Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни - Эмиль Золя

— Что же случилось? — говорила Полина иной раз вслух. — Мы любим друг друга, и мы так несчастны… Наша привязанность порождает одни лишь страдания.

Она непрерывно размышляла над этим, стараясь понять, в чем дело. Может, это происходит из-за несходства характеров? Она искренне хотела подчиниться, начисто отречься от своего «я», но это никак не удавалось ей, ибо все-таки разум одерживал верх и она пыталась навязать другим то, что считала разумным. Часто терпение ее иссякало, и между ними вспыхивали ссоры. Полина пыталась смеяться, шутить, потопить свои невзгоды в веселье, но это у нее не получалось, и она тоже выходила из себя.

— Нечего сказать, хороши! — с утра до ночи твердила Вероника. — Осталось вас теперь трое, а кончится тем, что вы глотки друг другу перегрызете… У госпожи тоже выдавались препаскудные денечки, но при ней не доходило до того, чтобы швырять друг в друга тарелками.

Даже на Шанто отражалось это постепенное, ничем необъяснимое охлаждение. Когда у него бывали приступы, он скулил сильнее прежнего, как говорила служанка. Потом больной начинал капризничать и грубить, у него появилась потребность непрерывно мучить окружающих. Дом превратился в ад.

И вот Полина в борьбе с последними вспышками ревности стала спрашивать, вправе ли она навязывать Лазару такую жизнь ради своего личного счастья. Конечно, она прежде всего хочет, чтобы он был счастлив, даже ценою ее слез. Зачем же держать его в тюрьме, принуждать к одиночеству, от которого он, видимо, страдает? Несомненно, он еще любит ее, он вернется к ней, когда сравнит и убедится, что она лучше, чем та, другая. Во всяком случае, Полина должна позволить ему выбирать; это справедливо, а идея справедливости оставалась для нее превыше всего.

Раз в три месяца Полина отправлялась в Кан за рентой. Она уезжала утром и возвращалась вечером, сделав целый ряд мелких покупок по списку, который составляла сама в течение всего этого времени. В июне она уехала, как обычно, на один день, но ее тщетно ждали к обеду до девяти вечера. Сильно встревоженный Шанто послал Лазара на шоссе, боясь, что произошло какое-нибудь несчастье; а Вероника невозмутимым тоном заявила, что они зря беспокоятся, верно, барышня задержалась и решила переночевать в Кане, чтобы сделать закупки. Все плохо спали в эту ночь, а на другой день с самого утра опять начались волнения. Около полудня Лазар, видя, что отец не находит себе места, решил ехать в Арроманш, как вдруг служанка, караулившая на дороге, вбежала с криком:

— Барышня едет!

Пришлось выкатить кресло Шанто на террасу. Отец и сын ждали, а Вероника тем временем сообщала подробности:

— Это карета Маливуара… Я издали узнала барышню по ее траурным лентам. Только мне показалось, будто еще кто-то рядом сидит. Ну и тащится эта кляча!

Наконец экипаж остановился перед дверью. Лазарь поспешил навстречу Полине, которая легко спрыгнула на землю, и уже открыл было рот, чтобы задать ей какой-то вопрос, но застыл на месте пораженный: следом за ней из кареты вышла другая девушка в лиловом шелковом платье в полоску. Обе шутили и смеялись, как старые добрые друзья. Лазар был так изумлен, что вернулся к отцу и сказал:

— Она привезла Луизу.

— Луизу! Что ж, это недурная идея, — воскликнул Шанто.

И когда они стали перед ним рядом, одна в глубоком трауре, а другая в ярком летнем туалете, он продолжал, придя в восторг от этого ниспосланного ему богом развлечения:

— Значит, вы помирились… Ведь я никогда не понимал… Ну не глупо ли? И как ты была не права, гадкая Луизетта, разве можно сердиться на нас, когда мы пережили такое горе!.. Все забыто, не так ли?

Молодые девушки стояли молча, в замешательстве. Обе покраснели и избегали смотреть друг на друга. Чтобы скрыть смущение, Луиза поцеловала Шанто. Но он требовал подробностей.

— Где вы встретились?

Луиза обернулась к Полине, глаза ее были влажны от умиления.

— Полина пришла к отцу, а я в это время вернулась домой. Не браните ее за то, что она осталась ночевать. Я сделала все, чтобы удержать ее… А так как телеграф проведен только до Арроманша, мы решили, что приедем одновременно с телеграммой… Вы прощаете меня?

Она снова поцеловала Шанто с былой нежностью. А ему только этого и нужно было. Если что-нибудь доставляло ему удовольствие, он считал, что все в порядке.

— А Лазару ты ничего не скажешь? — продолжал он.

Молодой человек стоял позади, через силу улыбаясь. Замечание отца вконец смутило его, тем более что Луиза снова покраснела, но не сделала ни шага навстречу. Зачем она явилась сюда? Зачем Полина привезла соперницу, которую так грубо выгнала из дому? Он стоял в оцепенении и никак не мог прийти в себя.

— Поцелуй ее, Лазар, раз она сама не решается, — мягко сказала Полина.

Она была очень бледна в своем трауре, но лицо ее было спокойно и взгляд ясен. С материнской заботливостью, с серьезным видом, какой у нее бывал всегда во время важных семейных событий, она смотрела то на Луизу, то на Лазара и только улыбнулась, когда он решился наконец коснуться губами ее щеки.

Тут Вероника, которая стояла сложа руки и наблюдала за ними, возмущенная, убежала на кухню. Она ничего не могла понять. После всего, что произошло, с ума она сошла, что ли!.. Барышня становится несносной, когда ей взбредет в голову показать свою доброту. Мало ей всей этой вшивой детворы, которую она тащит на кухню, теперь она еще вздумала привозить любовниц для господина Лазара! Ну и семейка, нечего сказать! Вероника отвела душу, поворчав у плиты, а потом снова вошла и крикнула:

— Завтрак уже ждет целый час… Картофель совсем обуглился.

Все ели с большим аппетитом, но один Шанто смеялся от души; он так развеселился, что не замечал смятения своих сотрапезников. Они обращались друг с другом сердечно и предупредительно, и тем не менее в душе их осталась тревога и печаль, как бывает после тех размолвок, когда люди, простив друг друга, все же не могут забыть неизгладимое оскорбление. Почти весь остаток дня ушел на устройство гостьи. Она снова поселилась в комнате второго этажа. И если бы еще вечером спустилась своим торопливым шагом г-жа Шанто и села за стол, можно было бы подумать, что полностью возродилось прошлое.

Около недели длилась неловкость. Лазар не смел расспрашивать Полину и не мог понять этого, как он говорил, странного и безрассудного поступка; мысль, что это жертва, что ему просто и великодушно предлагали сделать выбор, не приходила Лазару в голову. Несмотря на страстные желания, обуревавшие его в дни праздности, он никогда и не помышлял жениться на Луизе. Поэтому с той поры, как они снова оказались вместе, втроем, создалось ложное положение, от которого все страдали. Были минуты тягостного молчания, недоговоренные фразы, паузы, — все они боялись неуместных намеков. Полина, изумленная этим, вынуждена была подыгрывать, казаться еще более веселой, чтобы вернуть былую беззаботную дружбу. Правда, вначале она очень обрадовалась, — ей показалось, что Лазар возвращается к ней. Присутствие Луизы как будто успокоило его, он чуть ли не избегал ее, старался не оставаться с ней наедине, возмущенный самой мыслью, что снова может обмануть доверие кузины; теперь он испытывал к Полине болезненную нежность и заявлял с умиленным видом, что она лучшая из женщин, святая, что он недостоин ее. Полина была наверху блаженства и наслаждалась своей победой, видя, что он уделяет так мало внимания Луизе. К концу недели она даже стала упрекать его:

— Почему ты убегаешь, как только видишь нас вместе с Луизой?.. Меня это огорчает. Она наша гостья, и мы должны быть внимательны к ней.

Лазар, не желая отвечать, сделал неопределенный жест рукой. Тогда она позволила себе намекнуть на прежнее, это вырвалось у нее только раз:

— Я привезла ее сюда, чтобы ты знал, — я давно уже простила вас. Забудем это, как дурной сон, от него ничего не осталось… И видишь, я уже не боюсь, я верю вам обоим.

Лазар схватил ее в объятия и крепко прижал к груди. Он пообещал быть любезнее с Луизой.

С той минуты они проводили дни вместе. Вернулась прежняя дружба. Казалось, Лазар уже не скучает. Вместо того чтобы убегать к себе и сидеть взаперти, как дикарь и нелюдим, страдая от своего одиночества, он придумывал всевозможные игры, предлагал прогулки, после которых они возвращались, опьяненные свежим воздухом. И незаметно Луиза мало-помалу опять целиком завладела им. Он осмеливался подавать ей руку, снова упивался волнующим ароматом, которым были пропитаны кружева ее платья. Вначале он боролся с собой, хотел бежать, как только почувствовал, что снова увлечен. Но Полина сама требовала, чтобы он поддерживал Луизу, когда они шли вдоль обрывистого берега или перебирались через ручей. Полина прыгала, как мальчишка, а Луиза, с легким криком подстреленного жаворонка, падала на руки молодого человека. На обратном пути он вел ее под руку и снова слышался их приглушенный смех и перешептывания. Пока еще ничто не тревожило Полину, она по-прежнему бодро шагала вперед, не понимая, что ставит на карту свое счастье именно тем, что не устает и не нуждается в помощи. Ее здоровье, ее сильные руки не нужны Лазару. С каким-то веселым озорством она заставляла их идти вперед, под руку, словно желая показать им свое доверие.