Древняя Спарта и ее герои - Лариса Гаврииловна Печатнова

в пропагандистских целях лидерами национал-социализма. Вспомним, например, заклинания Геринга, обращенные к немецким солдатам во время решающих боев за Сталинград. Он призывал их сражаться так же храбро и самоотверженно, как за два с половиной тысячелетия до них сражался царь Леонид со своими тремястами спартанцами. Сам Г. Берве за несколько дней до капитуляции Германии прочитал в Мюнхене доклад на тему «Спарта».

В послевоенный период появилось немало специальных исследований, в которых рассматриваются спорные вопросы, связанные с данной проблематикой[84]. Не пропал интерес к сюжетам, связанным с Фермопильским сражением, и в новейшей историографии.

Первое военное столкновение Запада и Востока, определившее на многие века путь развития европейской цивилизации, произошло в начале V в. Греческим государствам во главе с Афинами и Спартой удалось дать отпор армии Персидской державы. Если учесть совершенно несопоставимые финансовые и людские ресурсы противников, то победа эллинов в Греко-персидских войнах (500–449) кажется настоящим чудом. Вряд ли кто-либо, будучи в здравом уме, мог поверить, что эллины будут на равных сражаться с армией величайшей мировой державы, какой на тот момент была Персия. С момента образования Персидского государства в середине VI в. в его состав вошли такие крупнейшие восточные царства, как Вавилон, Лидия, Египет. Конечно, персидский царь Дарий, начиная кампанию против греков, даже не мог себе представить, что с Элладой ему не удастся справиться так же легко, как это сделали его предшественники на троне Кир Старший и Камбиз с многочисленными государствами Востока. Но в Греции ему пришлось столкнуться с совершенно иным человеческим материалом.

Что касается греков, то только в ходе этого столкновения они осознали свое принципиальное отличие от людей Востока и начали противопоставлять себя всему остальному миру. Идея национального единства, не чуждая грекам архаического периода, теперь, в момент наивысшего напряжения сил, взяла верх над извечной обособленностью отдельных городов-государств.

В ходе Греко-персидских войн окончательно сложился образ варваров как людей ущербных и во многих отношениях уступающих грекам. Прежде тема варваров звучала в литературе с явно негативным подтекстом лишь изредка, но начиная с V в. пренебрежительное отношение к ним стало общим местом во многих литературных произведениях. На этот новый подход, спровоцированный, в конечном счете, победой греков в войне с персами, не раз обращали внимание исследователи. Так, по словам Э. Д. Фролова, «у писателей собственно классического времени — афинских трагиков и Геродота — оппозиция эллины — варвары развернута в целую концепцию вечного радикального противостояния двух этнополитических комплексов: западного, эллинского, воодушевленного идеалами гражданской свободы, и восточного, варварского, исполненного деспотического или рабского начал… При этом укоренившееся представление о военно-политическом превосходстве эллинов над варварами не только демонстрируется (у тех же Эсхила и Геродота в описании решающих схваток греков с персами), но и развивается в телеологическую идею о естественной предназначенности варваров быть рабами у эллинов»[85].

Но победа в Греко-персидских войнах привела греков не только к осознанию своей национальной исключительности. Среди самих греков был выделен один народ, проявивший беспрецедентную отвагу в борьбе с персами. Этим народом были спартанцы. Их царь Леонид вместе со своим небольшим отрядом, защищая горный проход через Фермопилы, вступил в сражение с огромной персидской армией, прекрасно сознавая, что ни у кого из его воинов нет ни единого шанса остаться в живых. Подвиг царя Леонида и его отряда произвел огромное впечатление как на современников, так и на потомков. На этом примере воспитывались многие поколения греков. В глазах всей Эллады спартанцы стали восприниматься как особый народ, наделенный уникальными свойствами.

Репутация Спарты как самого удивительного и загадочного государства привела к появлению обширной литературы, посвященной спартанской тематике. Хотя сами спартанцы не занимались изящной словесностью, за пределами Спарты нашлось немало так называемых лаконофилов (поклонников Спарты), которые в своих произведениях выступали апологетами этого государства.

Так, первое дошедшее до нас произведение, специально посвященное Спарте, принадлежит Ксенофонту, писателю, чья судьба была теснейшим образом связана с этим государством. В трактате «Лакедемонская полития» Ксенофонт подробно описывает удивительную для прочих греков систему спартанского воспитания, благодаря которой в спартиатах успешно культивировалась такая важная, с точки зрения Ксенофонта, черта, как «гражданская добродетель» (Xen. Lac. pol. 10, 7).

Но и до Ксенофонта были писатели и поэты, которые хотя и не посвящали Спарте отдельных произведений, однако выделяли спартанцев из общей массы греков. Среди них главное место занимает Геродот. Именно он первым в своей «Истории» рассказал о подвиге царя Леонида и дал высочайшую оценку вкладу спартанцев в общую победу греков над персами. Прежде чем процитировать одно из самых ярких высказываний Геродота о Спарте, напомним, в каком контексте у «отца истории» прозвучала эта ставшая хрестоматийной оценка.

Во время похода персов на Грецию (480 г.) в ставке царя Ксеркса находился бывший спартанский царь Демарат, выступавший его советником по греческим делам. Ксеркс, уже находясь во Фракии, производит смотр своей огромной армии и гигантского флота. Не сомневаясь в своей победе, он тем не менее задает Демарату риторический вопрос, верит ли тот, что греки способны оказать ему сопротивление. Демарат в свою очередь спрашивает, хочет ли царь услышать правду.

Получив утвердительный ответ, он говорит: «Я воздаю, конечно, хвалу всем эллинам, живущим в дорийских областях. Однако то, что я хочу теперь тебе поведать, относится не ко всем им, но только к лакедемонянам. Прежде всего они никогда не примут твоих условий, которые несут Элладе рабство. Затем они будут сражаться с тобой, даже если все прочие эллины перейдут на твою сторону. Что же до их численности, то не спрашивай, сколько у них боеспособных воинов. Ведь если их выйдет в поход только тысяча или около того, то все равно они будут сражаться!» (VII, 102).

Не случайно Геродот вкладывает эти слова в уста именно Демарата. Тем самым он убеждает своих читателей в их бесспорной объективности. Ведь апологию своим бывшим согражданам произносит смертельно обиженный на спартанские власти человек, незаконно лишенный царской власти и вынужденный уйти в изгнание. Этой краткой репликой Демарат как бы предвосхищает грядущее событие — сражение у Фермопил и подвиг царя Леонида.

Сам Леонид и триста его воинов во многом благодаря рассказу Геродота становятся знаковыми фигурами. Они повели себя так, как предписывали спартанские установления. Своим поведением при Фермопилах спартанцы доказали замечательную эффективность законов Ликурга. Созданная еще в эпоху ранней архаики (начало VIII в.) уникальная общественнополитическая система, превратившая всех граждан в воинов, а Спарту — в военный лагерь, тут полностью оправдала себя. Как замечает Арнольд Тойнби, «Ликургова система во всех своих проявлениях была направлена только к одной цели; и эта цель была Спартой достигнута. При Ликурговой системе