Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья - Марк Еленин

— Нонсенс, — остановившись, повернулся резко Врангель. — На каком основании?

— В чемодане находилось несколько советских газет, продажа коих в Королевстве запрещена, а в Германии — свободна. Я взял их по просьбе вашего высокопревосходительства. Их мне передали в последний момент, и они не попали в «дипломатическую вализу». Случайно.

— Промах, Альберт Николаевич.

— Согласен, непростительная оплошность. Но далее! Несмотря на мои протесты, я был препровожден опять-таки в Берлин, где вновь подвергся допросу. Мне объявили, что я не Венделовский, а известный террорист Каменский, направляющийся в Сремски Карловцы, чтобы убить... генерала Врангеля.

— Действительно смешно.

— На мое счастье и фон Лампе, и Климович, оказавшийся в Берлине, сумели удостоверить мою личность. Евгений Константинович объявил: в задержании — ничего случайного. Было получено сообщение о готовящемся аттентате, и мои фотографические карточки разослали повсюду.

— Грустно... Ах, Климович, Климович! Где его хваленый нюх? Возможно, кто-то работает под нашу разведку и по-прежнему весьма интересуется почтой? Ваши соображения?

— Весьма трудно вояжировать одному, ваше высокопревосходительство. Необходима подстраховка.

— Но вы не ответили на мой вопрос.

— Я затрудняюсь. Есть десяток предположений.

— Извольте изложить их письменно. А пока поездки в Софию отменяются. Остается маршрут Париж — Белград и обратно — через Вену и Будапешт. Тут мы сумеем прикрыть вас, — Врангель посуровел; рассказ возвращал его к повседневным заботам — заговорам, политике, борьбе: — Есть еще что-нибудь, стоящее внимания?

— Так точно! Убит Агеев, возникло шумное дело Покровского в Болгарии. Арест Хлусова — в Белграде. Все грубо, прямолинейно, грязно. Дипломатические просчеты и их последствия абсолютно не вызывают у меня сомнений.

— Да-а, — протянул Врангель раздумчиво, внутренне соглашаясь с курьером, хотя признаваться в том, что обе болгарские акции шли, по существу, без его ведома, ему не хотелось. Словно проверяя Венделовского, он поинтересовался его отношением к царю Борису — о нем ходят самые противоречивые разговоры. Каков он, сын царя Фердинанда Первого? Декоративный правитель или реальный политик, дальновидный, хитрый, умный и образованный?

Альберт Николаевич имел четкое и не упрощенное представление о Борисе Третьем, держащемся постоянно в тени, делающим нужную ему политику чужими руками. Но стоило ли делиться с Врангелем правдой, и кому эта правда была нужна теперь? Врангелю? Для чего? Для установления запоздалого контакта? С какой целью, если он первоначально выбрал Александра и сербскую ориентацию! До проверки ситуации любой ответ не годился. Но времени для раздумий не было, и Венделовский сказал простодушно:

— Схема его правления элементарно проста. Ему надо сберечь трон и передать его по наследству. Все! Отсюда — исключительная скрытность своих планов при широко демонстрируемой любви к своему народу и даже показному демократизму.

— А задачи? Чего он добивается?

— Любви своего народа, ваше высокопревосходительство. И, надо сказать, не без успеха. О правителе ходит масса рассказов, похожих на былины, на легенды о «народном царе».

— Ну-ка, ну-ка, — Врангель заинтересован. Он даже замедляет шаги, направляясь к беседке. — «Народный царь»? Истории известны аналоги.

— Вы имеете в виду императора Александра Первого?

— А вы стали читать мои мысли, Альберт Николаевич. Присядем. Я заинтересован! Более того — заинтригован! Продолжайте!

— Царь Борис живет якобы очень скромно. Любит болгарскую природу и много путешествует, почти без охраны. Вот пример. Возле женщин, работающих в поле, останавливается авто. Выходит царь, просит испить водички. Его узнают. Борис беседует с женщинами. Они жалуются ему на тяжелую жизнь. «Всем нам туго, — вздыхает царь. — Страна окружена недругами. «Черный хлеб» — плохо, но черные косынки вдов — хуже». Женщины крестятся, некоторые пытаются поцеловать его руку. Но Борис сам целует руку какой-нибудь старушке. Вокруг ликуют... Или еще история. Мальчик и девочка выходят на лодке в море. Начинается буря. Перепуганные дети тщетно зовут на помощь: никто не решается вступить в борьбу с гигантскими волнами. Но вот рокот мотора. Смелый и решительный человек спасает мальчика и девочку. Когда катер пристает к берегу там уже огромная толпа! Человек бережно передает детей родителям, которые со слезами на глазах благодарят спасителя и благословляют его. «Ведь это царь наш!» кричит кто-то. Следует еще сцена общего умиления.

— Недурно! — восклицает Врангель. — Молодец. Есть чему поучиться, а? Ну, рассказывайте, рассказывайте!

— Таким случаям несть числа, ваше высокопревосходительство. Заменив машиниста, царь как-то вел поезд из Софии в Пловдив и предотвратил крушение; избежал чудесным образом не менее десятка покушений, хотя всюду ходит и ездит без охраны; не гнушается пожимать сотни рук и раздает деньги до тех пор, пока не показывает вывернутые карманы: ничего, мол, нет, всем одарил своих подданных.

Врангелю рассказанное понравилось. Он продолжал требовать все новых подробностей, деталей. Тут внезапно выбежала из боковой аллейки, катя обруч, дочь Врангеля — Елена. Она запыхалась, раскраснелась. И смутилась от внезапной встречи: знала Венделовского. Именно Альберт Николаевич недавно привез ее и брата Петра сюда из Брюсселя. Стройная и подвижная Елена с детским, мягким выражением лица, становилась, к сожалению семьи, все более похожей на отца. Тот же удлиненный овал лица, светло-серые, чуть навыкате глаза, высокая, точно сплюснутая фигура. Тут кровь барона оказывалась несомненно сильнее, забивала хрупкую красоту и женственность матери. С природой и богом не поспоришь! Оставалось лишь надеяться: подрастет — с наступлением девичества, может быть, изменится, похорошеет. Ловко схватив обруч, Елена сделала книксен и, став совершенно пунцовой, дружески поздоровалась с Венделовским, спросила, не сдерживая радости:

— Вы здесь? Надолго ли, Альберт Николаевич?

— Трудно сказать, мадемуазель: дела, дела.

— А если я попрошу рара? Неужели мы не сможем и сегодня поиграть в фанты?!

— Боюсь, Елена Петровна...

— Фу! Вы плохой. Рара, распорядитесь, прошу вас. Пожалуйста! Альберт Николаевич такой выдумщик.

— Елена, пожалуйста, оставь нас, — сурово сказал Врангель. — Закончив дела, Альберт Николаевич обязательно зайдет.

— Сегодня? — напористо спросила девочка — характером Елена походила на отца. — Обещаете? А потом...

— Если позволят обстоятельства, — уже совсем строго перебил ее Врангель. — Ты задерживаешь нас.

— Я понимаю, — сдержанно ответила девочка. — Простите, рарД. До свидания, Альберт Николаевич. Мы рады видеть вас всегда.

— Спасибо, Елена Петровна. Сердечный привет вашей матушке и Петру Петровичу. Мы увидимся. И придумаем самую замечательную игру. Обещаю.

— Ах, дипломат, дипломат! — вздохнул командующий то ли с одобрением, то ли с осуждением. — Вы очаровали мое семейство. Только и слышу: «Венделовский, Венделовский!» Что мне делать?

— Вы же знаете, ваше высокопревосходительство, я готов служить вам на любом посту. Только воспитатель детей из меня не получается.

— Вы потрясающий человек! — это было высшей оценкой подчиненного в устах Врангеля. Он хотел сказать еще что-то приличествующее моменту, но из-за кустов аллейки, где скрылась Елена, вновь появился ротмистр Знаменский, сделал непонятный жест, не то подзывающий главкома, не то призывающий его к тишине. Врангель подчинился — это было удивительно.

Послышались приглушенные голова. До Альберта Николаевича долетали отдельные слова: «Кутепов»... «Витковский»... «ситуация»... «Александр Цанков»... «меры»... Венделовский, дабы не мешать конспиративному разговору, отошел в сторону. Для себя он определил: Болгария, новые важные события начались или вот-вот начнутся.

«Золотой таракан» — как окрестил Альберт Николаевич Знаменского — отступил бесшумно, гравий не хрустнул, и ветка не шелохнулась. Врангель вернулся к дипкурьеру. На его отчужденном, замкнутом лице прочесть что-либо было невозможно. Таким главком становился в наиболее ответственные часы жизни — Венделовский знал это. Подозрения Венделовского подтверждались: Болгария! Да, что-то произошло именно в Болгарии.

— Господин Венделовский, — сказал Врангель прежним любезным тоном (вот она, выдержка!). — К сожалению, события, происшедшие внезапно, меняют мои планы. Срочно, без вызова, прибыл генерал Витковский с важным сообщением. Просит аудиенции.

— Какие будут приказания мне, ваше высокопревосходительство? — не выказывая никакого любопытства, спросил дипкурьер.

— Будьте готовы. Утром я найду вас. Есть задание: в Париже разыскать этого купчишку... хм... Шабеко. К нему повезете письмо.

— Желаю здравствовать, — Альберт Николаевич коротко поклонился, щелкнул по-военному каблуками, понимая, что главком хитрит.