Здесь, под северной звездою... (книга 1) - Линна Вяйнё
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первым толчком к пробуждению сознания социальной несправедливости и ненависти к притеснителям явилась для Аксели потеря половины болота: «Теперь это была, — как замечает Линна, — сама кровоточащая, клокочущая земельная проблема».
Идеалы «социализма»[28], мысли о необходимости освобождения угнетенных, в том числе и торппарей, из-под власти угнетателей, проповедуемые, Халме, вначале привлекают к нем Аксели, но острое классовое чутье юноши немедленно критически отметает все «оппортунистические», как сказали бы мы, «шатания» Халме. Последовательная классовая ненависть и тяга к общественной борьбе выделяют Аксели из числа других жителей Пентинкулма.
Путь Аксели —от «завзятого пожарника» до фактического вожака народной демонстрации — в известной мере символичен. Подобным путем шли многие тысячи героических сынов финского народа, в 1918 году с оружием в руках поднявшихся на смертный бой с угнетателями.
Образ Аксели Коскела — большая победа Линна как художника. В Аксели нет и тени идеализации. В этом простом парне с грубоватым крестьянским лицом, не примечательном внешне ничем, разве только недюжинной физической силой, и в то же время таком притягательном своей внутренней цельностью и красотой, писатель воплотил лучшие черты характера своего народа.
Последние главы, и в особенности последние страницы романа, посвященные любви Аксели и юной Элины, несмотря на всю их жизненную и бытовую обстоятельность, звучат как звенящая песнь торжества жизни. Выступая как великолепный психолог и проникновенный лирик, Линна и здесь остается настоящим реалистом. Аксели безоблачно, оглушающе счастлив, и не только одной своей взаимной любовью: существенную, хотя временами и незримую подоплеку его радости составляют и победа рабочих и торппарей на выборах, и новый закон о земельной аренде.
Реалистическое мастерство Линна, его умение уловить и воплотить в каждом персонаже существенные, типические явления действительности, ярко проявились в изображении писателем целой галереи жителей Пентинкулма, а также новых для финской литературы героев: рабочих руководителей — социал-демократов Салина [29], Хеллберга и самоучки-«социалиста» Халме, образ которого занимает в романе значительное место. Путь, который проходит эклектик и мечтатель Халме, — это путь определенной части финской социал-демократической интеллигенции, лишенной развитого классового сознания и прочной теоретической базы. Все ошибки и блуждания субъективно честного, искреннего и по-своему преданного интересам народа Халме, расстрелянного, как показывает Линна во второй книге романа, белогвардейцами в 1918 году, обусловлены прежде всего отсутствием у него четкого классового сознания.
Не случайно путь свой Халме начинает от суометтарианства с его проповедью классового единения в финском обществе.
Суометтарианская партия, защищавшая интересы финской национальной буржуазии, выделилась в 80-е годы прошлого столетия из фенноманского движения, или движения «Национального пробуждения», направленного против засилья шведской аристократии во всех областях жизни Финляндии. Типичными представителями суометтарианцев являются в романе Линна пастор и пасторша Салпакари, и в особенности Эллен Салпакари, громко именующая себя другом финского народа и врагом шведского барона. Линна вскрывает классовую, буржуазную сущность фенноманства, со всей очевидностью показывая, что фенноманские «друзья» финского народа — его злейшие классовые враги, стремящиеся подчинить себе народ и использовать его движение в своих интересах. Линна подчеркивает особо реакционную роль фенноманства в условиях развивающегося рабочего движения в Финляндии и назревания революционной ситуации в России.
Вполне закономерно, что при первой же угрозе со стороны столь «любимого» пасторшей финского народа забываются языковые разногласия представителей господствующих классов и на первый план выступают их классовые интересы, их нерушимое единство. Шведский барон идет к финскому пастору и финским кулакам, а те встречают его как лучшего друга и почетного гостя.
Будучи писателем, стремящимся к созданию у читателя ощущения реального присутствия персонажа, Линна широко использует речевую характеристику героев, воссоздающую выразительные особенности народного говора и главным образом диалекта среднефинляндской губернии Хэме. Каждый персонаж, и главный, и третьестепенный, словно сам раскрывает себя в поступках и речах. Достаточно вспомнить высокопарно-туманные словоизлияния Халме, затрудненно-медлительную речь Юсси, меткие, забористые шутки Отто или невразумительный лепет Хенны Леппэнен — и каждый из них словно оживает во всем своеобразии своей человеческой индивидуальности.
Линна дает в романе блестящие образцы своего великолепного юмора, горького и беспощадного, как сама изображаемая им жизнь. Короткая реплика говорит здесь больше самых пространных рассуждений. Так, испуганный появлением пасторши, Юсси испытывает несказанное облегчение, узнав, что речь пойдет не о торппе Коскела, а о Финляндии. Бестолковая, задавленная бедностью Хенна Леппэнен, так и не понявшая ничего из объяснений пасторши, покорно выводит свою подпись под петицией, самоуничижительно причитая: «Немного криво получилось. Ну да сойдет для этакого имени. Такие уж людишки: кроме грязи да праха и нет ничего».
Не менее блестяща, чем юмор, и сатира писателя в показе «патриотического гнева» и «петиционной деятельности» господ. Вообще свой богатейший юмор, окрашенный всеми возможными эмоциями, Линна использует главным образом в изображении простого люда, в то время как сатиру, меткую и беспощадную, — в обрисовке «господ».
Показав в своем романе разнообразие и содержательность внутреннего мира своих героев, многообразие и острые противоречия окружающего их внешнего мира, Линна не только не воспрепятствовал своему «самовыражению» в искусстве и не сузил, как любят утверждать теоретики и практики субъективного модернизма, аспект изображаемой действительности, а, напротив, ясно выразил свое восприятие действительности и показал в то же время всю ее широту.
В изображении жизни родного края у писателя немало места занимает описание природы, в непосредственной близости с которой проходит жизнь большинства его героев. Линна — великолепный и своеобразный пейзажист. Пейзаж его можно назвать психологически-бытовым, в нем всегда прямо или косвенно присутствует человек, он всегда конкретен, как бы «приземлен» и в то же время необычно красив и впечатляющ. Писатель умеет поэтически воспроизвести самые будничные, обыденные вещи, такие, как свежевыструганный сруб или новую драночную крышу, причудливо сверкающую в лунном свете. Самые «рабочие» предметы и запахи под пером Линна приобретают особую значительность и красоту: «Вокруг приятно и свежо пахло сыроватым деревом и смолой. К этому слегка примешивались запахи мха и новой, только что замешанной известки. Над болотом колыхался легкий, белесый туман».
Используемые автором изобразительные средств.1 обычно очень просты, они почерпнуты из круга разговорной народной речи. Его сравнения и эпитеты обычно привлекательны именно этим новым, неожиданным углом зрения, под которым смотрит на описываемые явления автор, сравнивая карликовую болотную сосну с «этаким маленьким, кряжистым, сгорбленным старичком», а плоскую верхушку этой сосны — с «зонтиком».
Начало романа является вместе с тем особым композиционным приемом, своего рода вступлением, позволяющим автору образно и непосредственно ввести читателя прямо в ход событий и ознакомить его с условиями жизни тех людей, изображению которых посвящена книга. В этом коротком авторском введении воплотились многие характерные особенности писательского мастерства