пия XII законы, запрещавшие евреям многих профессий (врачам, адвокатам и т. п.) иметь христианских клиентов или пациентов, стали еще более суровыми. Крошечное, но зажиточное еврейское население Италии (немногим больше 40 000 человек), сосредоточенное главным образом в крупных городах центра и севера страны, загоняли в нищету. Пожалуй, еще хуже было то, что пропаганда властей клеймила евреев как «бич» христиан, называя их врагами государства и добиваясь их социальной изоляции. Теперь многие христиане даже перестали здороваться с друзьями и соседями, если те были евреями.
Пий XII ничего не предпринимал для того, чтобы отмежеваться от этой долгой церковной демонизации евреев, не говоря уже о том, чтобы высказать сожаление. Передовая статья апрельского номера иезуитского журнала La Civiltà Cattolica за 1939 г. (перед публикацией все материалы издания должен был утвердить государственный секретарь Ватикана) дает некоторое представление о том, какие взгляды преобладали в тогдашнем Ватикане. Близилась Пасха, и журнал разъяснял: важно не забывать, что «евреи, маскирующие свою ненависть к Христу… не просто являются действующими лицами в драме, уходящей в глубину веков. Они возрождаются в новом обличье и вновь выходят на сцену, играя огромную роль во всех преследованиях, которые время от времени обрушиваются на Церковь. Именно они – верные подражатели всех посланцев антицерковных сил, прилежные прихожане самых воинственных синагог сатаны». Далее статья клеймила евреев как алчных, исполненных похоти предателей и трусов[92].
С учетом отношения церкви к крещеным евреям и использования итальянским фашистским государством определенных католических документов для определения того, кто «ариец», а кто нет, многим евреям казалось, что крещение – их единственная надежда, если они хотят избежать разорения[93]. В частности, это касалось евреев, вступивших в брак с католиками. Пример – Эмилио Фоа, занимавший высокую должность в одной из туринских фирм. Летом 1938 г., после того как режим объявил о своей новой национальной политике, Фоа стал опасаться по вполне веским причинам, что в Италии вот-вот введут драконовские законы против евреев, и решил креститься. «Моя дорогая, – писал он своей жене-католичке по имени Лина, – в газетах ты прочтешь о том, что происходит. Никто не может сказать наверняка, что случится завтра с точки зрения религии. Поэтому я решил пройти обращение. Мой долг – защищать твое будущее и будущее наших детей». Однако, как и во многих подобных случаях, религиозное обращение Фоа, произошедшее в последнюю минуту, не спасло его от увольнения, и в конце концов он остался без единого гроша. В мае 1939 г., меньше чем через год после крещения Эмилио, его 18-летний сын Джорджо обнаружил отца лежащим в луже крови в кабинете, с пистолетом в руке и пулей в голове. Эмилио оставил Лине записку: «Моя дорогая жена, я покидаю тебя. Тем самым я спасаю свою семью. Иначе вам пришлось бы жить в бедности. А благодаря страховым выплатам… у вас будет значительный доход… Не осуждай меня. Любите друг друга и вспоминайте обо мне»[94].
Глава 4
Миротворец
«Итальянский народ готов встать под ружье, – провозгласил дуче в своей речи в конце марта 1939 г., – ибо, подобно всем молодым народам, он не страшится битв и уверен в победе». Несмотря на то что над Европой сгущались тучи войны, мало кто принял всерьез его заявление. Так, американский посол счел, что это лишь пустое сотрясение воздуха. «Никто здесь не верит, что для достижения своей цели он готов нанести удар именно в военном смысле, – сообщал дипломат Рузвельту, – поскольку хорошо известно, что Италия не готова к войне». Более того, добавлял он, «итальянский народ резко против того, чтобы его втягивали в войну»[95].
Но иллюзии посла вскоре развеялись. Муссолини стремился продемонстрировать, что его фашистский режим принадлежит к той же «лиге», что и режим его нацистского партнера, и спешил предъявить собственные притязания на Балканы, прежде чем Гитлер успеет водрузить там свой флаг. Поэтому диктатор распорядился, чтобы итальянские части пересекли Адриатику и захватили обнищавшую Албанию. В Страстную пятницу, 7 апреля, 387 итальянских боевых самолетов и 170 кораблей атаковали беззащитную страну. В ее четырех портах высадились 22 000 итальянских солдат.
Уже через несколько дней в Албании создали марионеточное правительство, покорное воле Италии. На трагикомической церемонии в римском королевском дворце 16 апреля Виктор Эммануил III добавил к своим многочисленным официальным титулам еще один – «король Албании». Монарх всегда стеснялся своего роста (едва превышавшего 150 см), теперь же он оказался лицом к лицу с группой рослых албанцев, вызванных для того, чтобы придать этому фарсу видимость легитимности. Чиано описывает, как Виктор Эммануил поднялся, чтобы принять корону: «Король отвечает неуверенным, дрожащим голосом. Он явно не оратор, производящий впечатление на аудиторию, а эти албанцы, суровые горцы, прирожденные воины, пусть и несколько усмирены обстановкой, с изумлением глядят на коротышку, восседающего на громадном золотом кресле»[96].
Католическая пресса присоединилась к хору, превозносившему это вторжение. «Все основные центры Албании заняты блистательными итальянскими войсками», «Албания освобождена от позорного рабства» – вот лишь два заголовка из ежедневной католической газеты, выходившей в Милане. А римская католическая газета опубликовала текст хвалебной телеграммы, которую один итальянский епископ направил диктатору в связи со вторжением. Но в целом в Италии было мало признаков общественного энтузиазма по данному поводу. Хотя американский посол осуждал этот акт неспровоцированной агрессии, он твердо держался позиции, которую транслировал Рузвельту последнее время. Он не сомневался, что Италия не планирует большой войны. Впрочем, у него проскакивали и нотки предостережения: «Все мы признаём, что Муссолини ведет чрезвычайно опасную игру»[97].
Хотя папа не проявил особого интереса к вторжению Италии в Албанию, его беспокоили нарастающие противоречия в отношениях между Италией и Францией. Незадолго до этого Муссолини стал требовать, чтобы Франция уступила Италии некоторые из своих колоний, расположенных на севере Африки. В апреле Мальоне, государственный секретарь Ватикана, неоднократно вызывал к себе итальянского посла, чтобы поделиться озабоченностью папы и призвать стороны к урегулированию разногласий мирным путем[98].
С момента восшествия на папский престол Пий
