Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

уже не произвел на меня такого впечатления, как чтение телеграммы. Разразившаяся буря подхватила меня в свой водоворот, и среди беготни на курсы, в студенческую столовую за известиями, к знакомым со сборами денег на пострадавших, среди этой лихорадочной деятельности – только изредка вспоминала я телеграмму: «Торопите отъездом… маршрут на г. Бугульму удобен»… Сердце готово было разорваться от двойственного сознания: как часть русского народа я должна была идти на помощь мужику; как часть студенчества, как человек, имеющий свои определенные убеждения и признающий товарищество, – не могла не принимать участия в истории, не могла не следить за судьбой товарищей, не могла решиться уехать в тот момент, когда… поднят был вопрос о закрытии курсов на три года. Я осталась в Петербурге, но в первых числах апреля положение дел достаточно выяснилось, вывешено было объявление, что прошения об отложении экзаменов на осень должны быть поданы в совет профессоров; теперь можно было уехать, но злая судьба и тут мне поставила препятствие, уложив на целый месяц в постель. Теперь, как только оправилась, – я решила воспользоваться тремя неделями, бывшими в моем распоряжении до отъезда на Кавказ для лечения. Надо было торопиться, времени было так мало, и я выбрала Казанскую губернию, как ближайшую… Вместо писем, которых я не взяла из Питера, указаниями для меня будут №№ газет, где печатались письма о посылке пожертвований Куприяновой и Останкову, председателю губернской земской управы. С такими сведениями выехала я в Казань.

Казань, 9 мая

В Адмиралтейской слободе я уже не застала Куприяновой, уехавшей в Тетюшский уезд, не застала дома и Останкова. В отчаянии от неудачи иду обедать в Волжско-Камскую гостиницу, читаю «Новое время» и из него узнаю, что проф. Высоцкий тоже организует помощь голодающим; не сообразив того, что, быть может, он как лицо официальное состоит в Красном Кресте… – я отправилась тотчас же к нему, чтобы получить сведения о частных организациях помощи голодающим. Он спал, пришлось снова зайти через час.

В небольшой комнате стоял высокий господин в мундире министерства народного просвещения, с сердитым лицом. Не подавая руки, он приветствовал меня лаконически:

– Что вам угодно?

Я ответила, что желаю работать в голодных местностях.

– Видите ли, я представитель Красного Креста; я председатель медицинской комиссии; быть может, вы обратились ко мне, думая, что я устраиваю частную помощь.

– «Вот тебе и раз!» – подумала я, но, вспомнив, что времени у меня мало, а К. и О. дома не застала, – сказала, что мне все равно, где бы ни работать – в Красном ли Кресте, или частной организации, так как времени у меня немного, 3 недели.

– Три недели?! в таком случае совершенно не стоит и ехать! – авторитетно воскликнул проф. Высоцкий. – Помилуйте, вы откроете столовую и вдруг уйдете! Да вы знаете ли, как у нас работают?! оттуда приезжают ведь как тени; вы что думаете – это не шутка работать в голодных местностях! – горячился он. Недоумевая о причине такой резкости, я объяснила ему, что не поехала раньше по болезни.

– В таком случае вам и вовсе не следует сюда ехать, я как врач советую ехать вам спокойно в Пятигорск… – нахмурившись, объявил профессор. Я вежливо заметила, что мое решение неизменно, и врачей не всегда можно слушать. Я второй год хочу сделать хоть что-нибудь для голодающих; в прошлом году не удалось, нынче – опять неудача, неужели я такая пария судьбы, что она не даст мне удовлетворения законнейшего из желаний? Относительно же того, что на три недели не стоит ехать, я указала на газетные корреспонденции, где сообщали, что многие ездили на месяц…

– Да ведь есть такие любительницы, которые сюда едут, воображая, что это так легко работать, – едут ненадолго; нет, нам таких любительниц не надо, – уже совсем рассердился профессор, приняв меня, должно быть, за одну из таких «любительниц» модных поездок. – Впрочем, – он вдруг смягчился, – если вы так хотите, я могу вас послать не в качестве самостоятельного лица, а в качестве помощницы: ко мне завтра придет одна медичка, человек опытный, работавший уже и ранее на голоде, я переговорю с ней – вы можете ехать как помощница.

– О, конечно, – с радостью согласилась я. Мне было решительно все равно, ехать в качестве прислуги, лишь бы ехать скорее, и я только спросила, когда он мне сообщит ответ.

– Приходите ко мне в канцелярию завтра в 10 час. утра. Не можете? Ну тогда я телефонирую вам в гостиницу часов в 12 или 121/2. А если вы хотите работать в частной организации, то обратитесь к редактору «Казанского телеграфа» Ильяшевичу, у него все сведения.

Я откланялась и вышла с облегчением. Нельзя сказать, чтобы это свидание произвело благоприятное впечатление.

10 мая

Не получив до часу никакого уведомления, я отправилась в редакцию «Казанского телеграфа». Долго искала я вывески – Казанский Вестник, а Телеграфа – нет.

– Где же он? – в отчаянии спрашиваю городового.

– А вон там, вывеска-то старая!

Вошла в крошечную, низкую комнату, дрянную, но с телефоном; за столом сидело несколько человек, фигура редактора выделялась среди них. Он любезно сообщил, что в настоящее время дело частной организации помощи голодающим сосредоточено у Петра Матвеевича Останкова. Наученная опытом, я предварительно сообщила ему, что дольше трех недель работать не могу…

– Вполне достаточно, – успокоительно сказал он и стал телефонировать в земскую управу; ему ответили, что О-в там.

– Вы поезжайте прямо туда, – посоветовал Ильяшевич.

Несколько ободренная, явилась я в городскую управу. Шло заседание; земцы горячились, говорили, разумеется, о деньгах и, конечно, на кого-то негодовали, говорили, что писали шесть раз о 40 тысячах и напрасно, а Курбатовы счета шлют, требуют… словом, заседание было в разгаре, и я слушала его, стоя в ожидании у конторки. Председатель, очень симпатичный пожилой господин, подошел ко мне, узнал о цели приезда и тотчас же дал письмо к своей жене, которая тоже принимала деятельное участие в работе для голодающих.

Через ½ часа я уже сидела в гостиной г-жи Останковой. Эта дама оказалась особой очень деятельной и без лишних слов объявила мне, что они едут сегодня к себе в имение и отвезут меня на своих лошадях, вместе с Ж., молоденькой, очень славной курсисткой-педагогичкой из Москвы; она ехала в дер. Большие Нырсы, татарскую, на 2½ мес., я же была направлена в село Б. Меретяки в помощь батюшке, так как, ввиду краткости времени, мне одной столовую поручить было неудобно. Мне оставалось только собраться, через два часа мы уже были в пути.

День был жаркий; до Елани – имения гг. Останковых – было около 35 вер. Я с