Реверс - Михаил Юрьевич Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, в запасе оставался так называемый «безотлагательный» обыск, который сыщики любят поминать всуе. На деле порядок проведения подобного обыска и его последующего узаконения для них непостижим, как десятичный логарифм для третьеклассника. Это епархия следователя, кабинетного буквоеда.
По большому счёту, обыск в Любкиной квартире не входил в обязательную программу командировочных мероприятий. Сутулов знал — будешь наглеть, сглазишь фарт. Свою задачу убойщики выполнили сполна, повязав Жидких вместе с тачкой, на которой было совершено преступление. Добычу целой и невредимой надлежало доставить на базу.
Оглядываясь на Глеба, Сутулов развёл руками. «Выше кой-чего не прыгнешь», — означал красноречивый жест. Ярославец понимающе кивнул в ответ. Он был здесь на подхвате, окончательное решение всегда за инициатором.
Жидких во избежание толкучки увели. С деланным безразличием Сутулов поведал Любе, за какое преступление задержан её сожитель. Женщина ахнула, лицо её медузно задрожало.
— Сколь раз я те говорила — не связывайся с этим Фантомасом! — мамаша не упустила возможности уязвить дочь за безалаберность.
Убойщик подлил масла в огонь:
— В-вы x-х…хоть зна-аете, Л-люба, с-с…с-сколько он о-отсидел? Че… червонец!
Апеллируя к женской солидарности, Сутулов предпринял дополнительную попытку просочиться в жилище.
— У у-убитых д-д…д-детишки ма-аленькие о-о…остались! Ста…арые ро…р-родители!
Раненую Левандовскую он причислил к невосполнимым потерям для пущего эффекта. С той же целью снизил возраст детям потерпевших. Люба заколебалась. Ушлёпала в квартиру, дверь за собой прикрыв неплотно. В щель донеслась короткая, но яростная бабья перебранка, в которой победило старшее поколение.
Вернувшись в подъезд, Люба объявила итоги переговоров. Растревоженная, она не замечала, что одна пуговица на халате выскочила из петельки. В зиявшей прорехе волновался мягкий живот с глубокой впадиной пупка и розовел поясок трусов, украшенный кокетливым атласным бантиком. Дабы не быть заподозренным в вуайеризме, Сутулов увёл взгляд под потолок. Начал изучать лишаи протечек на осыпавшейся побелке, пыльные тенета паутины, расхристанный пучок телефонных проводов и телевизионных кабелей…
— Х-хотя бы в-вещи его отдайте. Мыльно-рыльные п-при…принадлежности. Б-б…бельишко.
В этой части удалось достигнуть консенсуса. Женщина вынесла синюю спортивную сумку с разлапистым адидасовским трилистником на боку.
— Это в-всё? — недоверчиво сощурился подполковник.
Ответ «да» прозвучал с самой кроткой интонацией. Поведение Любы выдавало основательный инструктаж. Тем не менее, возможность уличить её во враках отсутствовала.
Сутулов записал полные данные пассии бандита, оказавшейся Каменщиковой Любовью Ивановной, 1962 года рождения. В обмен сообщил номер своего рабочего телефона, должность и фамилию.
— Когда вам можно позвонить? — женщина, похоже, не собиралась отказываться от сожителя.
— Не р-раньше п-п…понедельника.
— А какой у вашего города телефонный код?
Опер не успел ответить, в кармане куртки затрепыхалась мобила. На дисплей Сутулов глянул искоса, опасаясь продолжения семейной разборки. Номер, однако, высветился незнакомый, мегафоновский.
— С-слушаю.
— Долго ещё?! — из динамика вырвался нетерпеливый баритон.
Подполковник хотел спросить, кто интересуется, но догадался, что интересуется Глеб.
— Спу…спускаюсь, — подхватил за ручки сумку, оказавшуюся лёгкой, как пушинка.
Её содержимое заведомо не могло быть криминальным.
«Нива», сыто урча карбюраторным двигателем, дожидалась у подъезда. Сутулов прыгнул на командирское место. На заднем сиденье, пристёгнутый к Петрушину, кособочился Жидких, туча тучею.
И сразу тронулись. Бежевая «Toyota Corolla» показывала дорогу в ОВД Красноперекопского района. Туда по территориальности везли лицо, совершившее мелкое хулиганство. Глеб, адепт старой милицейской школы, срежиссировал уличный конфликт с умыслом. Он ляжет в основу протокола об административном правонарушении.
Ярославец постукивал по колену свёрнутым в трубочку заявлением. В нём один гражданин просил принять меры к другому, нецензурно его оскорбившему. От того, какая смена дежурила в Краснопресненском, зависело, пойдёт заява в ход, или можно обойтись рапортами.
На основании протокола Жидких поместят в КАЗ. Утром начальник КМ (предупреждённый Глебом) наложит на него штраф. Размер штрафа будет символическим, чтобы его неуплата минимально отразилась на дебиторской задолженности ОВД (за неё дерут). А правонарушителя примут опера из города Острога. Сфабрикованная административка избавит их от необходимости всю ночь сторожить бандита в кабинете.
«Toyota» неслась, как на пожар. Палыч нервничал, боясь отстать и заплутать в чужом городе. Район попался промышленный, дорогу обступили типовые корпуса предприятий. Уплывали назад параллелепипеды цехов с плоскими крышами, залитыми гудроном. Нескончаемо тянулась глухая стена заборов, увенчанная колючей лентой «егоза». Кое-где бетонная серость была разукрашена аляповатыми граффити. Мелькнула искусно выполненная эмблема футбольного клуба «Шинник». На ней перекочевавший с герба Ярославля медведь с секирой балансировал на чёрно-белом мяче. Прямо по курсу в лёгкой облачности гламурно розовел закат.
Сутулова окружающая обстановка не интересовала, он калькулировал свои финансовые возможности. За оказанную помощь, столь неформальную и действенную, надлежало проставиться. Командировочные убойщик получил на двое суток, но это были горькие слёзы, а не деньги. Залезать в подкожные не хотелось, с зимы убойщик откладывал на автомагнитолу. С двумя детьми и женой, инвалидом третьей группы, на государевой службе не зажируешь.
И тут подполковника осенило — Петрушин обязан иметь НЗ[335].
«Надо раскрутить дембеля на пузырь. Весь день он сопли жевал. Шланговал! Пусть компенсирует натурой. Прикладывается Валерка к маленькой, а в сумке у него должна быть ноль-пять. А на второй пузырь и на закусь мы с ним скинемся. Так будет по чесноку!»
11
17–18 июня 2004. Четверг-пятница
22.00–08.00
Задержание повергло Жидких в ступор. Целой ночи не хватило, чтобы выйти из состояния грогги[336]. В голове бешено крутилась карусель вопросов без ответов.
«Как они так быстро на меня вышли?! Откуда узнали Любкин адрес?!»
Осведомлённость ментов ошарашила. Им было известно про Врублёвскую. Заика-опер сказал: «Кореша тебя заждались, Пандус с Молотковым». От этих слов у Валеры кромешно почернело в глазах, а сердце забилось, как у пойманного крольчонка.
Начни опера банально грузить за подельников, Жидких подумал бы: «мусорской прогон»[337]. Но фраза про пацанов была брошена мимоходом.
За делюгу менты не спрашивали вовсе, будто неинтересно им было. Так случается, когда у них навалом доказухи, и твои показания по барабану.
Пребывая в шандарахнутом самочувствии, Валера замечал свои косяки, но тупо продолжал лепить их один хлеще другого.
Вместо того, чтобы возмущаться творящимся беспределом и выяснять основания задержания, он молчал, стеклянным взглядом уставившись в одну точку.
При составлении протокола за мелкое хулиганство он не закатил скандала по поводу ментовской провокации. Даже не отказался отдачи объяснений. С покорностью лоха расписался во всех графах типографского бланка,
