Жемчужина Лабуана (сборник) - Эмилио Сальгари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вручив старику половину условленной суммы, они взошли на борт, вежливо приветствуемые индийцами, составлявшими экипаж.
Сандокан и Тремал Найк уселись на корме под навесом, который рыбаки натянули, чтобы защитить их от солнца. Янес, француз и погонщик спустились под палубу, в каюту, которую шкипер предоставил в их распоряжение, чтобы они немного смогли отдохнуть.
Пинас, который казался хорошим парусником, оттолкнулась от берега и направилась к нескольким островам, которые виднелись сквозь туман, поднимавшийся над лагуной.
Ужасный смрад исходил от этих вод, где разлагалось огромное количество трупов, принесенных сюда течением по протокам Сундарбана. Попадались полуразложившиеся головы, разорванные спины, руки и ноги, которые колыхались и сталкивались на волнах от проплывавшего мимо пинаса.
На некоторых из трупов стояли на своих длинных ногах марабу, время от времени вырывая клювом куски уже разложившегося мяса и жадно заглатывая их.
– Сколько же этих плавучих кладбищ! – сказал Тремал Найк.
– Не очень весело, – ответил Сандокан.
– Правительство Бенгалии поступило бы мудро, приказав похоронить всех этих людей под трехметровым слоем земли. Оно бы избежало холеры, которая почти каждый год посещает столицу.
– А зачем их бросают в реку?
– Индийцы, которые желают попасть в рай, должны добраться туда по Гангу.
– Который, видимо, в него впадает? – смеясь, спросил Сандокан.
– Этого я не знаю, – ответил Тремал Найк. – Однако мне так не кажется. Я видел, как он впадает в Бенгальский залив и смешивает свои воды с морем.
– Так все эти люди попадут в ваш рай?
– О нет! Воды Ганга, которые считаются священными, не очистят душу человека, который убил, например, корову.
– Тяжкое преступление, по-вашему?
– Которое приведет его прямо в ад, где виновный будет страдать от голода, жажды и змей, непрерывно пожирающих его.
– Страшное место – этот ваш ад, – сказал Сандокан.
– Наши священные книги говорят, что там царит вечная ночь и не слышно ничего, кроме стонов и ужасных криков. Страдания, которые там испытывают, ужасны. В зависимости от вида грехов там есть и муки для каждого органа, каждой части тела. Огонь, железо, змеи, ядовитые насекомые, дикие звери, хищные птицы – все используется, чтобы воздать осужденным за их грехи.
– И это наказание длится вечно?
– Нет, в конце каждой эпохи, которая длится несколько тысяч лет, они опять вернутся на землю: кто в облике животного, кто насекомого или птицы, чтобы в конце концов, настрадавшись, очистится. Вот каков этот наш ад, где правит Йама, бог смерти и тьмы.
– Но у вас есть и рай, наверное.
– И даже не один, – ответил Тремал Найк. – Есть рай бога Индры, обитель всех добродетельных душ, есть рай Вишну. Есть другой, который принадлежит Шиве. Есть тот, где правит Брама, предназначенный исключительно для браминов, которые считаются у нас людьми высшей касты и которые…
Ружейный выстрел и пуля, просвистевшая над головами, внезапно оборвали их разговор. Один из матросов, находившихся на носу, выстрелил из карабина. Тремал Найк и Сандокан были настолько поражены, что застыли неподвижно. Оба решили, что выстрел случайный. Они и вообразить не могли, что тут измена. Но все дальнейшее подтвердило, что пуля предназначалась именно им.
– Вперед, ребята! Доставайте ножи и арканы! – бросая руль, закричал шкипер.
Индийцы выхватили ножи и размотали арканы, спрятанные под их широкими куртками.
Увидев это, Сандокан зарычал от ярости. Он бросился за карабином, оставленным у борта, но карабин исчез, как исчезли и карабины его друзей.
Молниеносным движением он схватил валявшийся на палубе обломок весла и бросился на бак, крича громовым голосом:
– Измена! Янес, Люссак! На палубу!
За ним последовал Тремал Найк, вооружившийся топором, который он заметил на соседнем бочонке. Индийцы расступились, стараясь их окружить; их ножи и арканы не предвещали ничего хорошего.
– Вперед, ребята! – подбадривал их шкипер, размахивая саблей в правой и кинжалом в левой руке. – Хватайте врагов Суйод-хана!
– Ах ты, старая собака! – закричал Тремал Найк. – Ах ты, пес шелудивый!..
Он бросился к шкиперу с топором, но тот отступил за спины матросов. Силы на палубе были неравны: восемь матросов бросились на них, как тигры. Это были крепкие парни, гибкие и изворотливые. Они медлили, но не потому, что боялись их, а словно выбирая позицию для лучшей атаки.
– Спасайся на корме, Тремал Найк! – закричал пират. – Продержись полминуты!
Против него самого было трое. Прыжком пантеры он бросился на одного из них и, вскинув над головой обломок весла, молниеносным движением обрушил его на голову противника. Туг с проломленным черепом рухнул на палубу, как бык под ударом мясника. Но в ту же секунду аркан взвился над головой пирата и захлестнул его левую руку.
– Попался! – закричали, торжествуя, душители. – Вали его на палубу, ребята!
– Попробуйте!.. – вскричал Сандокан.
Он бросил весло и, нагнувшись, ударил ближнего головой в живот. Переломившись в поясе, тот упал и покатился по палубе. А Сандокан набросился на третьего, который с ножом готовился напасть на него сзади. Обманным движением он выбил у него нож и стиснул руку железным захватом. Однако индиец был сильнее, чем думал Сандокан, и в свой черед вцепился рукой ему в горло. Набежавшая волна качнула пинас, и они упали, продолжая бороться на палубе.
Тем временем Тремал Найк отчаянно защищался, размахивая топором и отступая к корме. Он уже избежал двух арканов и сабельного удара, который пытался нанести ему шкипер, но долго шестерым сопротивляться не мог.
Его прижали к мачте и уже набросили на шею аркан, когда на палубу ворвались Янес и де Люссак вместе с погонщиком слона.
Разбуженные криком Сандокана, они сразу же вскочили с коек, ища глазами свои карабины, но их оружия в каюте не было – оно исчезло, как и оружие их товарищей. Однако ножи еще были при них, и, не медля ни секунды, все трое выскочили наружу. Туги, теснившие Тремал Найка, увидев двоих белых и погонщика, ворвавшихся на палубу, тут же разделились: трое из команды бросились на них.
– Ах, канальи! – выругался португалец, отпрянув к кормовому навесу и одним рывком срывая его, чтобы обернуть вокруг левой руки. – Так здесь измена? Ну, ублюдки, держись!
И он бросился на тугов, подставляя под удары ножей защищенную брезентом левую руку, а правой готовясь нанести смертельный удар. На борту разгорелась яростная борьба, в то время как пинас, предоставленный сам себе, кружился и кренился с борта на борт посреди лагуны.
Туги побросали свои арканы, ставшие бесполезными в схватке лицом к лицу, и действовали ножами. Владели они ими надо сказать, совсем не плохо. Тремал Найк и погонщик отступали под натиском их к корме, а де Люссак стремился прийти им на помощь, но пока безуспешно.