Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни - Эмиль Золя

Когда приехал доктор Казенов, он застал Шанто и аббата Ортера в столовой за шашками. Можно было подумать, что оба не двигались с места и продолжали вчерашнюю партию. Сидя подле них на задних лапках, Минуш, казалось, внимательно следила за игрой. Кюре пришел рано утром и снова занял свое место утешителя. Теперь Полина не возражала против того, чтобы он навестил г-жу Шанто, и когда доктор поднялся к больной, священник прекратил игру и последовал за ним. Он сказал г-же Шанто, что пришел в качестве друга, просто чтобы справиться о ее здоровье. Г-жа Шанто еще узнала их, попросила поднять ее повыше и приняла гостей, как подобает светской даме из Кана, которая даже в бреду умеет любезно улыбаться. Милый доктор должен быть доволен ею, не правда ли? Скоро она встанет; потом она вежливо осведомилась у аббата о его здоровье. Он собирался выполнить свой долг священника, но не решился даже открыть рта, потрясенный этой болтливостью умирающей. К тому же Полина была здесь и помешала бы ему коснуться печальной темы. У нее хватало сил сохранять веселый и спокойный вид. Когда мужчины вышли, Полина проводила их на площадку, где доктор шепотом дал ей наставления. Говорили о последних минутах, о быстром разложении, о карболке, а из комнаты умирающей еще доносилось бессвязное бормотанье, неиссякаемый поток слов.

— Значит, вы думаете, что она проживет еще день? — спросила девушка.

— Да, несомненно, до завтра она протянет, — ответил Казенов. — Только не поднимайте ее, она может умереть у вас на руках… Впрочем, вечером я еще заеду.

Условились, что аббат Ортер побудет с Шанто и подготовит его к несчастью. Вероника, стоя на пороге, с растерянным видом слушала распоряжения доктора. С той минуты, как она поверила, что хозяйка умирает, она не произносила больше ни слова, только суетилась подле нее с преданностью домашнего животного. Вошел Лазар. Все умолкли. У него не хватало духа присутствовать во время визита доктора, и он бродил по дому, боясь спросить, когда наступит конец. Внезапное молчание, которым встретили его, открыло Лазару все. Он сильно побледнел.

— Друг мой, — сказал доктор, — вам бы следовало поехать со мной. Позавтракаем вместе, а вечером я привезу вас обратно.

Молодой человек побледнел еще больше.

— Нет, благодарю вас, — сказал он. — Я не хочу отлучаться надолго.

С этой минуты Лазар весь превратился в ожидание; сердце его сжималось, словно железный обруч сдавливал грудь. День тянулся, казался вечностью, и все-таки наступил вечер, хотя Лазар и сам не знал, как прошли эти часы. Он не мог вспомнить, что делал; он то поднимался, то спускался, глядел вдаль на море, и этот необъятный волнующийся простор приводил его в еще большее оцепенение. Неумолимый бег времени порою воплощался в странные образы; он видел перед собой гранитную глыбу, которая, обрушиваясь, увлекала все в бездну. Порою Лазар ожесточался, ему хотелось, чтобы это поскорее кончилось и он мог бы отдохнуть от ужасного ожидания. Около четырех, поднимаясь к себе в комнату, Лазар внезапно вошел к матери: ему хотелось видеть ее, поцеловать ее еще раз. Но когда он склонился над ней, она продолжала разматывать запутанный клубок фраз и даже не подставила ему щеку усталым движением, как делала обычно во время болезни. Возможно, она даже не узнала его. Неужели это есть мать — серое лицо, почерневшие губы?

— Иди, погуляй немного… — мягко сказала Полина. — Уверяю тебя, еще не время.

И, вместо того чтобы подняться к себе, Лазар убежал из дому. Он ушел, унося воспоминание о страдальческом, искаженном лице матери, которое уже с трудом узнавал. Кузина сказала ему неправду: час кончины близился. Но Лазар задыхался в четырех стенах, ему необходим был простор, он несся как безумный. Этот поцелуй был последним. Мысль о том, что он никогда больше не увидит мать, глубоко потрясла его. Вдруг Лазару почудилось, что кто-то бежит за ним, и он обернулся; увидев Матье, который пытался догнать его, с трудом передвигая отяжелевшие лапы, он без всякой причины пришел в бешенство, набрал камней и с бранью стал швырять ими в пса, чтобы заставить его вернуться. Ошеломленный Матье побежал было назад, потом обернулся и взглянул на Лазара кротким взглядом, в котором, казалось, блестели слезы; Лазару не удалось прогнать собаку, и она продолжала идти за ним на расстоянии, словно не желая оставлять его в таком отчаянии. Необъятное море почему-то раздражало Лазара, и он кинулся в поля, ища заброшенные, глухие уголки, чтобы побыть в полном одиночестве, вдали от всех. Он бродил до вечера, пересекая вспаханные участки, перепрыгивая через живые изгороди. Наконец, изнемогая от усталости, повернул к дому и увидел зрелище, повергшее его в суеверный ужас: на краю пустынной дороги одиноко стоял огромный черный тополь, взошедшая луна заливала его крону желтым светом, и он походил на гигантскую свечу, горящую во мраке, словно у изголовья покойницы, распростертой на равнине.

— Пойдем, Матье! — крикнул Лазар сдавленным голосом. — Скорей!

Он вернулся домой бегом, как и ушел. Пес осмелел, подбежал ближе и стал лизать руки хозяина.

Стало уже совсем темно, но на кухне света не было. Комната казалась пустой и мрачной, только горящие в печи угли бросали красноватые отблески на потолок. Эта тьма поразила Лазара, он не находил в себе мужества идти дальше. Растерянно стоя среди беспорядочного нагромождения кастрюль и тряпок, он прислушивался к звукам, доносящимся из дома. За стеной он слышал легкое покашливание отца, аббат Ортер что-то говорил глухим голосом. Но особенно пугали Лазара торопливые шаги и шепот на лестнице, а там, наверху, какой-то гул и приглушенная возня, словно спешили завершить что-то. Он боялся подумать: неужели все кончено? Молодой человек оставался на месте, не имея сил подняться, узнать, как вдруг он увидел Веронику, спускавшуюся по лестнице; она вбежала, зажгла свечу и тут же торопливо унесла ее, не сказав ему ни слова, даже не взглянув на него. Освещенная на миг кухня снова погрузилась во мрак. Наверху топот прекратился. Вскоре опять прибежала служанка, на этот раз за тазом, все такая же испуганная и молчаливая. Лазар больше не сомневался: все кончено. В изнеможении он сел на край стола и стал ждать во мраке, сам не зная чего; в ушах у него звенело от наступившей вдруг полной тишины.

А там, наверху, вот уже два часа длилась мучительная агония, страшная агония, которая приводила в ужас Полину и Веронику. Перед смертью г-жой Шанто снова овладел страх, что ее отравят, она приподнималась, по-прежнему говорила быстро и бессвязно, все больше приходя в возбуждение под влиянием навязчивой идеи. Она пыталась соскочить с кровати, бежать из дома, где кто-то собирался ее зарезать. Девушке и служанке пришлось употребить все силы, чтобы удержать ее.

— Пустите, из-за вас меня убьют… Я должна уехать, сейчас же, сейчас же…

Вероника пыталась ее успокоить:

— Сударыня, взгляните на нас… Неужто вы думаете, что мы можем причинить вам зло?

Обессилев, больная на минуту затихла. Она как будто искала кого-то, обводя комнату мутными глазами, которые наверняка уже ничего не видели. Потом снова началось.

— Заприте бюро. Они в ящике… Вот она поднимается. Ох! мне страшно, говорю вам, она идет сюда! Не давайте ей ключа, позвольте мне уехать… сейчас же, сейчас же…

И она металась на подушках, а Полина поддерживала ее.

— Тетя, здесь никого нет, только мы.

— Слышите, вот она… Бог мой! Я сейчас умру, мерзавка заставила меня выпить все… Я умираю! Умираю!

Зубы ее стучали, она спрятала лицо на груди у племянницы, уже не узнавая ее. Полина горестно прижала ее к себе, не пытаясь преодолеть чудовищное подозрение тетки, примирившись с тем, что та уходит с ним в могилу.

К счастью, Вероника была настороже. Она протянула руки и шепотом сказала:

— Берегитесь, барышня!

Это был последний приступ. Сделав сверхъестественное усилие, г-жа Шанто, оттолкнув Полину, сбросила отекшие ноги с кровати; не подоспей служанка, она упала бы на пол. Несчастная, охваченная безумием, издавала нечленораздельные крики, сжимала кулаки, словно готовилась к рукопашной схватке, защищаясь от призрака, душившего ее. Видимо, в эту минуту больная поняла, что умирает, она вдруг открыла глаза, осмысленные и расширенные от ужаса. Почувствовав острую боль, схватилась за грудь, упала на подушки и вся почернела. Она была мертва.

Наступила глубокая тишина. Измученная Полина сама закрыла тетке глаза. Она дошла до предела, силы ее иссякли. Когда Полина наконец вышла из комнаты, оставив подле покойницы Веронику и жену Пруана, за которой послали после ухода доктора, она чуть не упала на лестнице и в изнеможении села на ступеньку. Девушка уже не в силах была сойти вниз и сообщить о смерти Лазару и старику Шанто. Стены вокруг нее завертелись. Передохнув несколько минут, она снова стала спускаться, держась за перила, но, услышав в столовой голос аббата Ортера, предпочла пройти на кухню. Здесь она увидела Лазара, темный силуэт которого выделялся на фоне красных отблесков очага. Она подошла и молча раскрыла объятия. Он все понял и прислонился к плечу девушки, а она крепко прижала его к себе. Они поцеловались. Полина тихо плакала, Лазар не мог проронить ни одной слезы, горло у него сдавило, нечем было дышать. Наконец она выпустила его из объятий и произнесла первое, что ей пришло в голову: