Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - Джон Джозеф Мёрингер

Хьюго вопил, Магдалена рыдала, бойфренд Магдалены молчал, так что мне пришлось отскочить в сторону, когда санитары подняли мать Магдалены над головами и вынесли в двери, словно новогоднюю елку по окончании праздников. Нам сказали, что ее повезут в «Белвью».

Мы с Магдаленой и ее бойфрендом уселись за кухонным столом. Я сказал, мне жаль, что все так произошло, и не стал добавлять, что собираюсь немедленно съехать. Она и так знала. И ее парень знал. И Хьюго.

– Серьезно? – спросила Магдалена. – И куда ты поедешь? Биби говорила, тебе некуда идти.

Глава 42. Стив

Несколько недель я спал у Биби на диване, а потом вернулся в Манхассет, обратно к деду. К тому времени ураган под названием Рут заметно потерял силу. Моя тетка вела себя относительно спокойно и не приставала ко мне, да и я успокоился тоже. Вид матери Магдалены в смирительной рубашке оказал отрезвляющий эффект.

К тому же приятно было снова жить в 142 шагах от «Публиканов». Бар никогда не был так прекрасен, как в ту осень: каждый вечер новая корпоративная вечеринка, воссоединение семейства или просто очередная любопытная подборка уникальных персонажей. В первый день ноября мне едва удалось протиснуться в дверь. Люди стояли стеной. Гремел смех. Не смеялся только Стив. Он стоял посреди бара, только-только вернувшись из боулинга. Мне показалось, что он опирается о стойку, словно сейчас упадет. Наверное, я смотрел слишком пристально, потому что он встретился со мной взглядом, как если бы я позвал его по имени. Улыбнулся, но не своей чеширской улыбкой. С его улыбкой что-то не так, подумал я, хоть и не мог разглядеть с другого конца зала. Он помахал мне рукой.

Мы поболтали про Макгроу, по которому оба скучали, и про руку Макгроу, которая так и не зажила после операции. Вопрос о том, продолжать ли Макгроу играть в бейсбол, решился сам собой. Мы посетовали об отъезде Джимбо – тот пару дней назад отправился в Колорадо. Видно было, что Стив очень скучает по Джимбо. Он пытался удержать того в Манхассете, даже предлагал устроить на работу на Уолл-стрит. Один звонок любому из пятидесяти парней, которые по вечерам собирались в «Публиканах», мог обеспечить Джимбо безбедную жизнь до конца дней. Но Джимбо решил стать лыжным инструктором. И Стив его понимал.

Болтая со Стивом, я держался скованно, опасаясь, что он поднимет тему, всплывшую неделей ранее, в последний раз, когда мы с ним встречались. Сразу после моего возвращения из квартиры Хьюго Стив вызвал меня в свой кабинет в подвале. Мы сели с ним по разные стороны стола, и он протянул мне стопку чеков, которые я подписал в баре тем летом – все со штампами Недостаточно средств. Стив боялся, что я намеренно расплачиваюсь в его баре необеспеченными чеками, и не из-за себя, а из-за меня. Его страх не имел никакого отношения к финансовым проблемам. Стив привык доверять людям. Все счета в его баре выписывались вручную, заказы принимались на слово. Никаких компьютеров, никаких бумаг: все, и клиенты, и сотрудники, следовали общепринятому «кодексу чести». Когда одного из поварят поймали на краже бутылки дорогого шампанского из бара, персонал не стал «выносить сор из избы». Парнишку просто как следует поколотили.

Я рассказал Стиву правду. Я не следил за деньгами и не знал, сколько у меня осталось на счете. Я неорганизованный, а не бесчестный.

– Джуниор, – сказал он, откинувшись на спинку своего скрипучего старого стула, – все мы порой сбиваемся с курса. Но это нехорошо. Очень нехорошо. Не таким человеком ты хотел стать.

Его слова эхом отдались в подвале и у меня в голове.

– Нет, сэр, – ответил я. – Не таким.

Я подождал, пока он скажет что-нибудь еще, но говорить было нечего. Я заглянул Стиву в водянистые серо-голубые глаза. Он встретил мой взгляд – самый длинный зрительный контакт, когда-либо состоявшийся между нами, – и когда увидел то, что хотел увидеть – или, точнее, что должен был, – отправил меня назад в бар. На следующий день я занес в «Публиканы» конверт с наличными, чтобы покрыть те свои чеки и все проценты, которые мог по ним начислить банк. Я официально стал банкротом, зато расплатился со Стивом, и только это имело значение.

Теперь, в первый день ноября, Стив ни словом не упомянул о том неловком эпизоде. Старая история – так он наверняка считал. Когда мы закончили говорить о «мальчиках», как он называл Макгроу и Джимбо, Стив потрепал меня по плечу, сказал Кольту «угостить Джуниора выпивкой» и удалился.

– Пацан, – сказал Кольт, – тебя угощает босс.

Я ощутил прилив любви к Стиву, и к Кольту, и ко всем парням в «Публиканах», потому что наконец кое-что сообразил. Я всегда предполагал, что парни не слышат, как Стив зовет меня Джуниором, но они слышали – как же иначе. Они просто не повторяли эту кличку, понимая, что она имеет для меня особое значение. Стив не понимал, а они не объясняли – мужчины в «Публиканах» ничего не объясняли. Они просто позволяли ему и дальше называть меня Джуниором, но сами за ним не повторяли. Никогда. То был отход от протокола, акт милосердия, который я отказывался замечать. До той ночи.

Я присел к дяде Чарли за стойку бара и попытался ему рассказать про Стива и мои оплаченные чеки. Ага, ответил он, словно в трансе. Его взгляд не отрывался от телевизора. Команда, на которую он поставил, кажется, «Кельты», пропустила простейшую подачу. Дядя Чарли прикрыл глаза. Раньше на той неделе, сказал он, он сделал жирную ставку на футбольный матч, и его