Технология любви - Иван Сохатов

Я, скрупулёзно, разобрал финансовую сторону, как основу всякого дела и благосостояния.

Начинал брат вместе с другом детства – Стасом. Достижения их соответствовали вложенным усилиям. На Бугре – в посёлке, где оба купили участки под строительство домов – всё было, как на диаграмме: высился дом Стаса и рядом зарастал лопухами фундамент, который «ляпнул» брат. В денежном выражении разрыв был ещё больше. Но брат тоже предприниматель и деловой человек, как и Стас. Потому оба они, по мнению брата, были в одном ранге. Как деловому человеку брату не страшны передряги и временные сложности: каких-то десять – пятнадцать тысяч долларов не имеют для него решающего значения. Он перекрутится. Надо будет – достанет.

Вторым пунктом – актёрка. Или, наоборот, она первым. При значительном положении брата ему нужна видная жена. Такому человеку как он, не солидно жить со скромной работницей банка. Но актерке больше подошёл крепкий парень на «Мерседесе», а не сердечник с долгами.

Живопись брата тоже пришлась неудачно. Он понимает себя художником – ну, немного непризнанным. Так бывает. Его замыслы – их немного, больше было желания их замыслить – когда-нибудь осуществятся. Лет двадцать он готовил их реализацию – всё появлялись поводы для отсрочки. Теперь вот болезнь, которую надо переждать. Всё это было пустое. Никаким художником он никогда не был. Мог нарисовать что-нибудь похожее на куб с тенями – не более.

Сколько он протянет ещё? Тоня не делала никаких предсказаний. Но, как она и предупреждала, ни брат, ни Папуля, ни я – никто из нас об этом уже не думает. С лица брата исчезла отёчная одутловатость и неприятная синева, он часто улыбается и более подвижен. Говорит уже без запинки. Мы все надеялись на лучшее. Он буквально грезил строительством домика на том самом ляпнутом фундаменте. Дни напролёт рисовал его на компьютере и был очень доволен собой и своим занятием. Картинка получалась симпатичная.

Тоню он видеть не хотел. По его мнению, врачи поверхностно смотрят на вещи. Он поймал её на рассуждении о крепости сигарет. Как-то она сказала, что две три сигареты в день – не вредно и крепкий табак действует на организм так же, как слабый. Ничего подобного. Крепкие сигареты он курить не может: от одной двух затяжек чувствует боль в левом подреберье, тогда как пару слабеньких выкуривает с удовольствием. Мне тоже это показалось сомнительным.

Мы общались с ней в эти дни по телефону, и разговор наш начинался с брата. Я рассказывал про наше хождение по огороду, но тем и ограничивался. Что ей до наших проблем? Она была согласна: такие променады полезны.

Она спрашивала меня, как дела у брата с его актёркой. Мне нечего было ей сказать. Равнозначны ли их чувства? Не редко любовный угар испытывает кто-то один, а другой только делает вид – из жалости или элементарного расчёта. Стоило ли рассказывать, что брат на счастливого влюблённого похож как кот, перед носом которого захлопнулась дверца холодильника с колбасой.

Мы говорили об общих знакомых – их немного. Вспоминали Обезьяна. Когда поедем к нему в гости? Я готов хоть завтра, но она может поехать только на следующей неделе. Там у неё появится окошечко.

Приближались новогодние праздники, и мне жаль было терять деньги, которые я мог заработать с гораздо меньшими усилиями, чем в другое время. Я уверяю её, что мы прекрасно съездим к нему и позже, и потому, с какой готовностью я согласился на отсрочку, она понимает, что моё желание ехать зимой за город по скользкой дороге – невелико.

Беспокойство о незавидном положении брата усилила одна моя пассажирка. Её светло-серый плащ я заметил издали. Рядом с ней, прямо на тротуаре – поместительная сумка. Было около восьми вечера. Я сразу подумал: не агитатор ли? Куда может спешить в такое время симпатичная девушка с большой сумкой? Может быть, сбежала от мужа или любовника? Деньги за поездку предлагает небольшие, но ей надо в больницу. Я поднимаю цену на пятьдесят рублей – она соглашается.

Я не пожалел, что не зарядил, как следует. За то я услышал разговор не со стороны брата, а с другого конца провода. Приведу его с возможной точностью.

Она больна – температура высокая.

По виду не скажешь. Лицо свежее и никаких признаков жара. Выговор у неё странный: тянет гласные, и ударения делает не всегда там, где нужно. Так говорят на юге, в Крыму.

В сумочке звонит мобильник. Она быстро находит нужную кнопку и отключает его.

– Друг звонит, – поясняет она. – Я ему сказала, что уеду на недельку. Волнуется. Где, что, с кем? Много задаёт вопросов.

– Так в больницу же?

– Ну и что? Ему, зачем знать, что у меня болит что-то? Он должен думать, что я здоровая. Пусть поволнуется, подёргается, как следует.

– Не обидится?

Следует лукавая улыбка:

– Пусть обижается. Это способствует… – Её перебивает ещё одна телефонная трель. Она опять уверенным движением находит аппарат. – Это же игра всё, а то он со своей жёнушкой слишком хорошо себя чувствует. Надо его подразмять немного.

– Тебе виднее, – говорю я согласительно. В ней есть какая-то простоватость, позволяющая обращаться к ней на «ты».

– Полежу в больнице, отдохну немного, а то на работе замучили. С таким трудом удалось устроиться. Сначала я вызвала неотложку. Те говорят: иди к участковому. А к нему очередь на два квартала. Сделай, говорит все анализы. Это же надо в поликлинику неделю целую неделю ходить. Хорошо есть знакомые – уговорили взять без анализов.

Голосок у неё довольно звонкий. Ей опять звонят.

– Вот, пожалуй, отвечу.

Но она ничего не говорит, а молчит напряжённо, слушая трубку, лицо подёргивается в нервном движении.

– Нет, – вдруг резко выкрикивает она, – тебе то что? Я? Да. А вот тебе это должно быть совершенно безразлично. Твои чувства? А в чем они выразились за последнее время?

Уверенным жестом она кладёт телефон в сумочку. Трель мгновенно раздаётся снова. Она опять отключает сигнал.

– Надо выдержать – перебить темп, – поясняет она, – а то пошёл нахрапом. Должен меня слушать, а не говорить. Хороший парень, много работает, но попивает. Его можно понять: крупная фирма, оптовая торговля, постоянный стресс. Не досмотрел – потерял. Такими деньгами крутит, что жуть берёт.

– А сама чем занимаешься?

– Секретарь – референт. С двумя языками – французским и итальянским. Много приходится работать в Швейцарии. – Быстрый взгляд – понять какое это произвело впечатление. Посредственное. Некоторая резкость движений и произношение вызывают сомнения. Она и на родном языке говорит с акцентом – а, на языке, выученном на курсах?

– Так много всяких встреч, приёмов, фуршетов. Кручусь как белка в колесе.

Опять раздаётся телефонная трель.

– У—у, задолбал совсем. – Она порывисто выхватывает телефон из сумочки. – Ну что тебе?

Теперь она слушает без напряжения, улыбаясь, поглядывает на меня.

– Куда еду? К друзьям еду. Отдохнуть немного. Друзья мои не то, что ты – они обо мне позаботились. Да, может быть и мальчики. Да позаботятся, а ты вали к своей жене.

Следует весомая пауза. Вдруг, ни с того – ни с сего, она всхлипывает и взрывается резким визгливым плачем. Видимо с той стороны следует успокоительная реляция. В этот момент она поворачивается ко мне и подмигивает заговорщически. Потом она опять внимательно слушает и подносит указательный палец к губам, показывая мне, что надо молчать. Следует ещё одно трагическое всхлипывание – за ним идёт текст:

– Я всё время одна. Ты мне подарил, да я помню. Телевизор меня не радует. Я помню, как было, – опять жалобное всхлипывание. – Будет? Не знаю я, что будет. Мне так одиноко и грустно. Одна я в этой жизни. Не на кого опереться. И ты тоже. Ты только кричишь на меня. Да. Ты сам не замечаешь, что и как делаешь. С женой своей ты тоже так обращаешься? Чего я от тебя хочу? – Пауза мгновенна, как точка между двумя предложениями. – Ничего я от тебя не хочу. – В голосе одна сталь. – Придурок. Да таких как ты деловых людей на базаре пучок по рублю продают. Недоумок. Кретин. Как только жена тебе деньги доверяет, когда в магазин посылает. Господи, угораздило же связаться.

Она не всхлипывает, а воет трагически. И опять поднимает палец, чтобы я не брякнул что-нибудь в утешение, а на той стороне не услышали. – Всё отстань от меня, отстань. Не хочу видеть тебя никогда больше. – Она плачет в трубку. – Всё! Я сказала. Нет. Никогда.

И прячет трубку глубоко в сумку.

– Теперь не буду отвечать часа два. Пусть переварит сначала. – Она произносит это ровным голосом, без всякого надрыва, через мгновение улыбается:

– Хороша? А? – она явно довольна собой и ей хочется услышать слова одобрения.

– Да-а, – я тяну гласную, стараясь вложить своё искреннее восхищение. – Высший пилотаж. А если не позвонит?